"Кажется, я начинаю понимать, о чем моя картина"

"Счастлив ли высокий мужчина?" — так называется новый фильм Мишеля Гондри, премьера которого состоялась в Германии. С режиссером встретился обозреватель Огонька

Картина о философии, науке, лингвистике и продолжительности жизни снята в виде диалогов с философом Ноамом Хомским. Гондри прибегает к простейшим формам выражения своей мысли — с помощью 60-миллиметровой камеры, стопки тонкой бумаги и карандашей. Мысли ученого "переводятся" на язык мультипликации. Каждую мысль Гондри берется выразить с помощью зарисовок, со скоростью 24 рисунка в секунду.

— Темы, которые вы выбрали для фильма, как бы это сказать,— не для массовой аудитории... Зачем вам все это?

— Мне часто говорят, что мои фильмы похожи на сны. Но так же и наша реальность, она полна фантастических явлений, сложных систем и механизмов, которые мы не можем объяснить. Возьмем хотя бы такие явления, как гравитационное притяжение, "черные дыры", блуждающие волны. Что это? Фантастика или реальность? Счастлив ли высокий мужчина? Это всего лишь предложение, на примере которого Хомский пытается объяснить в моем фильме лингвистические теории. Выражение было выбрано мною не из-за смысла, а из-за интересной конструкции. Сначала у нас было другое предложение: "Выйдет ли тореро из мужчины, который занят на кухне?" Но оно показалось нам слишком сложным.

— Как вы уговорили Ноама Хомского на съемки?

— Хомский — не только замечательный ученый, но и открытый и приветливый человек. Меня поразили его терпимость и толерантность по отношение к людям, абсолютное отсутствие в нем таких качеств, как осуждение или оценка других. Он охотно идет на контакт. Правда, не могу похвастаться, что он с воодушевлением воспринял предложение об участии в съемках. Мне помогла его секретарь. Сначала она организовала мне встречу на 20 минут, с условием, что если я понравлюсь Хомскому, то смогу встретиться с ним еще раз. Потом я видел Хомского еще пять раз и отснял трехчасовой материл. Хомский не любит ходить в кино. Мой же фильм он посмотрел три раза!

— Какие задачи вы ставили, пытаясь объяснить теории Хомского?

— С одной стороны, научно-популярные фильмы сделаны сухим и скучным языком. С другой стороны, рисование является для меня лучшим способом выражения мыслей. И я решил: "Почему бы мне не "зарисовать" сложную научную теорию и сделать ее понятной и доступной для рядового человека?" Я и есть этот рядовой и наивный человек и хочу с помощью карандаша и бумаги "перевести" сложные мысли на понятный язык. Правда, мне в жизни еще не доводилось зарисовывать полностью всю картину, эта трудность побудила меня обратиться к языку анимации.

— Что особенно интересного в теориях Хомского?

— Работа человеческого мозга, процесс мышления, то, как наш мозг воспринимает окружающий мир. Мысли Хомского о "когнитивной психологии", функциях человеческого организма — памяти, воображении, внимании, восприятии информации. "Психолингвистические теории" — как соотносятся язык, мышление, сознание. Думаю, что мозг человека воспринимает реальность фрагментарно. То же самое распространяется на прошлое. "Прошлое" как бы состоит из фрагментов, а наш мозг произвольно — с помощью воображения — заполняет "провалы" в памяти. Этот процесс похож на создание фильма. Ведь фильм — тоже совокупность фрагментов, отдельных кадров, которые перерастают в "непрерывность" (continuity).

Одна из первых "психолингвистических идей" заключалась в том, что структура языка определяет мышление человека. Например, мой родной язык — французский; значит, я вижу мир отлично от, скажем, "англоговорящего" коллеги. Получается, что язык ограничивает наше познание мира и делает невозможным полное понимание человеком чуждой ему культуры. Подход Хомского — принципиально другой. Он считает, что в языке надо исходить из его структуры, формальных особенностей и способности владения им. Такой подход дает надежду, что я как француз не совсем безнадежен, если мне нужно понять культуру своего "соседа", англичанина.

Слова имеют "смысл" не по отдельности, а когда они сочетаются друг с другом, скажем, в одном предложении. От последовательности слов в предложении зависит правильность выражения мысли. Как и в математике, в языке можно создать неограниченное количество предложений, и человек делает это на подсознательном уровне. И тут мы возвращаемся к когнитивным способностям человека... Вы следите за моей мыслью? (Смеется.) Впрочем, когда я снимал фильм, я и сам толком ничего не понял. К счастью, мне удалось посмотреть его много раз, с французскими субтитрами, и теперь у меня создается впечатление, что я приближаюсь к пониманию своей собственной картины.

— Во время работы над фильмом вы монтировали "Зеленого шершня". Что сложнее — делать блокбастер или артхаусное кино?

— Это все равно как если бы вы спросили: "Кем быть легче: человеком верующим или неверующим?" Я вам отвечу, что верующим быть легче. За верующего человека уже подумали, ему составили расписание, по которому он живет, в его задачу входит "следовать расписанию". Свободный человек — первопроходец, ему надо все решать самому. То же и с артхаусом. А блокбастер — это я прихожу на студию, где все расписано заранее, где я действую в рамках жанра, и не нужно ничего придумывать самому — нужно лишь дирижировать процессом. Но и в этом есть своя прелесть. Голливудские проекты напоминают мне игру в лего. Правда, в такой игре есть своя опасность. Когда тебе дают много денег, то ожидают, что ты убедишь как можно больше людей вокруг. А если денег мало или снимаешь на свои, то ты являешься единственным человеком, которого нужно убедить.

— В этом году вас пригласили в международное фестивальное жюри (Берлинский кинофестиваль.— "О").

— Даже не напоминайте мне об этом. Стыдно! Представляете, мне нужно обсуждать фильмы своих коллег, может быть, критиковать их и высказывать свое мнение. А на следующем жюри эти люди будут сидеть на моем месте и говорить: "Что это за ерунду наснимал Гондри?" Хорошо, что у жюри есть президент, на котором лежит ответственность за итоги.

Беседовала Татьяна Розенштайн, Берлин