Ярко-черная жизнь

Выставка живопись

В Венеции, в Университете Ка Фоскари на Большом канале, открылась выставка "Сны реальности", посвященная творчеству Виктора Попкова. В конце прошлого года эти же самые работы показывали в Москве, в залах Академии художеств, но две выставки оказались совершенно разными. Из Венеции — ТАТЬЯНА МАРКИНА.

Художник один и тот же. Картины тоже — разве что огромное полотно под названием "Хороший человек была бабка Анисья" не влезло в двери Ка Фоскари и потому не показано, зато добавлен цикл фотографий Игоря Пальмина. Однако образ создается совсем другой: если в Москве главной темой всей выставки, очень неудачно затиснутой в два зальчика Академии художеств, было мрачное предчувствие смерти, то в Венеции это размышление о ней, иногда меланхоличное, иногда — мужественное.

На выставке около 40 работ Виктора Попкова (1932-1974), среди которых известнейшие, из Третьяковской галереи и других музеев, и 15 практически неизвестных, из собрания Фонда семьи Филатовых. Эти "частные" работы, сделанные успешным советским художником не для всесоюзных выставок, а для себя и друзей, уже в Москве стали камертоном, заставившим странноватых, но признанных советским официальным искусством "Строителей Братска", "Мезенских вдов" и "Шинель отца" звучать по-другому. Иногда Попкова называют конъюнктурщиком — за то, что "свел" татуировки на руках строителей Братска, заменил домино шахматами в "Бригада отдыхает" и "оделся" в свитер и брюки в автопортретной "Шинели отца" — хотя замысел был писать себя нагим. Другие представляют его чуть ли не антисоветчиком — за мрачный экспрессионизм поздних работ, грубые лица и руки персонажей, польские модные ботинки в той же "Шинели отца", за страшную картину "Он им не завидует", в которой зритель, идентифицированный с героем полотна, равнодушно смотрит из могилы и на скорбящих близких, и на парадный строй истребителей в небе.

Все это, взволновавшее и зрителей, и критиков в Москве, в Венеции не имеет почти никакого значения. Здесь выставка недаром проходит именно в Университете Ка Фоскари, который стал партнером российских организаторов — РОСИЗО и Фонда семьи Филатовых.

Университетские кураторы Сильвия Бурини и Джузеппе Барбьери получили от русских кураторов Натальи Александровой и Фаины Балаховской тщательно составленный и осмысленный набор картин, написанных Попковым на главные для него темы — жизни, судьбы, смерти. И взглянули на них очень по-итальянски, обращая внимание в первую очередь на форму и цвет. Не потому, что слабо осведомлены о том, что происходило в советской официальной живописи в 1960-х и 1970-х годах,— в университете читают уникальный курс по соцреализму. И фотографии у Игоря Пальмина итальянцы отобрали те, где запечатлены подробности визита Ренато Гуттузо, главного итальянского реалиста и коммуниста, не просто в СССР — в мастерскую к Виктору Попкову. Однако венецианский интерес к цвету в живописи, любовь к "большой картине", приоритет индивидуального перед социальным (в искусстве по крайней мере), и еще привычка ежедневно находиться и жить среди шедевров, и, наконец, венецианский волшебный свет, рассеянный, отраженный от воды,— все это превратило нашего Попкова, вроде бы мрачного, депрессивного, неживописного, в художника философствующего, отчасти мистика и в большой степени колориста.

Итальянские кураторы намеренно отказались от красного, идейного цвета в дизайне выставки, на который так привычно и хорошо ложится во всем мире советское искусство. Красный встречает зрителя в вещах самого Виктора Попкова — в реалистической и романтичной "Весне в депо", в которой обращение к наследию русского авангарда можно усмотреть в красном круге — колесе локомотива, и в зрелой "Белой лошади", где это наследие пережито, переосмыслено и выведено на новый этап в виде красного прямоугольника — здания электроподстанции в пейзаже, по-иконному опрокинутом на зрителя.

В основных залах к красному присоединяются другие цвета палитры художника — в мультимедийной инсталляции, в которую превращен автопортрет Попкова с этюдником из картины "Мой день". Выбирая цвета, можно вызвать на экране десятки полотен художника, систематизированных по колориту. Здесь есть и черная краска, с которой Виктор Попков ассоциировал собственную жизнь,— это, используя слова самого художника, "искристо черная".

Вообще, поражает свобода, с которой итальянские партнеры обращаются с таким серьезным и драматичным художником, как Виктор Попков. Мы сами никогда бы не смогли нарезать его картину на пазл или убрать в ряду "Строителей Братска" одну фигуру, чтобы можно было вставать в прореху и фотографироваться... Это очень полезно для художников, вроде бы насквозь известных и понятных,— попадать в чужие руки, привычные к искусству. Есть риск, что под идеологической шелухой ничего не останется — но Виктор Попков такое испытание выдержал.