В ГМИИ имени Пушкина открылась выставка графики Эрнста Неизвестного — иллюстраций к библейской книге Екклесиаста. Одновременно московское издательство "Присцельс" представило книгу, в которой текст Екклесиаста и эссе минского писателя Якова Кумока "Черное солнце Когелет" сопровождаются иллюстрациями Неизвестного. Писатель и художник знакомы давно и являются поклонниками творчества друг друга.
Не к столичной светской хронике, но к самой сути творчества Неизвестного относится тот факт, что вернисаж его посетили Татьяна Дьяченко, Егор Гайдар, Сергей Юшенков и Сергей Филатов. У входа в музей зрителей встречала скульптура "Человек, проходящий сквозь стену" из коллекции президента, которому она и посвящена — в ознаменование его "прохода сквозь стену" на последних выборах и в пожелание скорейшего преодоления другой стены — болезни.
Графические листы Неизвестного (тушь, местами тронутая сепией) демонстрируются в том зале, где обычно стоит слепок с гигантского Лаокоона, душимого змеями. Аура мучительных борений продолжает витать там, но теперь она поделена между отдельными листами, на которых переплетаются тела, искажаются лица, вздуваются мускулы и в упор смотрят слепые глаза. Во всем этом очень, очень много страдания. Вспоминается, что в эпоху поношения модернизма в СССР исключение делалось только для "Герники" и скульптуры Цадкина "Разрушенный Роттердам". Единственным оправданием искусству деформированных тел служила мотивация войной, которая тела деформировала первой. Так художник представал своего рода реалистом. Точно так же мотивировались в советском искусстве и работы Неизвестного, который прошел войну.
Как ни странно, и сейчас художник ищет оправдания своим формам — на сей раз он мотивирует их книгой проповедника Екклесиаста, которая кажется ему таинственной, многозначительной и, как он выразился, "необычной", вроде предсказаний Нострадамуса. Хотя, насколько можно судить по тексту Екклесиаста, который утверждал: "что было, то и теперь есть, и что будет, то уже было", а также "во многой мудрости много печали", к Нострадамусу он отнесся бы крайне отрицательно. Но, конечно, в массовом сознании эпохи биоэнергетики Библия и астрология действительно суть нечто из одной оперы.
Классическое искусство книгу Екклесиаста никогда не иллюстрировало — и, видимо, оно знало, что делает. Основная идея книги — "суета сует и всяческая суета" — должна была бы подвигнуть художника на отшельничество и недеяние, а вовсе не на умножение суеты своими довольно беспокойными графическими листами: "Для чего тебе делать, чтобы Бог прогневался на слово твое и разрушил дело рук твоих?" Творческая аскеза, если уж ее провозглашать, состоит не в том, чтобы нарисовать побольше и пострашнее, а в постоянном ограничении своих средств, в крайнем немногословии, иначе говоря, в минимализме, который и был подлинно антисоветским, поскольку антиобщественным, искусством. Пример тому — висящие сейчас в ГМИИ работы Дмитрия Лиона, который понимал опасность ощущения себя пророком и, как тонкий и духовно ответственный художник, чувствовал нечто вроде вины за умножение суеты мира своими работами, отсюда и осторожность его "недосказанной" графики.
Впрочем, художники имеют полное право быть разными. И если бы министр культуры не называл Эрнста Неизвестного гением, если бы директор музея не ставила его имя рядом с именами Рубенса и Рембрандта (в 30-е годы членом этой тройки был, как известно, Репин), если бы издательница не величала его "маэстро Эрнст", то, может быть, и не хотелось бы вспоминать, что он всего лишь один из целой плеяды. Тезис о "всемирной славе" Неизвестного столь голословен, что оспаривать его сложно: он и правда член нескольких академий наук, да к тому же и живет в Нью-Йорке, где, по мнению нашего обывателя, обитают одни только знаменитости. И все же как говорить о "славе" современного художника, если он не имел персональных экспозиций в таких ключевых точках, как Центр Помпиду, нью-йоркский Музей современного искусства, Институт современного искусства в Лондоне?.. Ясно, что выставиться в таких местах очень трудно, особенно для человека из России, который начал свою карьеру на Западе в пятидесятилетнем возрасте. Никто и не винит Неизвестного в том, что ему это не удалось. Только не надо бесконечной осанны.
Из художников "другого искусства", искусства неофициального, никто другой не приблизился к власти, кроме разве что проныры Шемякина, так что Неизвестный пожинает свою нынешнюю российскую славу за всех тех, чьи заслуги перед отечеством и искусством не ниже, если не выше. Почему именно Неизвестный? Есть несколько причин. Одна из них в том, что он скульптор, а значит, человек трудовой (не то что график, царапающий чего-то там в уголке). Скульптура, как и архитектура, столь материально весома, что не может показаться плохой (если дьявол есть только тень Бога, то все сущее — от последнего).
Увы, как и во многом другом, выбор у нас невелик. Конечно, Неизвестный лучше, чем Церетели, в эстетическом отношении, и куда лучше, чем Клыков, в политическом плане. Малейшая перспектива увидеть в ГМИИ выставку Клыкова должна была бы заставить нас умолять г-жу Антонову навсегда занять пространство музея произведениями Неизвестного.
В минувшую субботу в одной телепередаче были представлены шесть крупнейших наших художников: Глазунов, Шилов, Церетели, Андрияка и еще какие-то, имен которых я прежде никогда не слышала. Вслед за этим пошла передача "Арт-новости" с интервью еще одного, но совершенно с иной точки зрения крупнейшего: классика неофициального искусства 70-х Эрика Булатова. Где-то между этими двумя полюсами и располагается Эрнст Неизвестный. Выученик западного экспрессионизма и сюрреализма, крепкий профессионал скульптуры, новатор в 60-е годы, художник идейный и социальный, одновременно сохранивший диссидентскую энергию (в той же мере, в какой сохранил ее, скажем, Борис Ельцин). Есть в нем и нечто особенное: его искусство противопоставляют засилью массовой культуры, но графика его явно навеяна американским фантастическим кино типа "Звездных войн", которое я считаю одним из высших достижений современной цивилизации. Неизвестный мог бы быть автором отличных мультфильмов; но, увы, он выше этого.
Касательно текста Якова Кумока могу сказать только, что запретить кому-либо философствовать на любую тему совершенно не в моих правилах. В целом книга получилась красивая — ее можно подарить человеку, который готов взглянуть в лицо страданиям. Злые языки сказали бы — зубному врачу.
ЕКАТЕРИНА Ъ-ДЕГОТЬ
Выставка открыта до 3 ноября.