В галерее "Юнион" открылась выставка советского киноплаката, посвященная столетию отечественного кино. Если бы устроители хоть немного расширили временные рамки экспозиции, выставка могла быть значительно зрелищней.
Даже профессиональные зрители (а критики именно таковы), знающие наизусть все стабильные московские галереи и круг их интересов, легко могут быть посрамлены результатами собственных прогнозов. "Юнион" регулярно в течение нескольких лет устраивает выставки-продажи тиражной графики, хранящейся в ее собственной коллекции, в фонде "Новой галереи" и частных собраниях. На каждой выставке — дореволюционного ли коммерческого плаката или агиток времен гражданской войны — можно было найти какой-нибудь раритет и пополнить свои представления о развитии отечественной рекламы. Не имея возможности строить познавательные, музейной полноты показы, галерея всегда припасала для выставок, кроме обязательных "ударных" имен, какие-нибудь забавные и наивные анонимные работы. Такого лакомства для знатока можно было ожидать и от нынешней экспозиции, тем более серия выставок в Музее кино, прошедшая в прошлом сезоне, наиполнейшим образом продемонстрировала все этапы существования отечественной графики для кинематографа: лубочные картинки времен рождения кино, образцовая до сих пор по композиции и шрифтам графика двадцатых годов, идеологически выдержанный и монументально-неуклюжий плакат сталинского периода и оттепельные "настроенческие" киноафиши. Рекламой, не кривя душой, можно назвать продукцию только первых двух периодов.
Памятуя об этом, я и предполагала увидеть в "Юнионе" все то же, что и в Музее кино, только в меньшем количестве, да еще нечто, за нехудожественность в музее не хранящееся. И ошиблась: большую часть из 124 экспонатов составляла продукция советской полиграфии 40-70-х годов, которая пробудила почти забытое чувство тихого, но стойкого уныния. Уныние, как известно, смертный грех, и он ничем не легче шести других. Советские типографии неуклонно склоняли к этому греху многими обстоятельствами удрученное население одной шестой части суши. Неудивительно, что сегодня немногим полиграфическим монстрам удалось выжить — их многолетняя деятельность по превращению всех цветов радуги в бурые пятна не могла пройти безнаказанно. И слезы художников отлились.
Стойкая серость советской кинопропаганды, раньше вполне привычная (многие показанные плакаты помнятся с детства, тогда, кажется, в них ничто не ужасало), выглядит сегодня чудовищно. И дело не в художниках. Судя по эскизам Б. Зелинского, также показанных на выставке в "Юнионе", не все художники страдали дальтонизмом. В эскизах присутствуют разные цветовые сочетания, в них можно найти и другие, не слишком явные, но все же достоинства. Но в общем, с печалью приходится констатировать, рядовому позднесоветскому киноплакату удавалось лишь одно: оставить на плакате лицо известного актера узнаваемым (даже если оно было сине-серым или землисто-зеленым) и написать по нему крупными банальными буквами название фильма. Из этого положения выхода не было. Что из того, что художник С. Алимов придумал к своему почти трагическому мультфильму "История одного преступления" смешной плакат — типография превратила его в печальный.
Если бы не жизнерадостные плакаты двадцатых годов, особенно малоизвестные украинские, экспозиция в "Юнионе" оставляла бы болезненное впечатление. Впрочем, цены на представленные там работы не велики, заплатив пятьсот или тысячу долларов, можно приобрести отличную "страшилку".
ОЛЬГА Ъ-КАБАНОВА