Музыка / Классика
Фото: Александр Яловой, Коммерсантъ
В пятницу в Национальной филармонии стартовал цикл "Все симфонии Чайковского", подготовленный дирижером Романом Кофманом с оркестрантами коллектива. Побывав на концерте, ЛЮБОВЬ МОРОЗОВА с удовлетворением отметила, что музыку великого композитора оркестр играет на пределе своих чувств и возможностей.
В силу своего местоположения Национальная филармония сейчас очутилась в эпицентре гражданских протестов. Из-за событий на улице Грушевского гастролеры один за другим отменяют свои концерты. В то же время местные музыканты уже свыклись с новыми условиями работы, не отказываются от борща и бутербродов, которыми по дороге к метро их норовят попотчевать протестующие, а на баррикаду со стороны Владимирского спуска даже водрузили портрет "вечного революционера" Людвига ван Бетховена.
Один из уцелевших проектов в афише филармонии — цикл "Все симфонии Чайковского". Поскольку у композитора их шесть, уместиться они должны в три концерта, два из которых запланированы на февраль и один — на март. Симфонии сгруппировали по принципу симметрии: Первую объединили с Шестой, Вторую — с Пятой, Третью — с Четвертой. Это, конечно, спасительное соседство. В ранних опусах нервозность почерка автора еще приглушена, а трагедийная Четвертая (с изломанной хроматизмами русской народной песней "Березка") и апокалиптическая Шестая, премьеру которой композитор осуществил за девять дней до своей кончины, находятся на безопасном расстоянии друг от друга.
Новый симфонический цикл руководитель филармонического оркестра Роман Кофман посвятил памяти одного из своих любимых дирижеров — Натана Рахлина, принадлежащего к числу украинских музыкантов, которых, не кривя душой, можно назвать великими. Вообще-то 25 лет своей жизни Рахлин отдал Государственному симфоническому оркестру Украинской ССР (нынешнему Национальному симфоническому) — главному конкуренту оркестра Национальной филармонии. Однако это было полстолетия назад, и сегодня большинство ведущих столичных оркестрантов — яблоки от яблони того прославленного коллектива.
Одним из главных коньков Рахлина, натуры волевой, но сентиментальной, было творчество Чайковского. Роман Кофман, приступая к реализации проекта, постарался последовать завету прославленного предшественника — добиваться от оркестра тембрового единства, при котором возникает иллюзия, словно дирижер играет на огромном органе. Только выстроив идеальный звуковой фасад, можно достичь перфекционизма, отличавшего композитора. И надо сказать, что в этот вечер оркестранты сыграли Вторую и Пятую симфонии Чайковского на пределе своих возможностей, продемонстрировав великолепное слаженное звучание, безукоризненные унисоны, акробатическую гуттаперчевость при смене динамики. Знаменитый "Журавель" в финале Второй симфонии получился таким разудалым, что публика, кажется, едва удержалась от того, чтобы не пуститься в пляс, а не менее популярная Вторая часть из Пятой симфонии напомнила слушателям о чем-то до боли родном, заставив печально сжаться их сердца. Эту близость и узнаваемость можно было бы, конечно, списать на то, что прадедом Чайковского был запорожский казак Федор Чайка — значит, и классик русской музыки отчасти "наш". Но важнее, пожалуй, другое: при открытом и внимательном отношении друг к другу начинаешь чувствовать чужое как самое что ни на есть свое.