Россияне, решившиеся на прием в семью ребенка-инвалида, сталкиваются порой с серьезным сопротивлением государственных чиновников. Один из примеров — история Натальи Тупяковой из Горно-Алтайска, приемной мамы маленькой Арианны, которая в два года не ходила, не говорила и имела очень серьезные диагнозы. За год благодаря заботе Натальи ребенок сделал огромный скачок в развитии и сейчас мало чем отличается от сверстников. Воодушевленная успехом, Наталья решила принять в семью еще одну девочку, пятилетнюю Надю, воспитанницу детского дома, расположенного в 100 км от Петербурга. Надя не разговаривает и плохо идет на контакт со взрослыми. Она живет в хорошем детском доме, с ней работают специалисты, но без семьи у нее нет ни единого шанса на социальную адаптацию, она обречена всю жизнь провести в учреждениях соцзащиты.
Наталья оформила необходимые документы для получения опеки над ребенком, приехала в детский дом города Кингисеппа и заявила о своем желании воспитывать Надю. Познакомилась с ребенком, пообщалась с воспитателями и директором детского дома. И директору не понравилась: не замужем, молода, опыта мало, контакт доверительный не установила (это за пару встреч с особым ребенком). Директор написала заключение о том, что Наде будет лучше в детском доме, с дипломированными специалистами, чем с такой приемной мамой.
Мнение директора детского дома при установлении опеки — лишь мнение, законной силы оно не имеет. Однако почему-то сотрудники органов опеки и попечительства Кингисеппа решили не идти против мнения директора. Начались длительные и разнообразные проволочки: дополнительные запросы в опеку по месту жительства Натальи, придирки к документам, созыв некоего "опекунского совета", не предусмотренного никаким законом. Наталье пришлось еще раз приехать с Алтая в Ленобласть — все это с Арианной на руках. И снова зря: Надю ей опять не отдали, потребовав нового заключения на основании того, что у Натальи в бумагах было написано, что она "может быть опекуном ребенка с незначительными проблемами со здоровьем", а у Нади проблемы значительные.
После того как несколько юристов, занимающихся темой семейного устройства, подтвердили Наталье, что требования опеки незаконны и что, скорее всего, цель этих действий — заставить ее отступиться от ребенка, выбор оставался небольшой: длительный процесс тяжб и судов или обращение к общественному мнению и СМИ. Наталья выбрала второе (что не отменяет возможного обращения в прокуратуру).
В результате ей наконец назвали дату принятия окончательного решения, и как только оно будет готово, Наталья поедет за Надей. В третий раз, через всю страну. Хотя если бы сотрудники органов опеки и попечительства были действительно заинтересованы в том, чтобы устраивать детей в семьи, они могли все оформить за три дня в первый же приезд. Ведь Надя непростой ребенок, и вероятность, что найдутся другие желающие взять ее, очень невелика.
Почему же они были не рады шансу дать девочке семью? Их так смутило мнение директора? Но после первой встречи Наталья серьезно подготовилась: она написала план реабилитации ребенка, узнала все про инфраструктуру для особых детей в своем городе, по своей инициативе встретилась с психологами, заручилась поддержкой общественных организаций, готовых помогать с обследованием и лечением Нади. Была готова с аргументами доказывать, что ее решение принять Надю — не сиюминутный эмоциональный порыв, что она справится. Почему же ей не только не помогали, но и чинили препятствия?
Дело в том, что, несмотря на все заверения с трибун о развитии семейного устройства, сама система защиты прав детей-сирот в России не претерпела никаких изменений. Система ответственности органов опеки по-прежнему устроена так, что они не заинтересованы в семейном устройстве детей. Они заинтересованы лишь в том, чтобы не быть виноватыми, если что-то пойдет не так, например, если ребенка вернут в детский дом. Если же он просидит в детском доме, а потом в доме престарелых всю свою жизнь, это никак не означает, что они плохо работают. За неустройство детей в семьи органы опеки не отвечают.
Поэтому они оптимизируют свою работу по принципу "как бы чего не вышло". И в идеале их бы устроило, если бы вообще никакие кандидаты в приемные родители не появлялись у них на пороге, а, если и появлялись, то только абсолютно безупречные, с которыми точно не возникнет проблем. Любые сомнения решаются в пользу "постараться ребенка не отдать".
Если при этом опека связана тесными отношениями с детским домом, ситуация еще больше усложняется. Ведь системной реформы, опять же, нет, так что детские дома не знают ничего о своей судьбе и, боясь закрытия, не хотят отдавать детей. Поэтому в ход идут отрицательные заключения на кандидатов, требования "установить доверительный контакт", в том числе с грудным ребенком или с ребенком с аутизмом, требования непременных десяти встреч (которые в законе являются правом, а не обязанностью кандидата) и прочие уловки, цель которых — вымотать и отвадить возможных приемных родителей. Наталье и многим другим приемным родителям на пути к ребенку приходится прошибать лбом стены сопротивления чиновников.
Пока все это так, говорить о решении проблемы сиротства, о реальном развитии семейного устройства, в том числе детей-инвалидов, не приходится.