Одной из важнейших экономических причин начала Первой мировой войны стал русско-германский торговый договор 1894 года. Видные экономисты и публицисты Российской Империи называли его кабальным. И с ними полностью были согласны представители крупных промышленных центров. Но некоторые крупные землевладельцы считали, что без такого договора не обойтись.
Фото: Коммерсантъ / РГАКФД/Росинформ
Фото: Коммерсантъ / РГАКФД/Росинформ
Фото: Коммерсантъ / РГАКФД/Росинформ
Фото: Коммерсантъ / ЦГАКФД СПб/Росинформ
"Не заботясь о нуждах края"
В неприятное, если не сказать постыдное, для великой державы положение Россия попала в 1894 году, заключив, как казалось в тот момент, обоюдовыгодное торговое соглашение с Германией. Первоисточником всех русских бед оказались Соединенные Штаты с их бескрайними прериями, дешевой рабочей силой и, соответственно, дешевыми сельхозпродуктами, которые стали покупать потребители по всему миру. За десятилетие, с 1868 по 1878 год, экспорт американской пшеницы увеличился без малого в девять раз, вытесняя из многих стран русское и немецкое зерно. Избыток вызвал и падение цен на хлеб. К середине 1880-х цена на русскую пшеницу упала вдвое. Страдали и немецкие сельхозпроизводители.
"Такого рода усиленный экспорт американского хлеба,— писал российский экономист К. С. Лейтес,— особенно чувствительно отразился на Германии; она не только потеряла свой исконный английский рынок, но и испытывала тяжесть конкуренции на своих собственных рынках; она не только ослабила спрос на туземный хлеб, понизила его цену, уменьшая этим самым доходность сельского хозяйства и создавая для него затруднительное положение".
Немецкие сельхозпроизводители потребовали и добились введения запретительных таможенных пошлин. Казалось бы, после этого вывоз зерна из России в Германию должен был значительно сократиться. Не только из-за падения прибылей экспортеров, но и из-за того, что во многих губерниях России существовал значительный спрос на хлеб. Однако ничего подобного не произошло. Наоборот, экспорт русского зерна от года к году только рос. По расчетам известного в то время экономиста и знатока сельскохозяйственной статистики М. Е. Терехова, в 1871-1875 годах из России вывозилось 196,5 млн пудов хлеба в год, в 1876-1880 годах — 286 млн пудов, в 1881-1885 годах — более 301 млн, а к 1886 году цифра возросла еще на 2 млн пудов в год. Из них в Германию (по расчетам за 1884-1886 годы) — 56 млн пудов ежегодно.
"Конечно,— писал Терехов,— вывоз заграницу продуктов желателен, а еще более в переработанном виде, но лишь тогда, когда количество продуктов земледелия превышает внутренние потребности и составляет излишек. Этого нельзя сказать по отношению к России. Обширная территория нашего отечества представляет громадное разнообразие в почве, в густоте населения, в способах обработки земли, в системах ведения хозяйств, в количестве капиталов, в интеллектуальном развитии земледельческих классов и проч. Земледелие в одних местностях дает излишек продуктов — таких местностей сравнительно мало, в других их недостаток — таких местностей много".
Терехов объяснял и то, почему хлеб, несмотря на уменьшение цены, все равно вывозился за границу:
"Нельзя сказать, чтобы вывозимое количество представляло избыток земледелия, т. е. выражало бы остаток от количества, нужного для внутреннего продовольствия. Беспрестанно повторяющиеся из года в год то в той, то в другой местности неурожаи и голод доказывают, что земледелие наше и хлебная торговля не находятся в нормальном положении. Отпускают хлеб за границу не хлебопашцы-крестьяне, как излишек от продовольствия, а крупные спекулянты, пользующиеся расстроенным сельским хозяйством и недостатком капиталов у сельских хозяев. Они скупают хлеб большею частью на корню и вывозят его за границу, не заботясь о нуждах края, и не ищут рынков для сбыта внутри государства. Неудовлетворительность путей сообщения, беспорядочность товарного движения по нашим железным дорогам, не соблюдающим ни сроков перевозки, не имеющим ни соответственных складов и организации,— отбивают охоту рисковать... Хлебные торговцы привлекаются удобствами заграничных порядков".
Но найти новые заграничные рынки сбыта, способные заменить германский, русские хлебные экспортеры не сумели, а потому немцы могли не сомневаться в том, что, несмотря на установление повышенных таможенных тарифов, объемы поставок зерна не уменьшатся.
Успех введения пошлин на сельхозпродукты вдохновил немецких промышленников, которые добились введения пошлин на ввоз в Германию металлов и продукции из них. И вслед за этим цепная реакция введения пошлин прокатилась по всем промышленно развитым странам мира. Достаточно скоро в Германии, как и во всех остальных странах, осознали, что таможенные тарифы не только защитный механизм, но и великолепный инструмент для проведения необходимой им политики. Со странами, где немцы стремились усилить свое влияние, были заключены договоры о режиме наибольшего благоприятствования в торговле. Как оказалось, германское сельское хозяйство не могло обеспечить все потребности страны. Так что Германия, как правило, снижала пошлины на ввоз сырья и продуктов, а договаривающаяся с ней страна, к громадной выгоде немецкой промышленности,— пошлины на изготовленные ею товары.
Договорная кампания началась в 1891 году с договора Германии с Австро-Венгрией. За ней последовали Италия, Швейцария и Бельгия. Не получившая статуса наибольшего благоприятствования Россия стала стремительно терять свои позиции на немецком хлебном рынке. Если в 1891 году 54,5% импортного хлеба в Германии было русским, то всего два года спустя его доля снизилась до 13,9%. Не лучше обстояли дела с вывозом в Германию скота, мяса, леса и других видов сырья. В 1892 и 1893 годах Россия предлагала начать переговоры о взаимном снижении пошлин, но Германия неизменно отвечала отказом. В воздухе запахло таможенной войной.
"Необходимость заключить перемирие"
Первый удар нанесла Россия, подняв в июле 1893 года пошлины на все германские товары. Ответ последовал шесть дней спустя, когда немцы подняли на 50% пошлины на русскую сельхозпродукцию и керосин. Власти Российской Империи вновь подняли пошлины на те же 50%. По сути, товарообмен между странами угас.
"Невыгодные последствия этой войны для обеих стран немедленно сказались,— писал Лейтес.— С одной стороны, сильно пострадали интересы германской индустрии... Англия стремилась не без успеха занять место Германии на русских рынках. С другой стороны, и русский хлебный экспорт серьезно пострадал от таможенной войны, отчего положение земледельца значительно ухудшилось... В обоих государствах ясно обнаружилась необходимость заключить перемирие".
Договор о торговле и мореплавании от 29 января 1894 года по старому стилю вступил в силу в марте 1894 года, и в России о нем писали как о взаимовыгодном, в ходе подготовки которого обе стороны пошли на значительные уступки. И внешне все действительно выглядело именно так. Русский экспорт в Германию за первые десять лет действия договора (с 1894 по 1903 год) вырос с 423,5 млн марок до 841,6 млн марок, а импорт из Германии увеличился также вдвое, но до 413 млн марок. Торговое сальдо было в пользу России. Причем ситуация эта не менялась и в дальнейшем. Правда, традиционно дружественный партнер России, как именовалась после таможенной войны Германия, воспользовался бедственным положением Российской Империи после проигранной Русско-японской войны и при заключении дополнительной конвенции 15 июля 1904 года добился новых уступок в свою пользу.
Однако дело было совсем не в этих уступках. Россия в 1894 году снизила пошлины на германские товары по 120 позициям, фактически на годы затормозив развитие собственной промышленности во многих областях. Мало того, германское правительство всеми силами препятствовало инвестированию капитала в любые отрасли русской промышленности, кроме добывающих. Причем не только немецкого, но и по мере возможности любого.
Если же немецкие деньги и вкладывались в какую-то отрасль, то делалось все, чтобы поставить ее целиком и полностью под немецкий контроль. Так было, например, с электротехнической промышленностью. И в популярной в начале XX века шутке "чтобы открыть электрическую мастерскую в Петербурге, нужно разрешение германского консула" была немалая доля истины.
Немцев обвиняли и в том, что они взяли под свой контроль все экспортно-импортные операции на западе России. Что было обиднее всего, они сделали это без особых усилий и хитростей, просто войдя в капитал наиболее крупных экспедиционных контор.
"В результате,— писал известный экономист, профессор И. М. Гольдштейн,— наши экономические отношения с Германией приняли более чем странную форму, все в большей и большей степени приближаясь к идеалу торговых сношений между "колонией" и "метрополией"".
В общем-то это отнюдь не было преувеличением. В 1911-1913 годах 46% русского экспорта шло в Германию, а 45% импорта из нее же. Особенно же впечатляла российская таможенная статистика. В 1913 году Россия вывозила во Францию в три с половиной раза меньше хлеба, чем в Германию. Живого скота в том же году в Германию вывезли на 26,5 млн руб., а во Францию — на 45 тыс. руб. Те же пропорции сохранялись и по импорту. Россия в 1913 году ввезла из Франции цинка на 15 тыс. руб., а из Германии — на 4,5 млн руб. Даже за автомобили, которыми так гордились французы, они получали в России в 18 раз меньше, чем немцы. Холодного оружия немцы экспортировали в Российскую Империю в сорок раз больше, чем британцы. Многие другие важные для войны материалы (от цемента до оптических приборов) также шли из Германии.
Понятно, что в таких условиях воевать с немцами было полным безумием. И, по всей видимости, видные промышленники собирались освобождаться от экономических пут тихо, шаг за шагом, не поднимая лишнего шума. Но за годы действия договора нашлось немало тех, кому он приносил выгоду. К примеру, немалое число крупных сельхозпроизводителей желало не отмены договора, а его пересмотра к своей выгоде. Именно поэтому по всей России в 1911 году развернулась обширная, но весьма неоднозначная кампания по пересмотру кабального торгового договора, очередной срок действия которого истекал в 1914 году.
"Планомерная, продуктивная работа"
Основным органом, направлявшим и организовывавшим эту кампанию, стала комиссия по пересмотру торговых договоров Российской экспортной палаты. В ее работе решили принять участие 27 губернских земств и 132 уездных. Кроме того, свою помощь предложили 32 биржевых комитета и множество различных отраслевых обществ и организаций.
"Работы по пересмотру торгового договора с Германией,— говорилось в отчете Комиссии за 1913 год,— в отчетном году широкой волной распространились по нашему обширному отечеству. Ввиду разнообразия экономических структур и интересов отдельных областей России, не представлялось возможным учесть эти интересы и их относительное значение из центра, и потому Торгово-Договорная Комиссия при Палате с конца 1912 г. перенесла свои подготовительные работы на места, организуя при содействии местных общественных учреждений областные и местные съезды и совещания. В течение всего отчетного года шла в этом отношении усиленная, планомерная, продуктивная работа; в С.-Петербурге, Харькове, Киеве, Вильне наблюдалась напряженная разносторонняя деятельность, перебрасывавшаяся в губернские и крупные уездные города указанных районов".
Проводились и отраслевые совещания и съезды, где обсуждался договор.
"В заседании,— говорилось в отчете Комиссии об одном из таких мероприятий,— был заслушан доклад Я. Я. Полферова на тему: "Значение экспорта русского мяса в Германию с точки зрения интересов сельского хозяйства, внутреннего потребления и скотопромышленности". Основные положения доклада сводятся к следующему. Экспорт русского мяса при той обстановке, в которой он сейчас производится, не дает никаких выгод ни сельскому хозяину, ни скотопромышленнику, а следовательно, и не может проявить своего влияния на дело развития скотопромышленности. Единственно, кто выигрывает в данный момент от экспорта, это спекулянты, берлинский магистрат и берлинский потребитель".
Как говорилось в том же отчете, разные представители глубинки, к примеру один из провинциальных биржевых комитетов, требовали учесть абсолютно все мнения и интересы всех отраслей русского хозяйства при перезаключении русско-германского договора. В таких условиях владельцам крупных промышленных предприятий не стоило рассчитывать на улучшение своего положения. Тогда же во многие европейские страны были отправлены делегации с целью расширения торговых контактов. Они убедились, что в немалой части малых стран Европы германские позиции так же сильны, как и в России, и надеяться, по существу, не на что.
Для освобождения русской промышленности от германского давления оставался лишь один путь — разрыв отношений с Германией, что неизбежно приводило к войне. Но на войне крупный бизнес рассчитывал хорошо заработать. Усилиями главы правительства и Министерства финансов В. Н. Коковцова Российская Империя имела приличный золотой запас — 1,51 млрд руб. в 1913 году. В пересчете на германские марки это составляло 3,27 млрд, в то время как у Франции золотой запас равнялся 2,84 млрд марок, у Германии — 1,16, у Австро-Венгрии — 1,05, у Англии — 0,69. С такими резервами, казалось, можно было без опаски начинать войну. Промышленники давили на императора и правительство всеми способами, включая поток разнообразных публикаций о германском иге, германском засилье, находивших отклик в сердцах публики и властвующей элиты.
Результат не заставил себя ждать. На десятый день после начала Первой мировой войны Совет министров Российской Империи отменил действие Договора о торговле и мореплавании от 29 января 1894 года, вместе с конвенцией 1904 года и торговым договором с Австро-Венгрией 1906 года. Остается только гадать, что было бы, если бы все заинтересованные стороны в России все-таки смогли договориться между собой и совместно добиться изменения кабального для промышленности договора с Германией?