Премьера театр
Фото: Катерина Кравцова - Александринский театр
Новая сцена Александринского театра представила премьеру спектакля "Камера-обскура", поставленного группой молодых московских авторов по одноименному роману Владимира Набокова. Смотрела ЕЛЕНА ГЕРУСОВА.
"Камера-обскура" — работа молодого режиссера, выпускницы Сергея Женовача Веры Поповой, и художников — ученицы Дмитрия Крымова Александры Ловянниковой и молодого, но уже отлично известно сценографа Леши Лобанова. Актеры в этом спектакле не задействованы, на сцену выходят сами художники.
Эскиз спектакля был сделан в Москве в рамках проекта "Мастерской на Беговой". В Петербурге "Камера-обскура" стала редким пока примером визуального театра. Набоковский сюжет передан здесь схематично и внятно. И при этом оказывается лишен откровенного эротического флера первоисточника. Хотя погружение зрителя в нарратив романа начинается, когда публика еще рассаживается в зале, титрами про то, что жил некогда в Берлине человек, а потом бросил жену и детей и ушел к молодой любовнице.
Но вовсе не штопор любовных отношений или тема ухода из добропорядочной семьи к сомнительной репутации любовнице составляет драматургию этого молчаливого, медлительного спектакля, живое слово здесь не звучит, текст передается титрами или фонограммой. Эмоции героев намеренно стерты. Свет приглушен до полумрака.
Сценографическое решение разрывает фрагменты жизни на отдельные кадры, в которых крупные планы отданы вовсе не людям, чаще предметам. Здесь нет биографий в их драматическом понимании и в общем-то нет характеров. Истории жизни героев переданы в комиксах, художники параллельно листают большие альбомы с картинками: "Магде 3 года", "Горну — 27", "Кречмару..." — это один из самых остроумных приемов и вместе с тем одна из самых печальных сцен. Изложение жизни героев здесь укладывается всего-то в несколько простых и вместе с тем беспощадных картинок.
Вот, к примеру, история Магды: на протяжении нескольких графических листов, вбирающих несколько лет, сюжет один. На заднем плане дымят фабричные трубы, девочку порют. Наконец девочка становится натурщицей и обзаводится сомнительными знакомствами. А рядом идут листы картины комичного благообразия буржуазной семейной жизни.
В целом новые авторы вскрывают "Камеру-обскуру" ключом монотонности и слитности важного и неважного. Бормочет радио. По ленте-транспортеру едут и едут чашки домашнего сервиза. И здесь же катится размером с чашку красный автомобильчик. Тупо качается в кресле перед телевизором с бесконечным мультфильмом про Лунтика дочь.
Современное, имеющее немалый маркетинговый успех, якобы свалившееся с Луны существо — забавная рифма выдуманному набоковским Горном зверьку Чипи. Роман ведь начинается со своего рода пролога о бедных маленьких грызунах — симпатичных трогательных жертвах не столько науки, сколько жестокости.
В спектакле заводные и бессмысленные хомячки заполняют сцену ближе к финалу. А ведущий мужскую сюжетную линию Леша Лобанов остается с обнаженным телом и меховой головой гигантской морской свинки. Мир образов этого спектакля, в котором нашлось место и истекающему кровью рыцарю, и предвоенному цеппелину и красным сачкам, изобретателен и в общем-то самодостаточен. Именно фрагменты, отражающие суть бытия, и выходят здесь на первый план, намеренно нивелируя драматизм человеческих судеб, стирая значимость индивидуальных биографий. И достигая своими средствами пессимистического итога сгущающегося мрака и бессмысленности жизни, создатели спектакля оказываются в этой интонации очень близки к первоисточнику.