В Инженерном замке (филиале Государственного русского музея) открыта выставка произведений Анны Остроумовой-Лебедевой (1871-1955), приуроченная к 125-летию со дня рождения художницы. Русский музей обладает полным собранием произведений Остроумовой-Лебедевой, что позволило представить на выставке большую часть всего ею сделанного — около 150 работ.
Юбилейному своему назначению экспозиция полностью соответствует. Дата не круглая — и выставка сделана просто, без помпезности. Автор известный, но не из разряда великих — амбиции кураторов также весьма скромны. Концепция как таковая отсутствует. Хронологическая точность изложения исчерпывает имеющиеся идейные ресурсы. Зрителю представлен классический вариант персональной ретроспективы хрестоматийного автора, практически все работы которого многократно публиковались и от встречи с которым ничего нового не ждешь, а ищешь лишь подтверждения давно уже составленному мнению.
Такой подход более чем уместен по отношению к искусству Остроумовой-Лебедевой. Пожалуй, трудно найти в популярной истории русского искусства рубежа XIX-XX веков имя, прибавить к которому сколько-нибудь значимый эпитет было бы так трудно. Блистательная, неожиданная, темпераментная — это не про нее. Ни блеска, ни темперамента, ни особых неожиданностей в ее искусстве мы не найдем. Не про нее и разговоры о стилизаторстве, об утонченном изяществе линий и сочетании цветовых пятен, о "знаточеском" искусстве — это все для ее более знаменитых коллег по "Миру искусства". Остроумовой же, пожалуй, остались куда более земные понятия. Про нее говорили "талантливая", "способная". С обращением к гравюре и оценки стали выше: она искусна в гравировании, у нее твердая рука, она сумела овладеть цветной ксилографией, которой до нее в России практически не существовало. Ее значение для развития русской гравюры бесспорно, столь же бесспорен высокий профессионализм Остроумовой-гравера и ее новаторство.
Но за всеми этими, по большей части технического свойства, искусствоведческими подробностями видна петербургская барышня, чье простодушное искусство приятно глазу, но оставляет ум и сердце непотревоженными. Последняя характеристика, правда, ни в коем случае не может считаться упреком — страстное искусство нынче не очень-то в моде. А вот с простодушием, конечно, хуже — определенная изощренность ума могла бы только украсить столь холодные и необаятельные в своем натуральном реализме пейзажи Остроумовой. Художница сама прекрасно знала свои слабые места. Ее "Автобиографические записки" — чтение увлекательное, как бывают увлекательны не художественные воспоминания, а некоторые частные дневники. Постоянное самоедство, приступы депрессии, болезненные галлюцинации и другие признаки "обостренных нервов" не мешают автору на протяжении всего текста оставаться домашней барышней, не созданной для артистических изысков и глубокомысленных рассуждений. Свои действия и впечатления она не склонна поверять чужим мнением, что порой приводит к дико смешным в своем несоответствии реальному положению дел описаниям взаимоотношений с другими людьми (взаимная неприязнь с Гиппиус, приятельские отношения с Сомовым, чьи кажущиеся ей нескладными поступки она пытается интерпретировать на свой лад, восторженное отношение к чете Бенуа). Но основной темой "Записок" остаются сомнения в собственной причастности к тому, что именуется Искусством. Сомнения в своем таланте, в уместности ученичества у великого Репина, в своих живописных возможностях, в своем композиционном и портретном мастерстве. Многие из них не беспочвенны, что, собственно, и подтверждается произведениями Остроумовой.
Потерпев ряд неудач в живописи, она обратилась к гравюре и именно на этом поле стала настоящим артистом. Однако специфика гравюры, где прикладное и художественное столь близко друг к другу, навязчиво повергала Остроумову во все новые и новые сомнения. Время лишь прибавило ее искусству мастерства, но не придало ему уверенности, живости и азарта. Художнице приходилось все время убеждать себя в том, что ее искусство не домашнее рукоделие, не праздное увлечение, а необходимый и долженствующий быть благодарным труд. Отчасти ей это удалось, и свой вклад "в равноправие женщин" она сочла значительным. Русский феминизм не нашел в художнице Остроумовой своего адепта, но тихое упорство, с которым она и ей подобные пробивали стену собственных сомнений, малого образования и прелестей семейного уюта, вполне может считаться основным тоном этого не слишком-то бурного течения.
КИРА Ъ-ДОЛИНИНА