Художник во всех подробностях

Премьера литература

В Музее личных коллекций ГМИИ имени Пушкина прошла презентация книги Наталии Семеновой "Лабас", к которой была приурочена мини-выставка знаменитого художника. Рассказывает КИРА ДОЛИНИНА.

Замечательному художнику Александру Лабасу в жизни везло со многим. Прежде всего, с талантом и характером. Таланта было много, и он был какой-то несомненной для окружающих и самого хозяина породы. Твердости же характера хватало на то, чтобы, когда особенно как-то было плохо, когда гнали и не пущали, спокойно и уверенно работать и ждать. Сам он считал, что ему повезло и со временем рождения, с 1900-м годом,— тут можно было бы поспорить, но ему ведь виднее: всю жизнь он пел оду полету и движению, которыми одарил человечество его ХХ век. А еще ему повезло с последней женой, Леони Нойман, которая настолько была уверена в гениальности всего созданного ее мужем, что сохранила каждый обрывок бумаги, каждую справку и каждую квитанцию, способные свидетельствовать о его жизни. Но самым большим везением Лабаса в исторической перспективе оказалось его умение выбирать себе наследника: возложив эту ношу на свою двоюродную племянницу Ольгу Бескину-Лабас, он сам даже не представлял, в какой именно степени обеспечил свое постоянное присутствие на отечественной художественной сцене еще как минимум на полвека после своей смерти в 1983-м. Издания воспоминаний, выставки, архивные изыскания, опять выставки, а вот теперь и книга в самой почтенной из возможных биографических серий — ЖЗЛ, выпущенная при участии организованного Бескиной-Лабас Фонда содействия сохранению творческого наследия Александра Лабаса (Лабасфонд).

Книга Наталии Семеновой о Лабасе — это книга о любви. О любви художника к искусству вообще и к своему искусству в частности, которая дает ему силы смотреть на все происходящее с ним как бы немного со стороны. Да, в этой книге много фактов, историй, смешных и грустных сюжетов, остроумных цитат. Про то, как 22-летний новоиспеченный "профессор" Лабас пытался придать себе солидности в глазах учеников и отращивал нечто вроде усов и бороды, разом уничтоженных, впрочем, под взглядом увидевшего это безобразие отца. Про совсем неуникальный, но всегда поразительный для очевидцев длительный menage a trois Лабаса, влюбившегося в жену друга, актера Владимира Яхонтова, Лилю Попову. То про мерзейшие выпады Аркадия Пластова против Лабаса и прочих "формалистов", которые оказались среди участников злополучной для отечественного авангарда выставки к 30-летию МОСХа в 1962 году. То про категорический отказ Лабаса продать Костаки (иностранцу, "частнику") две едва ли не лучшие свои работы 1920-х годов, которые, если бы ушли к греку, скорее всего, осели бы позже в Третьяковке, а так музей давал за них копейки, и шедевры все равно были проданы в частные руки.

Но кроме фигуры самого художника есть в этой книге еще один главный герой — его живопись. И она не в красивых описаниях знаменитых и не очень полотен, но в тщательном изложении перипетий их собственной биографии. Для Натальи Семеновой, как одного из самых последовательных исследователей музейного и частного коллекционирования в России, жизнь работ есть такая же часть биографии художника, как и факты его личной жизни.

Мини-выставка, сопровождавшая презентацию книги Наталии Семеновой в ГМИИ, оказалась лирическим комментарием к этой позиции биографа. Помимо десятка лучших акварелей Лабаса из собрания Гравюрного кабинета музея, на выставке были показаны две картины. Они, как разлученные близнецы, никогда не встречались до этого, да и сам художник вместе их не видел, но одна была продолжением другой. Сам Лабас рассказывал о них так: "Я еще в молодости написал картину и дал ей название "Поезд из Москвы". Ее приобрели с нашей выставки в Нью-Йорке в конце 1920-х годов. Помню, я тогда под Москвой на станции рассматривал стволы берез, а в это время ехал поезд из Москвы. Появившееся черное пятно быстро надвигалось на светло-розовом палевом небе; мне неожиданно показалось все — и ритм, и цвет — как-то похожим. Это натолкнуло меня на решение картины, и я с увлечением написал ее; она действительно напоминала свежий цвет березовой коры. Мне было очень жалко, что эта картина от меня ушла далеко и не вернулась. Спустя год я попробовал ее повторить. Многие товарищи тогда считали, что мне это удалось, но мне показалось, что я этого уже никогда не смогу сделать. Получился, скорее, новый вариант, или, вернее, новая картина..." Та, по которой тосковал Лабас, нашлась уже после его смерти в Нью-Йорке, а не так давно ее купил один русский коллекционер. На выставке в ГМИИ она встретилась со своей сестрой из собрания Русского музея. История очень достойная самого Лабаса, который, хотя и был прежде всего поклонником техники, скорости и человеческой власти над ними, но всегда оставался чистейшей воды романтиком. Может быть, самым неисправимым романтиком русского искусства.