11 декабря 2013 года исполняется 95 лет со дня рождения Александра Солженицына. Писатель Сергей Шаргунов размышляет о превратностях судьбы нобелевского лауреата.
Фото: Василий Шапошников, Коммерсантъ / купить фото
"Отчизник" — так по Далю он заменял иностранное слово "патриот". И говорил о главном в его понимании — о сбережении народа.
Безусловно, Солженицын — сильная личность, выстоявшая наперекор вихрям времени, которые других не просто сшибали с ног, но и уносили прочь. Это тот самый случай, когда биография неотделима от текста, а персональная история неразрывна с историей страны.
Для меня Александр Исаевич интересен его языком. Он завораживает меня прозой — то простой, то заковыристой, то стремительной и сверкающей, как стрекоза, то громоздкой и скрипящей, как телега.
И все-таки сейчас и здесь хочется сказать о его общественном значении. "Мир ловил меня, но не поймал" — эти слова должны перекликаться с солженицынским "Жить не по лжи". Сначала воспевают, а потом закидывают камнями — сюжет хрестоматийный. При этом некоторым массовая и тусовочная хула и хвала достаются по несколько раз в жизни. Сильный тот, кто имеет мужество разговаривать с толпами и стайками, пускай и тех людей, которых он жалеет, оставаясь самим собой, а не их частью.
В этом смысле путь Солженицына — исторический урок о превратностях судьбы и длинной воле отдельного человека. Сначала его чуть не уничтожило государство, потом чуть не объявило главным писателем "оттепели", потом, несговорчивого, его заклеймили "литературным власовцем" и выдворили за рубеж, потом приняли как пророка. Вернувшись, он не принял государственную награду. Немножко повыступал по телевидению, обличая реалии новой постсоветской России, и передача очень скоро была закрыта будто бы из-за отсутствия рейтингов.
А недавно на писательском собрании вдова Наталья Дмитриевна отчетливо заговорила с президентом о рабском положении нынешних зэков и дикой ситуации в лагерях, и мне сразу вспомнился прямой и достойный Александр Исаевич.
Сейчас хоронят Нельсона Манделу. Хорошо помню из своего детства прогрессивные "вражьи глоса", рассказывавшие о том, что он страшный злодей и должен сидеть. А теперь на его погребении не протолкнуться от президентов всего мира.
Мир так устроен: яркая личность раздражает. Миру пророки нужны в музее, но без них не будет истории, которая всегда в конфликтах. Такой вот простой парадокс. Удобен мертвый Солженицын, мертвый Мандела, мертвый, ну хоть рок-музыкант и поэт, Егор Летов. Живые — опасны.