Сергей Грива: "Я находил авторские подписи в самых неожиданных местах"

В нашей стране для реставраторов не выпускают специальных инструментов, поэтому пользоваться приходится медицинскими: скальпелем, специальными зажимами, пинцетами, ультрафиолетовой лампой.

Искусство реставрации — это перекидной мостик между прошлым и будущим: шедевры прошлого сохраняются для будущего. В этом убежден художник-реставратор Сергей Грива. А еще он сравнивает свою профессию с профессией врача: ведь ему тоже приходится спасать и лечить — только не людей, а произведения искусства.

Когда на вступительных экзаменах Сергей недобрал один балл, все его знакомые были уверены, что не поступил он именно в медицинский. Очень удивлялись, когда на следующий год Сергей стал студентом не мединститута, а Академии художеств. Сергей Грива в профессии уже 30 лет, и все эти годы "врачует" в одном месте — Научно-исследовательском музее Российской академии художеств (НИМ РАХ). Сегодня он заведует отделом реставрации ФГБНУ НИМ РАХ, является доцентом кафедры реставрации Института имени Репина и заслуженным работником культуры РФ. Среди его "пациентов" — шедевры из фондов музея и его филиалов (Дома-музея И. Е. Репина "Пенаты", Музея-квартиры И. И. Бродского, Музея-мастерской А. И. Куинджи и Музея П. П. Чистякова), а также из частных коллекций.

— Вы с детства мечтали стать реставратором?

— В школе я очень увлекался биологией, посещал дополнительные занятия и факультативы. Выбирал между профессиями. Но всегда мечтал быть художником.

— Биология не пригодилась?

— Пригодились и биология, и физика, и химия... Но специальные. Для сохранности любого произведения искусства самое главное — температурно-влажностный режим. Если он нарушен — и холст, и камень будут "болеть". И реставратор должен знать, как и чем устранить появившийся грибок, какие специальные средства и в каких пропорциях можно добавлять в клей, чтобы в нем не появлялась плесень. Кроме того, мы в работе используем физико-технические исследования: рентгеновское, инфракрасное, ультрафиолетовое. Делаем микрошлифы для определения структуры красочного слоя, грунта и лака, проводим всевозможные исследования под микроскопом.

— Какие "диагнозы" самые интересные?

— Бывает очень сложно и интересно работать в техническом плане. Например, лаки, которыми покрывают картины, ведут себя по-разному: со временем они могут приобрести желтоватый, коричневатый, зеленоватый оттенок. Иногда лак так разлагается, что вообще не видно, что изображено под ним. И тогда нужно сначала восстановить его, чтобы он стал прозрачным.

Реставрация делится на два этапа: консервация (когда нужно зафиксировать произведение искусства в том виде, в котором оно сохранилось, и не дать ему разрушаться дальше) и живописная реставрация, при которой утраченные фрагменты картины необходимо восстановить.

— А что, не всегда нужно восстанавливать?

— Решение о проведении живописной реставрации принимает Реставрационный совет. Ведь бывает так, что полотно утрачено более чем на 50%, и после живописной реставрации это будет уже не авторская картина, а большей частью результат работы художника реставратора.

— Были ли у вас известные "пациенты"?

— Я реставрировал знаменитую картину придворного живописца конца XVIII века Иоганна Фридриха Грота — сейчас она находится в экспозиции музея. Была еще интересная история с масштабными полотнами известной немецкой художницы Анджелики Каумфан, написанными по заказу Екатерины II. Известно, что их было три — но одно давно считалось утерянным. И все к такому положению вещей привыкли. А третья работа оказалась у нас. Мы ее отреставрировали и ввели в экспозицию.

— И часто так бывает?

— Часто бывает, что авторство произведения известно изначально. А бывает, что в процессе реставрации неизвестные художники становятся известными. Иногда под красочным слоем реставратор находит авторскую подпись, причем она может быть где угодно. Поэтому работать приходится очень осторожно. В своей практике я находил авторские подписи в самых неожиданных местах. Одна из них (на портрете мужчины, читающего книгу) была на изображении тени от книги. А другая (под переписанным фоном) занимала едва ли не треть картины и включала подробную информацию не только об авторе и времени написания картины, но и о биографии герцога, на ней изображенного.

— Вы работаете не только с музейными шедеврами?

— Музейная работа — это моя профессия. Мне часто приходиться работать с музейными коллекциями в Нижнем Тагиле, Оренбурге, Барнауле, в различных музеях Петербурга. Но и частным коллекционерам приходится помогать. Антикварное движение в крупных городах достаточно развито. В Москве и Петербурге проводятся аукционы, работает много антикварных магазинов. Они стараются обращаться по вопросам реставрации именно к музейным профессионалам.

— Исправлять чужие ошибки не приходилось?

— Однажды ко мне обратился коллекционер, принес картину, которую он отдал в реставрацию неизвестному мне лицу. Он начал работу, но что-то сделал не так — и результат получился плачевным. Красочный слой и грунт сильно растрескались, почти весь холст был заклеен папиросной бумагой, по всей поверхности были сильные изломы, основа деформирована. Картина находилась в крайне неудовлетворительном состоянии и вызывала большое сомнение, что ее можно спасти. По обычной отработанной методике восстановить ее действительно было невозможно. Пришлось придумать собственную — и все получилось! Картина обрела вторую жизнь.