100 лет назад "Огонек" подготовил "страшный" спецвыпуск, посвященный Святкам и святочным гаданиям. "Святки — красивые и исполненные глубокого смысла дни,— писал главный редактор журнала Владимир Бонди.— Народная фантазия, словно подчеркивая полное отречение всех без изъятия от жизненных будней, от царства холодной рассудочности, расцветила лунные и морозные вечера всеми огнями вымысла. "Огонек" обратился в этом году к ряду выдающихся русских живописцев с просьбой нарисовать для рождественского номера нечто "страшное", предоставив каждому вольное толкование этого понятия". Итак, чего же боялись обыватели в 1913 году? Львиная доля рисунков была посвящена мистике — например, художник Николай Самокиш (академик и будущий лауреат Сталинской премии) изобразил демонов смерти, а вот Юлий Клевер, предвосхищая фантазии Лавкрафта о подводном демоне Ктулху, нарисовал гигантского осьминога, пожирающего людей. "Я попросил брата Оскара попозировать мне,— рассказывал сам профессор Клевер.— И вдруг ясно увидел над ним немое, липкое чудовище с бессмысленною злобой в горящих глазах, и мне почудилось, что тело брата корчится в тисках щупальцев на дне океана..." Интересна и работа Александра Маковского, который опасался возвращения зловещих времен Ивана Грозного, и, согласитесь, для этого у художника были весьма веские основания, ведь в деле жестокости революционеры могли бы дать сто очков форы не только царским опричникам, но и самому Люциферу. Зловещим был и прогноз на 1914 год, опубликованный в 1704 году в "Астрономическом телескопе" (общий календарь на 400 лет). "Этот год будет весьма вреден народу,— говорилось в прогнозе,— в оном случится голод, моровое поветрие, стужа и многие заразительные болезни". Наконец, ведущие писатели, поэты и артисты по просьбе журнала рассказали о том, какими они представляют самого дьявола и его подручных.
Певец Федор Шаляпин
Люблю чертей! — веселая публика, а главное и замечательное то, что о нем говорят, пишут, поют и рисуют.
Писатель Михаил Кузмин
Рисовать я не умею, а дьявол имеет столько лиц, что и не могу изобразить его, как наивные и заинтересованные монахи. Как всякий соблазн он прекрасен и не похож на серую мышь.
Писатель Александр Куприн
Черта нет. Есть великое милосердие Бога. И как соринка в Его глазу наши пороки.
Писатель Алексей Ремизов
...Напущены еще черти, балагурами зовут себя, черт, злыдня такой безспинный: спины и в помине нет у него, так, без всего, хребет один и висят, видно, легкие синие скользкие такие в пузыриках, в руке пила, пилой тебе руку пилит "за грехи" — за твою сказку, за твои россказни, за твой смех. "Вот, мол, рожи корчил, покорчи-ка! Что?" — да так по живому пилой. Старается, язык высунул, облизывается. А остановится на немножко, чтобы вздохнуть тебе, да и опять пилить. И хоть бы конец конца! Нету конца, знать, кончики-то все канут с последним целованием в могилу с тобой.
Поэт Сергей Городецкий
Черт неизобразим, потому что сумма отсутствий, совокупность отрицаний. Русский черт есть неделание, нетворчество, непротивление. Должно быть, он похож на Будду, смотрящего на пуп свой.