Фестиваль театр
Режиссер Паскаль Рамбер хотел заставить зрителей ощутить, что земля уходит из-под ног, а мозг перестает доверять глазу
Фото: Marc Domage
В юбилейной программе 15-го фестиваля Нового европейского театра, проходящего при поддержке Фонда Михаила Прохорова и Министерства культуры РФ, 14 постановок, каждая из которых радикальна на свой лад. Виртуозный спектакль француза Паскаля Рамбера в кромешной тьме разглядела АЛЛА ШЕНДЕРОВА.
"Единственный сюжет "Memento Mori" — это само движение. А еще лучше — то, что предшествует движению, происходит до того, как можно что-либо разглядеть",— рассказывает Паскаль Рамбер, актер, режиссер, драматург и хореограф, перемежающий привычные драматические спектакли, например "Предел любви", выпущенный им год назад на Новой сцене МХТ имени Чехова, пластическими экспериментами без единого слова.
Как утверждает Рамбер, "Memento Mori" началось с его увлечения эпохой палеолита, ориньякской культурой и текстами Ницше об аполлоническом и дионисийском началах. Изучив все это, Рамбер наткнулся на чье-то любопытное утверждение: если раскрутить вазу бронзового века так, чтобы она вращалась со скоростью пластинки, можно услышать молоток древнего гончара — ведь материя сохраняет звуки. Как считает Рамбер, в театре схожими экспериментами занимался Антуан Витез, режиссер-интеллектуал, в 80-е возглавлявший "Комеди Франсез": он мог собрать артистов и потребовать, чтобы каждый из них с ходу, без текста, сыграл монолог Гамлета — потому что раздумья о "быть или не быть" изначально есть в каждом из нас.
Впрочем, на "Memento mori" ни о чем таком не вспоминаешь. Лишившись при входе в зал мобильного телефона и прочих источников света и звука, зрители пару секунд вглядываются в пустые черные кулисы, а потом наступает не просто темень, а та "полная подземная тишина и темнота", такая, за которую с туристов в Кунгурской пещере в пригороде Перми берут отдельную плату. Хотя сценическую темноту Рамбера довольно скоро начинают прорезать сгустки молочного тумана — они появляются и исчезают, а пока ты пытаешься в них всмотреться, оказывается, что тишина за твоей спиной резонирует тихим, мерно нарастающим гулом. Превратившись в нестерпимый грохот (словно над тобой взлетает самолет) и буквально затопив зал, звук уходит вперед, но как будто рассеивает темень. Теперь можно различить, что четыре светлых сгустка копошатся в центре, образуя некое ароматное месиво — неземной грохот сменят хлопки и брызги раздавливаемых фруктов. Темнота перерождается в яркий свет также постепенно, как нарастал и уходил звук. Четыре голых актера (один из них — сам режиссер) извиваются на фруктовом ложе, потом застывают, напоминая одним картину Беклина, другим — "Изгнание из рая" Мазаччо, которым вроде бы и вдохновлялись исполнители.
Как говорит Рамбер, он назвал спектакль "Memento mori", потому что хотел заставить зрителей ощутить, что земля уходит из-под ног, а мозг перестает доверять глазу. Впрочем, думать на этом спектакле можно о чем угодно: например, о запредельном уровне световой и звуковой партитуры, которую Ив Годен и Александр Майер выстраивают каждый раз заново, решая, кого из участников освещать на этот раз. Так выстраивают, что ни секунды не хочется спать. А о смерти если и думаешь, то без тоски и без страха — с тем же спокойным любопытством, с каким вглядываешься в окружающую черноту. Может быть, это райская тьма?