"Мы должны контролировать, чтобы дети не перепродавались и не попадали в руки преступников"
"Закон Димы Яковлева" получит продолжение. Депутаты внесли в Госдуму соответствующий документ. Инициатор поправок, депутат Госдумы Евгений Федоров прокомментировал ситуацию ведущим Дарье Полыгаевой и Алексею Корнееву.
Речь в документе идет о тех странах, с которыми у России не подписано соглашение о сотрудничестве в этой области. Сейчас договор об усыновлении подписан с двумя европейскими странами, которые активно усыновляют сирот из России — Италией и Францией. При этом в случае с последней соглашение не действует, так как в июне этого года Госдума запретила отдавать детей в те страны, где узаконены однополые браки.
Д.П.: Господин Федоров, зачем нужен этот запрет?
Е.Ф.: Мы в течение года вели общественную дискуссию, и, насколько я понимаю, большинство людей согласилось, что если мы разрешаем иностранное усыновление, то мы должны контролировать, чтобы это было нормальное, легальное усыновление, чтобы дети не перепродавались, чтобы они не попадали в руки, скажем так, преступников, что тоже происходит. А для этого надо, чтобы консульские службы России вели контроль за усыновленными детьми до их совершеннолетия. Это можно сделать только на основе межгосударственных соглашений.
Соответственно, если какая-то страна хочет вступать в систему и усыновлять детей из России, она должна заключить с Россией такого рода соглашение, в котором нужно будет прописать механизмы контроля России над судьбой детей. Соответственно, это соглашение будет выполняться, мы будем контролировать судьбу наших детей, и таким образом, страна будет тоже решать свои проблемы. То есть этот закон носит абсолютно лояльный характер по отношению к тем странам, которые хотят заниматься усыновлением детей из России.
А.К.: Но до этого закона не было, как я понимаю, подобной системы?
Е.Ф.: Да, не было. До этого любой гражданин любой страны, кроме Соединенных Штатов Америки с прошлого года, мог приехать в Россию, и через агентство — напоминаю, что в России действует около 20 агентств — купить ребенка. То есть это был огромный бизнес, и, кстати, некоторые страны этот бизнес финансировали. Тот же известный случай, когда, по-моему, две недели назад в Соединенных Штатах внесли законопроект — я думаю, что он будет принят — в котором государство планирует выделить деньги на покупку детей за рубежом для целей усыновления США. Естественно, это будет работать, хоть и не напрямую, в России, но, допустим, через Канаду, через другие страны. Потому что если есть деньги, если есть заказ, то всегда появятся посредники, которые будут его организовывать.
А.К.: А какова судьба детей, усыновленных в Европе, европейскими странами?
Д.П.: Что-то я не помню сообщений о каких-то инцидентах.
А.К.: Там над ними издевались? Какие-то инциденты были? Какая информация есть?
Е.Ф.: Во-первых, судьба неизвестна. Если коротко сказать, то судьба большинства детей просто неизвестна, нет информации. И я вам напоминаю, допустим, это криминальное знаменитое усыновление, когда из Волгограда 1200 детей было вывезено в Италию еще до соглашения, просто криминально, через подделку документов.
Д.П.: Что с ними там произошло?
Е.Ф.: Они исчезли, мы не знаем об их судьбе. 1 200 детей, ни одной информации. Из 1200 нашли троих, остальные исчезли. То есть куда они делись, неизвестно, может быть, их перепродали в арабские страны или их еще куда-то отправили.
Д.П.: Это предположение, да? Мы не знаем точно, но ведь детей усыновляют европейские страны, во всяком случае, какое-то количество. Есть данные — 41 ребенка родители из Канады усыновили в прошлом году. В Испании — 530, в Германии — 134. Почему нельзя сначала договориться с этими странами, заключить это соглашение, а с теми странами, которые откажутся заключать соглашение, уже вести какую-то работу? Ведь судьбы конкретных детей зависят от ваших решений.
Е.Ф.: Да, правильно. Именно поскольку решаются судьбы конкретных детей, Россия должна иметь доступ к информации об этих детях. Первая задача соглашения — информация через консульские службы, вторая задача соглашения — государство должно взять на себя обязательство не перепродавать этих детей внутри страны, третье соглашение — наши дети на территории другой страны — это граждане иностранного государства, но за ними нормального контроля, как за своими детьми, за своими гражданами, обычно нет. И, естественно, они могут вполне попасть в неправовое поле в любой момент. Тем более, это рынок, деньги крутятся вокруг этого, и мы просто должны наблюдать, иметь доступ к наблюдениям.
Д.П.: Никто же с этим не спорит — с тем, что Россия должна иметь возможность контроля. Но почему нужно сначала все запретить? Эти дети же никуда не уедут в итоге.
Е.Ф.: Во-первых, речь идет о соглашении. Для того чтобы был стимул к соглашению, необходимо, чтобы в Россия четко в законе прописала "уважаемые испанцы, вы действительно усыновляете много детей, заключите соглашение, и тогда вы сможете это делать".
А.К.: А с Испанией идут переговоры по этому поводу?
Е.Ф.: Эта инициатива соглашения исходит от других стран. Естественно, соглашение заключает МИД, наше Министерство образования — вот кто отвечает за такого рода соглашения.
А.К.: Они ведут переговоры?
Е.Ф.: Ведут со всеми. Насколько я знаю, со всеми идут в разной степени переговоры. Просто сейчас эти переговоры могут быть бесплодны, потому что такой потребности в законе не прописано — то есть испанцы говорят "мы без соглашения все отлично решаем, дети без соглашения нами усыновляются, зачем нам надо с вами соглашение?" Вот позиция испанцев.
А.К.: Известна вам судьба тех детей, которые уже познакомились со своими будущими американскими мамами и папами, но были вынуждены остаться в России? Среди них — больные дети.
Е.Ф.: Во-первых, не большинство, их там всего 4%, другое дело, что у многих справки подделаны. Вы не забывайте, что средняя цена на усыновление, агенты тратят на него в среднем где-то $100 тыс. Когда он приезжает в Россию, здесь работает, то, естественно, у него приоритет. Есть детские дома в Питере, в которых 80% детей усыновили иностранцы — не потому что питерцы отказываются усыновлять: потому что иностранцы платят, а в России усыновители не платят.
Д.П.: Не платят и не усыновляют.
Е.Ф.: Нет, усыновляют. Просто их не допускают, когда подделывают документы на ребенка, потому что один платит, а другой нет. Соответственно, по-другому ведут себя чиновники. Или тот же жесткий случай в Пскове, когда просто через механизм фактически рейдерства из семьи изъяли несколько детей, в разные страны отправили просто из семьи. Вы не забывайте, что у нас действительно наступает давление по линии ювенальной юстиции, когда, в принципе, из любой семьи под заказ могут ребенка изъять. Это тоже надо учитывать.
Д.П.: Такое ощущение, что из-за границы в Россию приезжают какие-то преступники сплошные, извращенцы, которым лишь бы российских детей увезти, и чтобы они там пропали с концами.
Е.Ф.: Вы согласны, что за границей бывает преступность, бывают извращенцы?
Д.П.: Так же, как и в России. Еще я думаю, что в российских детдомах просто чудовищные условия для детей.
А.К.: И в российских домах дети просто умирают от тех болезней, которые там могли быть излечены.
Е.Ф.: Вы сейчас мне сказали, что я говорю про толпы извращенцев за границей, а сами рассказываете такой же миф про Россию. В России есть разные детские дома.
Д.П.: А за границей есть разные иностранцы, разные родители — хорошие и плохие.
А.К.: В России как-то не торопятся больных усыновлять.
Е.Ф.: Чтобы к усыновлению допускать хороших иностранцев и не допускать плохих, нужно это соглашение. А то, что не торопятся, — это другой вопрос, отдельный, к нашему Министерству образования, которое отвечает за этот процесс. Позиция министра на иностранное усыновление — он считает, что из России детей надо выгонять — это позиция Ливанова. Мы его вообще рассматриваем как человека, который просто работает на иностранное государство. Пока мы не преодолеем эту позицию нашего Министерства образования, мы не наладим ничего. Вы не забывайте, что на ребенка в России деньги даются вполне достаточные, чтобы обустроить его жизнь.
Д.П.: Доходят ли они до ребенка? Вот в чем вопрос.
Е.Ф.: Вот именно. Так это вопрос к нашей внутренней системе. Это не значит, что мы должны отдавать детей преступникам из-за границы.
А.К.: Так давайте, может быть, сначала нашу систему наладим, а потом уже не будем отдавать.
Е.Ф.: А пока будем отдавать преступникам из-за границы, да?
А.К.: Ну, давайте нашим преступникам отдавать тогда их.
Е.Ф.: Нет, секундочку. Нашим преступникам отдавать не надо так же, как отдавать преступникам из-за границы. Это отдельный вопрос. А у нас надо налаживать жизнь — это само собой. Я не вижу противоречий между этими вещами.