«Нет торга по цене, есть торг по ситуации»

В последние месяцы ТГК-2 находится в непростом положении. Компания допустила технический дефолт по облигациям, вызвала адресную критику со стороны Дмитрия Медведева за долги перед «Газпромом», которые, казалось бы, уже урегулировала с газовой монополией. В Ярославле в отношении менеджеров ТГК-2 возбуждено уголовное дело. О том, что стало причиной проблем и что происходит в компании на самом деле, “Ъ” рассказал новый гендиректор ТГК-2 АНДРЕЙ КОРОЛЕВ.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Предыдущая фотография

Следующая фотография

1 / 3

Происходящее достаточно просто. Мы нарастили кредиторскую задолженность перед "Газпромом" — "Газпром" стал использовать доступный ему инструментарий воздействия на нас

Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Лекай  /  купить фото

Основная финансовая проблема состоит том, что у компании есть внеоборотные активы и нет оборотных. И у банков есть, скажем так, кризис доверия

Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Лекай  /  купить фото

Переговоры о продаже ТГК-2 ведутся как с российскими энергокомпаниями, так и с зарубежными партнерами… Рассматривается как продажа компании целиком, так и по частям

Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Лекай  /  купить фото

— Как ТГК-2 оказалась в сегодняшней ситуации?

— Есть несколько причин, в том числе носящих фундаментальный характер — экономических, финансовых. Первая причина — отсутствие рынка. ТГК-2 действует в общих условиях, но «чуть-чуть» отличается от других генерирующих компаний: кроме того, что отсутствует рынок тепла, у нас к тому же нет рынка электричества в Архангельской области, на которую приходится половина выручки компании. С 2008 года цены на закупаемый газ выросли на 80%, в то время как на производимое ТЭЦ и котельными тепло — на 56%, на электричество — на 60%.

Следующий момент — финансовые причины. Все заимствования были получены в ситуации мирового кризиса. Обязательства по кредитам и облигационному займу были краткосрочными, и пришлись на 2013 год, в то время как инвестиционные проекты, в частности ввод мощностей по договорам на поставку мощности (ДПМ), носят долгосрочный характер. Произошла нестыковка по времени проектов, которые ТГК-2 реализует, и обязательств, которые компания несет. Был еще небольшой момент со снижением выручки, который носит сезонный характер. На акционерном уровне имелся кредит Сбербанка — когда компания приобреталась, было заплачено порядка 16 млрд руб., часть которых пошла на дополнительную эмиссию под реализацию инвестиционных обязательств по ДПМ, часть — на приобретение пакета акций. Эти бумаги существенно обесценились, что принесло потери всем акционерам. Что касается инвестиций ТГК-2, то объекты ДПМ, которые предполагалось реализовывать, оказались на 70% неактуальны по сравнению с тем, что планировалось в 2008 году. К тому же часть этих денег пошла на закрытие убытка, накопленного на момент вхождения в компанию.

— Почему объекты ДПМ оказались неактуальны?

— Предполагалось строительство в Твери, Костроме. Ни тот, ни другой регион не испытывают потребности в дополнительной генерации.

— Вы это выяснили до того, как взяли кредит?

— В 2008 году, когда компания приобреталась на конкурсной основе, строительство этих электростанций прописывалось в договоре. То есть это была инвестпрограмма, утвержденная РАО «ЕЭС России», и покупатель мажоритарного пакета мог с ней согласиться либо не согласиться. Но имевшийся на тот момент времени сценарий предполагал, что потребление везде будет расти. Один из проектов был просто ошибочным — я имею в виду строительство угольного объекта в Архангельске. Его начали без нас, мы от него отказались. По другим четырем проектам было куплено оборудование, которое в результате пришлось переконфигурировать. Из запланированного был построен энергоблок в Новгороде и сейчас достраивается ПГУ на Вологодской ТЭЦ. В Ярославле возникла совершенно другая конфигурация, в Костроме и Твери компания отказалась от ранее утвержденных РАО проектов. Вот что я имел в виду, говоря о 70%.

Когда строились сценарии развития компании, мы полагали, что раз ТГК-2 свои обязательства по ДПМ выполняет, соответственно, и государство свои выполнит и в 2010 году введет рынок тепла. Но этого не произошло. Если бы мы исходили из сценария, предполагавшего отсутствие рынка тепла, нужно было бы сразу отрезать от ТГК-2 подразделения в регионах, приносящих убытки, и сказать что-то вроде «спасибо, эта компания работает отдельно». А затем ожидать банкротства такого предприятия.

Возьмем, к примеру, ситуацию в Тверской области: ТГК-2 обращалась ко всем заинтересованным сторонам, в том числе в администрацию региона и «Газпром межрегионгаз», который поставляет туда топливо. Во всех письмах речь шла о том, что нужно организовать государственно-частное партнерство и реализовать перекладку тепловых сетей в целях снижения потерь тепловой энергии при ее транспортировке. Нам было понятно, что без этого ничего не произойдет. Выручка по всему тверскому региону составляла 3 млрд руб., а ежегодный экономический убыток, который он приносил, равнялся 500 млн руб. в связи с недостаточностью тарифа и 300 млн руб. из-за того, что не платили дебиторы. «Газпром» в ответ говорил что-то вроде «нам неинтересно, платите деньги». Теплосетевое предприятие в Твери (ОАО ТКС) находилось на балансе ТГК-2 как дочернее общество еще во времена РАО ЕЭС. Изношенность трубопроводов в Твери несла за собой самые высокие потери тепла в регионах деятельности ТГК-2, и поэтому после безуспешных многолетних переговоров с заинтересованными сторонами было принято решение о передаче в аренду тверских генерирующих объектов ТГК-2 этой «дочке», чтобы значительно облегчить баланс головной компании. Сейчас ситуация пришла к следующему: выделилось отдельное предприятие — ОАО ТКС, был поставлен конкурсный управляющий, представляющий интересы «Газпрома», и в итоге это предприятие нарастило еще 700 млн руб. долга перед самим же «Газпромом». Чудес не бывает. Если в сетях потери под 80%, то отапливается не потребитель, а планета Земля, газ сжигается, но платить за него некому и нечем.

— А отсутствие рынка в Архангельске не компенсируется за счет высоких тарифов?

— Там очень простой баланс: какая разница, на каком уровне установлен тариф, если этот тариф невозможно собрать? Есть компании-посредники, мы по Архангельску списали на убыток 600 млн руб.

— Кем там контролируются компании-посредники?

— Рядом людей, против которых сейчас возбуждены уголовные дела. Одно уже практически доведено до передачи в суд — против бывшего депутата Архангельского городского совета госпожи Марчук. Это местные «предприниматели».

И опять же в России существует тарифное законодательство, которое говорит, что тарифы должны быть экономически обоснованными, что если дебиторская задолженность просужена и убыток по ней получен, она должна включиться в тариф. То есть по факту ты не виноват — ты заключил договор, он действовал, по нему отпускалось тепло, тебе за это должны заплатить. На практике же компенсируется 10%. Вот и получается, что на убытки ТГК-2 списала 600 млн руб., из них только 60 млн будет признано в тарифе, а все остальное не компенсируется никак. И следующий момент: сейчас у компании дебиторская задолженность по Архангельску составляет 1 млрд руб. по тепловой энергии. Из этой суммы половина, скорее всего, тоже безнадежна, плюс 800 млн руб.— дебиторская задолженность по электрической энергии. Все эти расходы должны как-то финансироваться. Если они финансируются за счет кредитов, проценты по этим кредитам в тарифы никоим образом не включаются на 100%. Получается, что в соответствии с действующим законодательством «Газпрому» должны перечислять деньги авансом, при этом генерирующей компании потребители авансом ничего платить не должны. При этом «Газпром» от газа может отключить (что он и сделал в сентябре—начале октября, принеся дополнительные убытки компании), а мы по закону отключить потребителей от тепла не можем. Основные должники ТГК-2 являются посредниками между компанией и бюджетными организациями и ведомствами, как в случае с РЭУ, структурой Минобороны, либо, как в случае с жилищными управляющими компаниями, между ТГК-2 и социальной сферой, населением.

— Какая у вас собираемость платежей по регионам?

— Сейчас, когда мы вышли в основном на прямые расчеты, у нас собираемость по теплу составляет 95%. Но, во-первых, это только по населению, а во-вторых, 95% — норматив собираемости, установленный, кстати, в советское время — это только на первый взгляд много. На деле же это означает, что при выручке за тепло в 20 млрд руб. компания недособирает 1 млрд, и из этого миллиарда в соответствии с существующей практикой будет компенсировано только 100 млн руб. То есть, чтобы работать в ноль, плановая прибыль как минимум должна в абсолютном выражении достигать 900 млн руб. А учитывая, что это требует финансирования вперед для того, чтобы рассчитываться за газ, еще должны быть включены и проценты на этот портфель.

— Можете как-то разъяснить ситуацию с «Газпромом», долги перед которым требует взыскать лично премьер с подключением силовиков?

— Происходящее достаточно просто. Мы нарастили кредиторскую задолженность перед «Газпромом» — «Газпром» стал использовать доступный ему инструментарий воздействия на нас.

— С какого момента стали наращивать?

— С прошлого года.

— Но непонятно, почему «Газпром» публично выводит на уровень премьера вопрос о неплатежах ТГК-2 за газ через две недели после того, как «Газпром межрегионгаз» и ТГК-2 подписали соглашение об урегулировании долга.

— Да, соглашение было заключено. Это как раз был финальный этап отношений. Им больше занимался предыдущий генеральный директор, но, поскольку этот вопрос также в компетенции совета директоров, он пришел и ко мне. Я сам разговаривал с Еленой Михайловой (замгендиректора «Газпром межрегионгаза» по корпоративным и имущественным отношениям.— “Ъ”), спрашивал: «Какова ваша позиция?» Она говорит: «Нам ваша ТГК-2 не нужна, платите деньги — если вы сейчас будете банкротиться, мы не хотим остаться в последней очереди, как в Твери, ни с чем, мы хотим залог активов». И ограничили нам газ. Мы заложили им активы в Архангельске, вели переговоры с банком, говорили: «Возьмите залог, нам надо заплатить “Газпрому”». Но с банками мы не успели эти переговоры закончить, поэтому отдали активы в «Газпром». Елена Михайлова сказала, что если мы будем в банке кредитоваться, они высвободят активы из-под залога при условии того, что эти деньги пойдут за газ. И на этом договорились. И после этого вдруг бамс — и публичное заявление Алексея Борисовича Дмитрию Анатольевичу, и уголовное дело.

— Каковы условия залога?

— Мы можем дополнительно увеличить задолженность на сумму 900 млн руб. Если сумма будет больше, кредитор имеет право обратить взыскание на заложенные активы.

— Что именно сейчас в залоге?

— Все оборудование Архангельского главного управления — три электростанции. Их оценку никто не производил, это не требуется, поскольку наш кредитор не банк. Но можно оценивать «железо», а можно — бизнес. Балансовая стоимость оборудования превосходит сумму залога — его остаточная стоимость составляет порядка 3 млрд руб. Но есть дополнительный контекст. Сейчас цена строительства 1 ГВт мощностей, например двух станций, работающих на газе, и одной угольной, равна не менее $1 млрд за вычетом износа оборудования. Не хочу завышать цену на примере того же Архангельска, но факт остается фактом — у каждой стороны своя оценка. Существует, например, потребление газа — с помощью этих активов газовики продают около 2 млрд кубометров своего газа, и сколько маржи с этого? Если не будет этих станций, они не будут продавать эти 2 млрд, правильно?

— Но эти станции не могут не быть потребителями газа.

— Они могут быть потребителями газа, но не от «Газпрома», и варианты есть всегда.

— Какая у вас общая долговая нагрузка по итогам девяти месяцев этого года?

— 19,5 млрд руб.— это банковская, включая облигационный заем, если брать все наши обязательства — 30,7 млрд руб.

— А банковская — компания должна ВТБ больше 8 млрд руб.?

— Меньше 8 млрд руб. Сейчас — около 7,5 млрд.

— Остальные на Сбербанке?

— Нет. Перед Сбербанком у нас долга вообще нет. Наши крупнейшие кредиторы помимо ВТБ — это ВЭБ, Газпромбанк плюс держатели облигационного займа.

— Про облигационный заем. Вы не могли бы объяснить причины техдефолта?

— Нас не перекредитовали банки. Со Сбербанком, ВТБ и ВЭБ велись переговоры, но предложения банков носили форму вежливого отказа.

— Насколько я знаю, ВТБ и Сбербанк были готовы, но условия не слишком устроили?

— Это неправда. Индикативное предложение о финансировании в данном случае касалось Новгородской и Архангельской ТЭЦ. В общей сложности предлагалось около 4 млрд руб. под залог этих активов, притом что сроки рассмотрения составляли полгода. Нам не обещали дать кредит — нам сказали, что готовы рассмотреть заем, и предоставили предварительное предложение, носившее индикативный характер. Оно выходило за сроки погашения, и поэтому сразу же на реструктуризацию был нанят Raiffeisen. Изначально, проводя свою оценку, мы полагали, что под залог имеющихся активов можем получить 5 млрд руб., погасить облигационный заем, затем выпустить новый и рассчитаться с тем же «Газпромом». Но когда увидели условия предложений, о которых я говорил, то поняли, что технический дефолт неизбежен. ВТБ не был готов пойти компании навстречу в данном вопросе и заявлял, что задолженность уже достаточно высока. ВЭБ тоже представил довольно обоснованную позицию, суть которой заключалась в следующем: «Пройдите облигационный заем, реструктурируйте кредитный портфель ВТБ и разберитесь с задолженностью перед “Газпромом”».

— То есть решите все свои проблемы и после этого мы вам поможем решить все ваши проблемы?

— Я считаю, что ВЭБ нам помог, потому что Связьбанк, который входит в Группу ВЭБ, уже подписался под реструктуризацию облигационного займа. Да, мы находимся сейчас в проблемной задолженности, но ведем переговоры с ВТБ по этому вопросу. У нас есть обоюдная заинтересованность в том, чтобы решить все спорные моменты. На встрече между нами и руководством ВТБ было сказано, что у ТГК-2 есть три месяца для того, чтобы разобраться с проблемными вопросами.

— Откуда тогда новость о том, что ВТБ 24 подает на вас в суд?

— Для нас это было как гром среди ясного неба. Сначала я не понимал логику этого решения — ведь у ВТБ есть залог по своим, «большим» кредитам, и получалось, что ВТБ 24, являясь дочерней структурой ВТБ, пытается взыскать у ТГК-2 что-то до того, как вся группа получит деньги или имущество по своему кредиту. Но после встречи с представителем руководства ВТБ 24 ситуация прояснилась: оказалось, что причина планируемого обращения в суд — непогашенная задолженность ТГК-2, которая перешла к ВТБ 24 от Транскредитбанка в виде кредита и облигаций. Кредит был закрыт, но нереструктуризованные бумаги по облигационному займу у банка остались. Если по этим бумагам будет подан иск в суд, мы тем не менее будем надеяться на мировое урегулирование. На взаимоотношениях со всей группой ВТБ эти спорные моменты не отражаются.

— Почему вы решили перекредитоваться перед выплатой по займу?

— Так заем выдавался на трехлетний период. В российской энергетике есть системные проблемы, о которых я уже рассказал, но вам, наверное, интересно узнать про наши собственные ошибки или недоработки. Они были. Компания своевременно не ввела энергоблоки — на Новгородской ТЭЦ ввели с задержкой, на Вологодской энергоблок будет также введен с опозданием. Также не решен вопрос по Кудепстинской ТЭС. То есть ТГК-2 не реализовала в срок инвестпроекты. В дополнение к этому компания вложилась в другой инвестиционный проект — сделку по «Севернефти», о которой много сейчас говорят. Соответственно, возник дисбаланс между оборотными и внеоборотными активами. У компании есть денежные обязательства, которые она должна погасить, и нет соответствующих оборотных активов, а есть внеоборотные. Следовательно, по этим внеоборотным активам нужно либо привлечь партнеров, которые профинансируют компанию, чтобы она смогла погасить свои долги, либо продать эти активы.

— То есть вы говорите, что сорвали программу ДПМ, чтобы купить «Севернефть»?

— Нет, ДПМ был сорван потому, что плохо строили — но не сама компания, а вместе с подрядчиками. Ни по одному из проектов не было проблем с финансированием, проблемы были собственно со стройкой. Ситуация была следующей: ты заплатил подрядчику за стройку, а он не строит, и по обязательствам у него отвечать нечем.

— Вы не смогли додавить подрядчиков?

— Да и не было их, собственно. Например, по Новгороду был заключен контракт с «Новгородэнергосервисом» — «известнейшим» подрядчиком, у которого до этого не было ни одной стройки. Это был такой период в компании — новый стратегический инвестор оплатил допэмиссию, а назначенный со стороны РАО ЕЭС менеджмент еще не был сменен и распоряжался полученными деньгами не всегда осмотрительно. «Новгородэнергосервису» заплатили аванс, и он, по сути, исчез. Вместо него пришлось срочно контрактовать новых подрядчиков и строить хозяйственным способом без всяких EPC-контрактов. Точно так же были закуплены турбины и проавансировано строительство котла в Архангельске — 700 млн руб. крупной инжиниринговой компании. Прелесть РАО ЕЭС была в том, что не было никакой персональной ответственности. Имелась инвестпрограмма РАО — и ведь это же не ТГК-2, это РАО приняло решение о строительстве угольной станции в Архангельске, притом что данное решение никоим образом не было согласовано с администрацией города, областью. В Архангельске даже нет угольного порта, золоотвалов — надо было бы каждый день привозить уголь из Северодвинска, а потом золу отвозить в Северодвинск. Прекрасная идея, да? Все корпоративные решения есть, совет директоров, включая миноритарных акционеров компании, проголосовал за то, чтобы эту станцию строили. Тогдашний генеральный директор провел соответствующие конкурсные процедуры, нашел подрядчика — Е4, заключил с ним договор. Мы, то есть в данном случае группа «Синтез», пришли и тут же остановили эту стройку, но проблема в том, что договор был заключен формально надлежащим образом. Аргументация была следующей: «У меня была инвестпрограмма РАО, я должен был начать четыре стройки, я их и начал — купил турбины. Что я сделал не так? Ну да, оказалось что они не нужны. Я котлован вырыл в Костроме, в Твери — потому что выполнял инвестпрограмму РАО».

— Ну раз такая беда, то в принципе акционер мог бы такие активы не покупать…

— Совершенно верно. Теперь мы приходим к тому, с чего и надо было начинать наш разговор: с самой первой причины. Есть в эконометрике такое понятие — авторегрессия: ты что-то делаешь, а потом у тебя все идет не то чтобы само собой, но с этой линии потом свернуть очень сложно. Напоминаю, что покупал ТГК-2 не «Синтез», а СП с немецкой RWE, в котором «Синтез» был миноритарным акционером. Но когда RWE отказалась от сделки, уже был взят кредит в Сбербанке и заложены активы «Синтеза». Конечно, с этим можно было либо сразу разобраться, либо в 2008 году подать на банкротство. Но были большие надежды выиграть суд у RWE и либо получить с них компенсацию, либо принудить их к созданию совместного предприятия. К сожалению, в 2010 году этот суд в Лондоне был проигран. Сейчас есть новый суд — в Германии, в земельном суде Эссена, и мы надеемся на положительный результат. Таким образом, если отвечать одним предложением на вопрос, как это все произошло,— это произошло в 2008 году, когда RWE отказалась от СП. А после этого началась авторегрессия, связанная с тем, что у нас не было достаточно опыта и времени, чтобы быстро свернуть программы, начатые РАО ЕЭС и противоречащие при этом топливно-энергетическому балансу. Не было достаточно рычагов, чтобы победить ситуацию с дебиторкой — она и сейчас не побеждена до конца, поскольку между ТГК-2 и населением остаются эти посредники в лице управляющих компаний. А потом начался системный кризис, создавший большую разницу в ценах на энергоносители и тем, что тебе дали по тарифам в результате сдерживания их роста для социальных целей.

— А что вам мешало вернуть кредит Сбербанку, провернуть все назад и жить себе спокойно с остальным портфелем?

— Сразу вернуть все назад было невозможно, в тот момент не было финансовых возможностей. Кредит Сбербанку был возвращен в прошлом году — за счет собственных средств, в том числе от доходов по реализации части пакета акций ТГК-2. Кредит был взят на акционерном уровне, и обязательства по нему несла не ТГК-2.

— История с «Севернефтью» повлияла на состояние компании и привела к техдефолту?

— Причинно-следственной связи нет, есть ряд многих других факторов, которые я уже назвал.

— Вы ведь, наверное, знаете, как ваши облигационеры воспринимают эту сделку?

— Я общался с облигационерами. И все крупные считают, что все было очень плохо и неправильно. Но это была инвестиция, которая могла быть очень выгодной для компании, и ход событий это подтверждает: газодобывающий актив, который ТГК-2 попыталась купить за $220 млн, «Еврохим» купил за $400 млн – почти в два раза дороже. Представьте, насколько велик мог быть «апсайд», если бы компания смогла поставлять собственный газ на свои электростанции! Независимые производители сейчас продают «Газпрому» попутный газ по 600 руб., а ТГК-2 покупает его по цене от 3,5 тыс. до 4,5 тыс. руб. Поэтому сделка была бы совершенно идеальной, если бы она состоялась. Но, к сожалению, этого не случилось.

— Почему?

— Компания покупала долги. Они не являлись интересными сами по себе — они были обеспечены залогом всего имущества «Севернефти», включая скважины. Но потом, когда сделка и этот долг были оспорены, все это имущество «ушло». События развивались так: ТГК-2 купила долг, и залоговые документы должны были перейти к ней, но далее эта сделка была оспорена, и продажа этого актива была осуществлена в адрес «Еврохима».

— А деньги-то где?

— Они направлены на погашение дебиторской задолженности. Произошло следующее: денежные средства были даны инвестбанку, который вышел с предложением купить на них долги «Севернефти». По итогам совершения сделки деньги оказались у него. Он вложил их в акции, которые сначала росли, а потом падали, как акции Apple. Фактически инвестбанк поработал на наших деньгах. А потом предложил нам взамен внеоборотный актив.

— И что теперь вы будете со всем этим делать?

— Закрывать. У ТГК-2 на балансе скоро окажется актив, который оценен дороже, чем сумма долга, обеспеченная бумагами. Соответственно, возможно два варианта: либо к компании перейдет актив, либо, скорее всего, деньги. У нас есть внутренняя оценка, согласно которой наши станции в Новгороде и Вологде стоят 17 млрд руб. Актив в Македонии оценивается в 9,6 млрд руб. Консервативные оценки немного скромнее. Долговая нагрузка у компании — 20 млрд руб. Таким образом, одна лишь дивестиция этих трех активов уже приводит ситуацию с задолженностью в ноль.

— Но насколько это все ликвидно?

— Вот я и говорю, что основная финансовая проблема состоит том, что у компании есть внеоборотные активы и нет оборотных. И у банков есть, скажем так, кризис доверия, связанный с тем, чтобы продолжать кредитовать нас. По условиям term sheet, которые нам предлагаются, говорится следующее: «нам нужен член совета директоров с правом вето». И мы к этому готовы — хоть сегодня, хоть завтра. Для нас любая прозрачная ситуация только приветствуется. Хотите, чтобы были ваши члены совета директоров,— нет возражений. Мы надеемся, что состоявшийся на днях выход на удовлетворительный показатель реструктуризации облигационного займа позволит этот кризис доверия преодолеть.

— А на каких условиях вам ВТБ сейчас продлил срок?

— Пока еще рано говорить о том, что срок продлен. Но до недавнего момента все шло нормально, с Северо-Западным ВТБ были согласованы многие условия реструктуризации. Существует реальный график погашений, он исходит из финансовой модели ТГК-2, в соответствии с которой компания начинает расплачиваться с кредитором со следующего года и погашать по 1 млрд руб. ежегодно. EBITDA ТГК-2 составляет 4 млрд руб., обслуживание стоит 2 млрд руб., плюс дебиторская задолженность. То есть погашать в год по 1 млрд руб. вполне возможно. По мере ввода станций компания будет погашать эту задолженность в большем размере.

— То есть на это больше семи лет уйдет?

— Ну конечно, зачем нам кого-то обманывать.

— Вам проценты поднимут?

— Хотят поднять. Обслуживание кредита сейчас стоит 2 млрд руб. в год. По российским меркам процентная ставка сейчас достаточно низкая. Опять же в отношении облигационного займа: поскольку облигационерам в соответствии с предложенными условиями реструктуризации увеличивается процентная ставка, у них исчезают причины для недовольств. Компания обслуживает проценты, и со следующего года готова начать погашение кредитного портфеля.

— А в рамках первой реструктуризации вы раздаете 500 млн руб. всем облигационерам?

— Конечно. Только не всем, а тем, кто согласился на реструктуризацию. И не только крупнейшим. При этом процентная ставка увеличивается. 10% они получают сразу плюс прописаны строгие ковенанты — наши дополнительные обязательства, и держатели, согласившиеся на реструктуризацию, опять же в выигрыше. Сейчас договоренность о согласии на реструктуризацию достигнута уже с 82% облигационеров. Таким образом, реального дефолта по облигациям ТГК-2 уже избежала.

— Между тем компанию планируется продать?

— Сейчас фактически все активы компании заложены: Новгород и Вологда в залоге у ВЭБа, архангельские активы — у «Газпрома». Переговоры о приобретении ТГК-2 ведутся как с российскими энергокомпаниями, так и с зарубежными партнерами — сделку с ГЭК (Государственной электросетевой компанией Китая.— “Ъ”) ведет «ВТБ Капитал». Рассматривается как продажа компании целиком, так и по частям. Подписаны соглашения о конфиденциальности. Могу сказать, что сейчас нет торга по цене, есть торг по ситуации. Несмотря на системные проблемы в отрасли, для крупного игрока с большими финансовыми возможностями, чем у группы «Синтез», это выгодная инвестиция. Такая сделка выгодна и всем нашим кредиторам.

— Какую долю акционерного капитала сейчас «Синтез» контролирует в ТГК-2? В официальной отчетности указано, что доля «Корес инвеста» до конца 2011 года составляет около 45%, сейчас у «Кореса» менее 10%, и утверждается, что компанию ни одна из групп акционеров не контролирует.

— Доля «Кореса» равнялась 43% на тот период, когда компания приобреталась. Сейчас она составляет 9,5%. Все остальные акции проданы. Из-за того что сделка с RWE не состоялась, «Корес» взял все на себя, хотя и не планировал приобретать такой большой пакет, а затем был вынужден продать и зафиксировать убыток от продажи акций. Текущий владелец ТГК-2 не «Синтез». Пакет был продан для погашения кредита — в прошлом году «Корес инвест» погасил весь кредит.

— Эти компании не аффилированы с «Синтезом» и между собой?

— Не аффилированы, и каждая компания — отдельный независимый участник. Почему мы никогда не раскрывали информацию? Потому что всегда шли суды. Ранее это был суд в LCIA, где «Корес инвест» судился с RWE. По условиям этого судебного процесса были жесткие ограничения конфиденциальности на раскрытие в прессе любой информации, связанной с этой сделкой. Ни мы, ни RWE не были заинтересованы в утечках. Сейчас проходит новый суд, уже в Эссене. По нему тоже есть ограничения на раскрытие. Могу сказать, что компании, которым продали акции, выдали кредит доверия текущему менеджменту.

— Как объяснить поведение «Газпрома»?

— У меня нет рациональных объяснений. Могу предположить, что «Газпром», рассматривая себя как вероятного приобретателя активов ТГК-2, создает почву для того, чтобы потом можно было найти крайнего. Всем понятно, что такое генерирующие компании. Это продавцы тепла и электроэнергии, произведенной на котельных и ТЭЦ посредством поставленного «Газпромом» газа, потребителям, которые должны делать «Газпрому» предоплату, а с потребителей тепла и электроэнергии — уже как соберут. Но если рынка тепла не будет, вся это конструкция может рухнуть. Некоторым менеджерам «Газпрома» не хочется быть виноватыми, поэтому надо перевести фокус внимания.

Например, в Твери мы пытались создать СП и внести в его уставный капитал все имущество ТГК-2 в этом регионе. Компания заявляла, что ей не нужен ни контрольный пакет, ни вообще ничего, и она готова подарить все имущество создаваемому обществу. «Газпром» заблокировал это решение, мотивировав свои действия тем, что компании необходимы «живые» деньги. Встречная аргументация ТГК-2 состояла в том, что все имущество вносится в уставный капитал компании-должника, которую будет контролировать «Газпром». На тот период времени долги «Газпрому» по Твери составляли еще миллиард, поэтому предложение ТГК-2 позволяло найти выход из этой патовой ситуации. Но в этом никто из «Газпрома» не был заинтересован. Интереснее создать аргументацию и копаться в уголовных делах.

— При всем уважении, вам не кажется, что ТГК-2 маловата, чтобы выглядеть достойным противником «Газпрому»?

— Да, маловата. Понятно, что «Газпрому» гораздо приятнее сражаться с Украиной. С другой стороны, ТГК-2 потребляет примерно такой же объем газа, как, например, Болгария. Передача активов «Газпрому» — это один из вариантов развития ситуации. Но, во-первых, есть другие потенциальные покупатели, а во-вторых, ТГК-2 не заинтересована в публичной порке, посредством которой компании создается имидж второго «Энергострима» и снижается ее капитализация. ТГК-2 не «Энергострим».

— Что касается уголовного дела. В нем говорится, что ТГК-2 собрала с населения 10,4 млрд руб., произвела расчеты с поставщиками на 8 млрд, а «Газпрому» должна 1 млрд руб.

— Это не так. Названные вами цифры относятся к деятельности компании в Ярославской области: по всем регионам каждый год ТГК-2 собирает порядка 40 млрд руб. С населения за тепло собирается порядка 20 млрд руб., и эти 20 млрд руб. распределяются. Если посмотреть структуру платежей «Газпрому», то она прямо пропорциональна тому, что собирается. Из любых 100 руб. примерно 60 руб.— это затраты на топливо поставщикам, остальные 40 руб.— зарплата, налоги, ремонты. В Ярославле дочерней структуре «Газпром межрегионгаза» заплатили за период, о котором идет речь в возбужденном уголовном деле, 65% от собранных денежных средств. Поэтому никакого злого умысла в факте задолженности нет, и я сомневаюсь, что его можно найти даже при очень большом желании.

— Скажите, к предыдущему гендиректору Владлену Александровичу у вас есть какие-то претензии?

— Он проработал в должности генерального директора ТГК-2 три года, дольше всех предыдущих директоров. Но сейчас настал другой период: надо вводить антикризисное управление. Некоторое время менеджмент ТГК-2 исходил из предпосылки, что банки рефинансируют кредиты на приемлемых условиях. Собственно, иллюзия развеялась. Стратегически я, как председатель совета директоров ТГК-2, больше занимался международными проектами и международным сотрудничеством. Сейчас мы ведем новые переговоры с инвесторами и банками, и первый шаг — избежать реального дефолта по облигационному займу — нами уже сделан.

— Офшор Akolyn — участник сделки по переуступке обязательств «Севернефти», которую оспаривают миноритарии,— структура «Синтеза»?

— Нет, несмотря на то, что миноритарии уверяют всех в обратном.

— А чья она?

— Я не знаю, ее нам в качестве контрагента предложил инвестбанкир, который и инициировал сделку. И другой банк, планировавший принять участие в сделке, тоже их предлагал. В какой-то момент акционеры «Севернефти» решили продать этот актив не ТГК-2, потому что другие покупатели предложили большую сумму.

— А Kardiсor, находящийся в той же цепочке,— это что?

— Компания-нерезидент, на котором расположен македонский актив — современная ТЭЦ в Скопье. И либо эта ТЭЦ станет принадлежать ТГК-2, либо деньги вернутся. Мое мнение: активы зайдут напрямую в ТГК-2, без посредничества Kardicor. Скорее всего, будет создана стопроцентная «дочка» ТГК-2 — условно говоря, ООО «ТГК “Македония”».

— Как развивается партнерство с китайцами?

— Развивается, пока не буду говорить о результатах: заявления в прессе очень чувствительная материя для наших партнеров.

— Вопрос к вам как к бывшему гендиректору группы «Синтез». Расскажите, пожалуйста, что произошло на тендере в Греции, в рамках которого группа претендовала на газораспределительную DESFA?

— Приобретение греческого актива нам на самом деле очень бы помогло. Но греческое приватизационное агентство до последнего не соглашалось с нашими предложениями по структуре акционерного соглашения. Не было предоставлено никаких письменных гарантий по двум вопросам. Во-первых, активы DESFA закредитованы, и поручителем является правительство. Оно должно было сохранить за собой эту роль, иначе бы произошла смена контроля собственности, и поручительство перешло бы на покупателя. Нам пояснили, что такого перехода не будет и что DESFA останется по-прежнему должна Европейскому банку под гарантии правительства. При этом основной риск был связан с арендой терминала на острове Ревитуса и с кредитами, полученными на строительство упомянутого терминала и трубопроводной сети. Идя в сделку, надо было соглашаться на предложенные условия. Но комфортной данная ситуация не являлась. Косвенно эти риски подтвердились: SOCAR выиграла тендер, но сделка до сих пор не закрыта. Второй момент — мы оценили компанию в $350 млн, а у нас появилась неофициальная информация, которая оказалась достоверной, что $400 млн за DESFA готов предложить SOCAR. В этой ситуации не было смысла подавать заявку. Зачем тратить деньги, давать банковскую гарантию, если уже ясно, что ты проиграешь? Мы готовы были подать на $350 млн, а по оценке консультантов, стоимость DESFA равнялась даже меньшей сумме, размер которой составлял $300 млн. К тому же мы не были намерены попадать в положение конкурента, которого используют для поднятия ставок.

— Почему вы не сказали, что не подаете заявку?

— Выжидали. Мы находились в высокой степени договоренности с бельгийской компанией Fluxys о создании СП в целях приобретения DESFA. И с греческой стороной было условлено, что потом это партнерство будет согласовано.

Интервью взяли Наталья Скорлыгина, Ксения Леонова