Против художника, устроившего акцию на Красной площади, возбудили уголовное дело. Петра Павленского обвинили в хулиганстве, ему грозит до пяти лет лишения свободы. Господин Павленский ответил на вопросы ведущей Анны Казаковой.
Фото: REUTERS/Maxim Zmeyev, Reuters
10 ноября на Красной площади Павленский прибил свои половые органы к брусчатке. Акция была приурочена к Дню сотрудников органов внутренних дел, который отмечался в этот день.
— Господин Павленский, вы вообще в курсе этого дела? Общались как-то с вами следователи?
— Следователи со мной не общались еще именно по этому делу, общались по административному правонарушению. Я узнал об этом именно в пятницу утром из новостей. На самом деле, по тому, как меняется вообще ход дела постоянно от каких-то желаний власти, я даже предполагаю, что, может, через три часа появится опровержение этой новости. Такое тоже может быть. Они меня могут закрыть. Все что угодно может быть вообще.
— Как-то могли предположить, что такая серьезная статья будет — хулиганство по мотивам политической, идеологической, расовой, национальной и религиозной ненависти, до пяти лет лишения свободы вам грозит?
— Естественно, я любой исход событий предполагаю, конечно, да.
— А не жалеете сейчас о проведенной акции?
— Нет. Ни секунды не жалею. Это же совершенно осознанное действие, оно же сделано не в каком-то помрачении сознания.
— А почему вы решили провести ее именно вот таким образом?
— Потому что это метафора политической индифферентности и вообще вот этой ситуации, когда не власть схватила людей за яйца, а люди сами себя держат за яйца — люди сами приближают это наступление, превращение страны в полицейское государство. Тогда все окажутся в тюрьме, и никого не надо будет для этого сажать, потому что сама страна станет государством тюремного режима. Это же очень просто.
— А вам не кажется, что сейчас люди, скорее, обсуждают, как вы эту акцию провели, а не для чего? Вас это не смущает?
— Обсуждают "как", но все равно там есть визуальный код: то, что считывается сразу. А потом людей интересует интерпретация, они дают свои интерпретации или интересуются моим именем. Информации по этому прецеденту достаточно много. Есть интервью, статьи, много что можно уже увидеть. В принципе, там за этим уже стоит определенный информационный пласт.
— Господин Павленский, не повлиял ли характер акции на ваше здоровье?
— Сейчас у меня все в порядке. Мне предлагали в больнице сделать операцию, видимо, чтобы прочистить там как-то эту рану, но я написал несколько бумаг с отказом, потому что мне кажется, что если бы даже я согласился, то я бы дольше задержался в больнице, и, может быть, было бы даже больше проблем, потому что сделали уколы от столбняка, все обработали. Сейчас у меня там гематома какая-то осталась, а так все, по большому счету, нормально.
— Вы вообще знаете о том, что то, что вы сделали — это такой традиционный протест заключенных против этапирования? Случайно ли была выбрана такая форма в День полиции вами?
— Нет, конечно, не случайно. Я слышал об этом, только не в том контексте — что это связано с этапированием: я слышал, что такие формы протеста в местах лишения свободы связаны с произволом администрации. Но я как раз говорю о том, что страна превращается в большую "зону", в государство тюремного режима, и безусловно, именно перенос жеста, который осуществляется в определенных местах всегда, как раз показывал именно стирание этой границы.
— Вы нечто подобное на ближайшее время еще планируете?
— У меня никогда ничего не запланировано, я не мыслю серийно. Я делаю одну акцию, и дальше я не знаю, что делать. И все. Я мыслю одиночно.
— У вас какое-то озарение — вы идете и делаете что-то?
— Нет, не озарение собирается фрагментарно, я слежу за событиями — что вообще происходит в стране, куда идет политический климат в государстве, какие-то вещи, которые я вижу. Когда я делал акцию "Туша", помимо ряда законов и о должностных обязательствах, когда люди просто перестают быть людьми, как функционеры, друг друга подвергают вот этому прессингу, я еще увидел такую вещь — изображение в интернете — фотография с Первой мировой войны, где убитый человек, мертвое тело, запутавшееся в мотках, вот этих рядах колючей проволоки, просто повисшее, эта фотография тоже отчасти натолкнула. Это совершенно какие-то разные вещи, которые я вижу, слышу, которые все равно собираются просто из контекста вот этого политического и культурного.