Фото: DIOMEDIA / John Warburton-Lee Photography
Фото: DIOMEDIA / Alamy
Фото: предоставлено Rolex
Фото: DIOMEDIA / Mary Evans
Фото: AFP
На высоте примерно 8 тыс. метров проходит граница земной атмосферы. Выше начинается космос — среда, не предназначенная для жизни человека. Но желающих подняться на протыкающую верхушкой космическое пространство самую высокую гору мира — Эверест,— несмотря на огромное количество восхождений, завершившихся трагедиями, полным-полно. Потому что другого Эвереста нет.
Рассказ самого известного современного российского путешественника Федора Конюхова о его восхождении на Эверест запомнился мне в деталях. Слишком они были жуткими. Конюхов воспоминал, как перед решающим штурмом он с товарищем лишился палатки, а на открытом воздухе ночевать было нельзя — замерзнешь насмерть. Нашли чужую — в ней лежал мертвый испанец, придавивший палатку и не позволивший ветру ее сорвать.
Он воспоминал, как потом, уже поднимаясь к вершине, перед каждым шагом по несколько раз вдыхал кислород из баллона — в противном случае на шаг попросту не хватило бы сил. Как раскалывалась от недостатка воздуха голова. Как он мерз из-за того, что сгущавшаяся на этой высоте, словно в барокамере, кровь не могла попасть в капилляры. Каким противным был вкус у воды — воды без кислорода.
Он вспоминал, как при спуске ослеп. Решил на время снять очки, чтобы удобнее было пробираться сквозь буран, а ультрафиолет на восьми километрах, когда ему ничего не мешает, обжигает глаза. Как кричал от настигшей его ночью боли. Как, слепой, чуть не провалился в пропасть. Как потом они с другом все-таки спустились с горы.
Он вспоминал, что вообще-то преодолел последние метры до вершины не самым красивым способом — ползком, на коленях. "Но Эверест заслуживает того, чтобы ты к нему приполз",— говорил Конюхов. А еще говорил про странные ощущения, которые у него возникли, когда он очутился там, куда полз, когда огляделся вокруг: "Все как будто знакомое. Ведь Эверест сначала духом проходишь, мечтая о нем, а потом уже физически".
Мечтать о нем начали примерно полтора столетия назад. В середине позапрошлого века геодезическая служба Индии проводила измерения расположенных в Гималаях вершин. В 1852 году дошла очередь до очередной горы. Ученые были потрясены: ее высота оказалась равна 8848 метрам! Выше быть уже ничего не могло.
Гора на самом деле не сразу обрела название. Четыре года она пробыла пиком XV. Потом стала Эверестом — видимо, у британских геодезистов остались хорошие воспоминания о бывшем шефе своей службы Джордже Эвересте. Потом выяснилось, что вообще-то у нее есть и свои древние названия, данные ей шерпами. Миру лучше известно Джомолунгма, то есть Богиня — мать Земли.
Пробовать покорить Эверест начали, конечно, гораздо позже, чем мечтать о покорении,— когда появилось соответствующее оборудование. Причем третья попытка едва не завершилась успехом. Вернее, по всей видимости, им и завершилась. Только вот этого, увы, никто не мог доказать. Раскопала эту историю американская экспедиция Эрика Симонсона в 1999 году, которая обнаружила вмерзшее в лед тело примерно в 600 метрах от вершины Эвереста. Когда его извлекли, на экипировке Симонсон нашел нашивку: Джордж Мэллори.
Мэллори был членом экспедиции, отправившейся на Эверест в 1924 году. Она вроде бы выбрала самое подходящее время для восхождения — май. Но с погодой сразу не заладилось: сильный ветер, густой туман... Два шерпа, которых брали проводниками и носильщиками, погибли. Остальные участники устали и были деморализованы.
Последний лагерь команды располагался в двух километрах от вершины. Там Джордж Мэллори написал свое последнее письмо домой: "У нас еще остался шанс. Главное — это сделать все быстро и просто. Я планирую добраться до вершины за три дня. Надеюсь, что погода на сей раз не подведет".
На заключительный отрезок дистанции Мэллори взял с собой лишь друга Эндрю Ирвайна и шерпа-проводника. Спутники остались ждать их в лагере. 7 июня туда пришел изможденный шерп, он еле стоял на ногах. В руке у него был клочок бумаги с написанным Мэллори посланием: "Мы постараемся взойти на пик завтра, если погода будет ясной. Если в восемь утра вы посмотрите наверх, то, наверное, увидите нас".
С раннего утра 8 июня участники экспедиции, которые остались в лагере, напряженно всматривались в небо. Они даже увидели две темные точки на снежном гребне неподалеку от пика. А потом небо затянуло облаками. Джордж Мэллори и Эндрю Ирвайн так и не вернулись. Скорее всего, у альпинистов кончился кислород. А может быть, они просто замерзли.
Мнения по поводу того, удалось ли Мэллори с Ирвайном взойти на Эверест, разделились. Рассказов очевидцев для доказательства не хватило.
Первыми, кому удалось не только подняться на Эверест, но и спуститься с него живыми, были новозеландец Эдмунд Хиллари и шерп Тенцинг Норгей. К 1953 году Хиллари уже считался очень опытным альпинистом, покорившим все Альпы и несколько гор высотой более 6 тыс. метров в Гималаях. Там, в Гималаях, он стал участником разведывательных экспедиций Королевского географического общества, которое всерьез решило все-таки победить гору.
Тенцинг Норгей тоже был профи. Он работал проводником еще в 1930-е годы, а незадолго до экспедиции полковника Джона Ханта (в ее состав включили Хиллари) поднялся очень близко к Южному пику со швейцарцами. Драматические детали того восхождения сегодня грезящие Эверестом альпинисты знают назубок.
В середине апреля Эдмунд Хиллари и Тенцинг Норгей, связанные страховкой, поднялись на высоту 7 тыс. метров — там должен был быть разбит четвертый лагерь. Тот день они запомнили на всю жизнь. Путь пролегал по ледопаду — почти отвесной стене льда, в которой приходилось, чтобы продвигаться наверх, прорубать ступеньки. Они шли до места будущего лагеря несколько часов, и, казалось, все самое ужасное кончилось. Но оно только начиналось. Во время спуска под Хиллари обвалился кусок льда. Он стал падать в бездну, специальные ботинки с шипами не помогали. Шерп среагировал за доли секунды, воткнув со всей силы ледоруб в лед и натянув веревку, и спас тем самым и себя, и напарника.
Еще спустя две недели альпинисты были в восьмом лагере, на высоте 7925 метров. Они давно уже дышали не настоящим воздухом, а смесью кислорода, находящегося у них в баллонах, и ледяного подобия воздуха. Они давно уже почти не спали. Давно не ели нормальную пищу, потому что даже с помощью применявшихся тогда примусов приготовить ее на морозе не представлялось возможным, да и запасы надо было экономить. Вместо еды пили чай, чуть ли не половину кружки заполняя сахаром. Он хоть немного, но восстанавливал силы.
Штурм Джон Хант готовил целый месяц. Но отправил на него не своих любимцев Хиллари с Норгеем, а Тома Бурдильона и Чарлза Эванса. Полковник полагал, что выполнявшие колоссальный объем работы лидеры слишком истощены. 26 мая в час дня Бурдильон и Эванс достигли Южного пика. От верхней точки их отделяли какие-то десятки метров. И тут у альпинистов вышли из строя кислородные системы. Полумертвые, они вернулись в лагерь. Единственное, на что у них хватило сил,— это подробно описать заключительную часть маршрута Эдмунду Хиллари и Тенцингу Норгею.
29 мая в 6:30 утра те покинули лагерь. И вскоре увидели главное препятствие, на которое указали им Бурдильон и Эванс: перед альпинистами встала вертикальная стена снега высотой около 15 метров. В иных обстоятельствах она не стала бы барьером, пугающим профессионалов. Но как взобраться на полтора десятка метров вверх, когда ты с трудом дышишь, а от усталости и мороза ноги и руки еле двигаются? Хиллари и Норгей вновь занялись привычным делом, прорубая в снегу ступени. Прошел час, второй, третий... "И вдруг мы увидели, что больше впереди ничего нет. А на сотни миль вокруг — горы, ледники" — так описал Эдмунд Хиллари этот момент в своей книге.
На вершине они провели всего 15 минут, которые у Тенцинга Норгея ушли на то, чтобы воткнуть в снег флаги ООН, Непала, Великобритании и Индии, а у Хиллари — на то, чтобы сделать фотографии, послужившие доказательством победы.
Елизавета II, с коронацией которой совпало окончание проекта, услышав о его успехе, тут же приняла решение подарить Эдмунду Хиллари рыцарский титул. И из Непала тому сразу пришлось отправляться в Букингемский дворец. Тенцингу Норгею титула, разумеется, не дали. Зато дали пост директора научно-исследовательского института в Непале, которым он руководил до своей смерти в 1986 году.
А сэр Эдмунд Хиллари продолжал путешествовать — в Арктике, в Антарктике, создал фонд, занимающийся проблемами Гималаев. В своих интервью этот известный новозеландец рассказывать о том, как добрался до макушки Эвереста, как ни странно, не любил. Более того, иногда, говорят, обижался на то, что люди знают его лишь как человека, который был первым на Джомолунгме, и совершенно не подозревают о том, что он совершил в жизни и другие, не менее значимые для общества поступки. Про тот, 1953 года, он сказал так: "Мы покоряли не гору, мы покоряли самих себя".
Эдмунд Хиллари при этом наверняка прекрасно понимал, что сослужил дурную службу многим замечательным альпинистам, которые шли на Эверест за ним. Эти восхождения подарили целый ряд рекордов. Японка Юнко Табэй была первой женщиной, которая сумела достичь вершины. Великий итальянец Рейнхольд Месснер — первым, кто сумел достичь ее в одиночку, а также подняться на Джомолунгму без кислородного оборудования. На Эвересте побывал слепой американец Эрик Вейхенмайер, а его соотечественник Джордан Ромеро покорил гору в 13 лет... Но фамилии этих и других рекордсменов известны разве что людям, яростно интересующимся альпинизмом. У мира Эверест ассоциируется с Эдмундом Хиллари — и, пожалуй, исключительно с ним.
Впрочем, количество людей, которые стремятся в гималайский космос, только растет. К настоящему моменту зафиксировано более 5 тыс. восхождений на Джомолунгму в исполнении более 3 тыс. человек — и профессионалов, и любителей. Они идут на Эверест несмотря на то, что славы — большой, по крайней мере, славы — восхождение, даже с рекордом, не принесет. Несмотря на то, что его организация обходится в десятки тысяч долларов. Несмотря на то, что и в спину, и в лицо по-прежнему, и в век иных, нежели во времена Хиллари, технологий, дышит смерть.
Среди оставленного на Эвересте мусора, который невозможно убрать, во льду лежат трупы так и не добравшихся или добравшихся, но погибших во время спуска людей. Всего их — тех, кто остался на "кладбище",— две сотни с лишним. Это не считая выживших, но вернувшихся калеками — с обмороженными конечностями, частично ослепшими от солнечного света. Конюхову в этом смысле повезло — зрение к нему вернулось. Многим везет гораздо меньше. Гибнут и новички, и зубры альпинизма. Гора никого не щадит.
И задавая тем, кто, как Хиллари, использовал билет в оба конца, вопрос, что их так влекло в это место, глупо рассчитывать на развернутый, подробный ответ, на лекцию об особенностях человеческой психологии. Обычно они предпочитают короткие формулировки. Такие, как Дэвид Бриширс, который первым привел на Эверест туриста: "Понимаете, трагедии едва ли что-то изменят. Ведь второго, безопасного, Эвереста не построишь".
Или как та, которую оставил после себя Джордж Мэллори. Почему гора манит, почему он — пусть зная, что вполне может заплатить самую дорогую цену из существующих, цену собственной жизни,— все равно отправился на Эверест, Мэллори объяснил так: "Просто потому, что он есть".