Премьера опера
Фото: Monika Rittershaus/staatsoper-berlin.de
Фото: Monika Rittershaus/staatsoper-berlin.de
Фото: Monika Rittershaus/staatsoper-berlin.de
Фото: Monika Rittershaus/staatsoper-berlin.de
Первой оперной премьерой нового сезона в берлинской "Штаатсопер" стала "Царская невеста" Николая Римского-Корсакова в постановке Дмитрия Чернякова и музыкального руководителя театра маэстро Даниэля Баренбойма. О режиссерской работе главного пропагандиста русской оперы за рубежом — РОМАН ДОЛЖАНСКИЙ.
Начало нового спектакля Дмитрия Чернякова — зрелище какой-то невероятной силы воздействия. Даже о музыке забываешь: пока звучит увертюра, успевает произойти столько судьбоносных событий, что еле поспеваешь за ними. Прежде всего напрочь рушится благостная патриархальная картина, которую публика перед спектаклем наблюдает на занавесе: словно в прямом репортаже из описанных в либретто "Царской невесты" времен Ивана Грозного по заснеженной площади среди пряничных куполов и теремов гуляют фольклорные русские в шубах и кокошниках. Но вот занавес поднимается — и умильный историзм оборачивается подлогом: ряженые ходят в современной телестудии, которая, в свою очередь, представляет собой часть некоего центра управления общественным сознанием, и прямо рядом со съемочной площадкой на огромных компьютерах кипит работа у группы медиа- и политтехнологов. Что-то подобное было у Дмитрия Чернякова и в начале "Руслана и Людмилы" в Большом театре: русофильская пышность первой картины, способная убаюкать самых свирепых почвенников, вскоре оказывалась насмешкой и беспощадно разрушалась.
Второе важнейшее событие пролога совершается в сетевом чате — компьютерный экран вырастает до размеров театрального занавеса, и в непринужденном, со смайликами диалоге анонимных опричников-манипуляторов рождается идея посадить на трон в России виртуального царя. Сказано — сделано, и вот уже гигантский компьютер моделирует внешность правителя. Зловещая программа у нас на глазах ловко перебирает лица царей и генсеков — от Николая II до Ельцина и от Петра Великого до Сталина, выбирая, от кого взять глаза, от кого — нос или уши. Мечта гоголевской Агафьи Тихоновны, желавшей соединить части разных в единый, идеальный вариант, реализуется на государственном уровне — несуществующий "жених" России обретает правдоподобный вид и входит в каждый дом через экраны телевизоров, на которых виртуальный мужчина предстает уверенным в себе защитником народных интересов.
А вот жену царю все те же хитроумные современные опричники решают подобрать настоящую — из дюжины девичьих досье, перелистываемых все на том же экране. Невидимые вершители судеб выбирают Марфу, дочь Василия Собакина: лицо Ольги Перетятько появляется в спектакле задолго до того, как сама она, новая восходящая звезда мировой оперной сцены, вступает в спектакль. Заканчивается "Царская невеста" тоже ее портретом, стоп-кадром на аванзанавесе. Красавица с идеальным макияжем и ослепительной улыбкой, несчастная невеста виртуального российского правителя, легко преданная женихом-карьеристом, схвачена видеокамерой вроде бы на взлете своей судьбы, а на самом деле — в момент гибели.
Дмитрий Черняков придумал для знаменитой русской оперы впечатляющее и обжигающе актуальное решение: он поставил спектакль о безграничной власти сегодняшнего политического гламура. И Россия в его спектакле предстает вовсе не заповедником, а просто одним — пусть даже самым наглядным и бесстыдным — из примеров такого типа современной власти. Власти, которая глубоко враждебна честной жизни человека. И эта тема соединяется в спектакле с любимой, сокровенной темой режиссера Чернякова — про дом и семью как утраченный рай, всегда разоряемый и растаптываемый в угоду каким-то высшим государственным интересам. В "Царской невесте" за огромным окном, точно в коллективном воспоминании, возникает квартира Собакиных — высокие потолки и обои в крупный цветок, как и Марфино платье в горошек с отложным кружевным воротничком, отсылают к той коллективной памяти, которая объединяла режиссера с его соотечественниками, заполнившими на премьере изрядную часть зала Шиллер-театра, куда на время ремонта в историческом здании переехала "Штаатсопер".
Те, кто изначально является частью системы,— опричник Грязной и его подружка Любаша, Чернякову не менее интересны. Первый сходит с ума от любви к Марфе, выламываясь таким образом из властной корпорации, вторая — от ревности (темпераментная Анита Рачвелишвили стала открытием спектакля и вызвала неистовую овацию публики на поклонах). Решив каким-то образом соединить две главные женские линии, Черняков придумывает одну из лучших сцен спектакля — не предусмотренную либретто встречу Марфы и Любаши. Увидев подсматривающую за ней в окно Любашу, Марфа решает, что женщине нужна помощь, и выходит к ней из дома. Наверное, если что-то и может противостоять глобальной, высокотехнологичной системе лжи и манипуляций, то только самые простые человеческие импульсы.