Голая неправда
"Masculin/Masculin" в Париже
В парижском музее Орсе открылась выставка "Masculin/Masculin. L`homme nu dans l`art de 1800 a nos jours" — про мужскую наготу в искусстве. Она похожа на ту, что состоялась год назад в Leopold Museum в Вене. Но, как подчеркивает директор парижского музея Ги Кожеваль, из 200 работ, выставленных в Орсе, лишь 20 уже показывались в Вене.
Правда, среди этих двадцати — вызвавшая в Вене скандал (там она была на афише) фотография Пьера и Жиля "Vive la France". На ней изображены трое мужчин с разным цветом кожи, выстроившиеся на игровом поле и одетые лишь в футбольные гольфы. Авторы стремились показать, что черты и выражения лиц повторяются в чертах и выражениях членов, но венская публика игры не оценила, подняла скандал, и на афишу приклеили общий фиговый лист.
Фото: Коммерсантъ / Алексей Тарханов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Алексей Тарханов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Алексей Тарханов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Алексей Тарханов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Алексей Тарханов / купить фото
В Орсе эту фотографию, понятно, не цензурировали, но и на афишу уже не поставили. На плакатах в Париже — тоже Пьер и Жиль, но с куда более скромным, отвернувшимся от зрителя Меркурием в крылатом шлеме (2001) в паре с классическим "Пастухом" Жан-Батиста Фредерика Демаре (1787). Что вполне соответствует названию: "Обнаженный мужчина в искусстве с 1800 года до наших дней".
Ги Кожеваль мечтал о такой выставке еще с тех пор, когда он руководил Музеем изящных искусств Монреаля. Но тогда ему деликатно намекнули, что делать этого не стоит. Во Франции же в этом году бушевали страсти вокруг закона о гомосексуальных браках. Демонстрации за и против только что отшагали по Парижу, и в инициативу музея Орсе никто не стал вмешиваться: себе дороже. Тем более что директор раз десять объяснил, что выставка эта как раз ни за, ни против, и музей не гонится за актуальностью. Проект якобы чисто художественный: "Если женские ню показывались регулярно, то мужское тело было не в чести, люди стеснялись на него смотреть".
Перетряхнув запасники и добавив работы из других музеев, кураторы, хотели они этого или нет, получили забавную и поучительную картину. Если для женщины на протяжении столетий красоваться голой на картинах было более чем естественно, то мужчине предстать без трусов позволялось лишь в нескольких строго определенных ситуациях.
Во-первых, если он святой. Какие тут могут быть претензии. Например, "Святой Себастьян" Гвидо Рени. На него, как известно, любовались с давних времен, подозревая в его мучениях сладость иных мук.
Во-вторых, если он мифологический персонаж. Никто ж не виноват в том, что античные воины могли бросаться в бой в чем мать родила. Так что совершенно естественно, что когда Жак Луи Давид рисует голого человека, то называет его Патроклом (тем любезным другом Ахилла, из-за которого он прибил Гектора). Причем нагота здесь достаточно скромна, как, к примеру, и на картине Луи Винсента Леона Пайера "Улисс и Телемах убивают женихов Пенелопы", где обнаженные женихи умирают с особой пристойностью, прикрыв то, что они на свою беду предлагали добродетельной жене.
Вот еще одна уважительная причина — это смерть. Мертвые сраму не имут. И как ни странно, лучшей работой здесь становится скульптура современного художника, маленькая восковая кукла "Мертвый отец" (1996-1997), с которой началась слава австралийца Рона Муека.
Разрешена нагота в спорте, и мы видим выжимающих гири атлетов, сплетающихся в дружеской схватке борцов и даже коротко стриженного бронзового красавца из олимпийской Германии 1936 года — "Активная жизнь" Арно Брекера.
Ну и, конечно, никто не мешает мужчине иногда ходить в баню — этот случай удивительным образом представляет советский художник. Полотно "Душ, после боя" Александра Дейнеки приехало в Париж из российского Курского художественного музея.
Впрочем, как бы ни открещивался Ги Кожеваль от желания проэксплуатировать сексуальность мужского тела, выставку смотрят и с этой специальной стороны. Но здесь, наверно, больше разочарований. На фотографиях начала века мужчины-натурщики из Мюнхенской академии совершенно не сексуальны. Да и работы в откровенно гейской эстетике скорее пародийны, чем порнографичны,— вроде очередного святого Себастьяна, поданного в духе Tom Of Finland, или "Геракла и Лернейской гидры" Пьера и Жиля, на которой фигуристый Геракл лениво похлопывает дубиной обвившегося вокруг ноги змея: "Уйди, противный!"
"Многие нам скажут, что выставка слишком скромная,— говорит один из кураторов Ксавье Рей,— грубо говоря, слишком мало эрекции". Исправить это впечатление призвана работа художницы Орлан "Происхождение войны", сделанная в подражание "Происхождению мира" Курбе, но в мощном мужском варианте. Забавно выглядели бы рядом эти "война" и "мир".
С какого-то момента угол зрения решительно смещается с искусства. Выставка превращается в "и это все о нем". Начиная с "Фавна Барберини" (он же — "Пьяный сатир"), который с 200 г. до н. э. раскрывает стати навстречу массовому зрителю, и до "Давида" Антонина Мерсье, где маленький Давид с мечом попирает огромную косматую голову Голиафа. В контексте выставки тут же дорисовываешь Голиафа обнаженным, сравниваешь с предъявленным Давидом и понимаешь, что размер и вправду не имеет значения. Ну а название фотографии "Члены "Фабрики" Энди Уорхола" (1969), где обнаженные художники и музыканты позируют Ричарду Аведону, звучит просто-таки буквально.
На открытии выставки едва не произошла неловкость. Артур Жилле, 27-летний студент художественной школы в Ренне, снял одежду и непринужденно прогуливался в залах, надеясь, должно быть, пострадать и прославиться. Но зрители нисколько не смутились, и даже служители музея отнеслись к художнику по-человечески — не стали звать полицию, а попросили лишь заблаговременно и в письменном виде предупреждать дирекцию о намерении выступить в качестве живого экспоната. Но, может быть, это лишь потому, что служители в Орсе все больше девушки, а Жилле красив и молод.
Париж, Musee d`Orsay / по 2 января