Москву с двухдневным визитом посетил президент Международного комитета Красного Креста (МККК) ПЕТЕР МАУРЕР. О том, чем власти РФ помогают работе комитета в Сирии, сложно ли МККК соблюдать нейтралитет и не поддаваться внешнему давлению, а также чего руководству организации до сих пор не удается добиться от президента Башара Асада, господин Маурер рассказал корреспонденту “Ъ” ПАВЛУ ТАРАСЕНКО.
Фото: Сергей Киселев, Коммерсантъ / купить фото
— Какова цель вашего визита в Россию?
— МККК сталкивается с множеством вызовов по всему миру. При этом мы регулярно контактируем с ведущими державами, влияющими на то, что происходит на планете, вместе анализируем ход развития конфликтов, думаем над тем, как можно сообща преодолеть возникающие препятствия. Влияние же России и ее интересы простираются на все регионы. Кроме того, я хотел обсудить нашу деятельность в РФ, значительная часть которой ведется совместно с Российским Красным Крестом.
— Вы около часа беседовали с премьером Дмитрием Медведевым, а также встретились с заместителем главы МИД РФ Геннадием Гатиловым. О чем шла речь?
— Мы обсудили деятельность нашего комитета по всему миру, и особенно в Сирии. Если говорить о бюджете МККК, то сирийская операция сегодня крупнейшая для нас. В то же время разрыв между нашими возможностями и потребностями населения Сирии постоянно растет. Одной из целей переговоров с господами Медведевым и Гатиловым было обсуждение того, как Россия может использовать свое влияние (на режим Башара Асада.— “Ъ”) для расширения возможностей доступа специалистов МККК в зоны конфликта. По этому вопросу мы контактируем и со странами, у которых сложились особые отношения с сирийской оппозицией. Для танго нужны двое.
— Проблема доступа действительно для вас актуальна?
— Да. Во-первых, препятствием является низкий уровень безопасности. Столкновения продолжаются, несмотря на позитивную динамику, которая была запущена благодаря успеху дипломатических переговоров по химическому оружию. Во-вторых, представители правительства и оппозиции далеко не всегда понимают, в чем состоит наша миссия. И в-третьих, есть бюрократические препятствия: те, с кем мы работаем, подчас не заинтересованы в облегчении и ускорении поставок (продовольствия, медикаментов и т. д.— “Ъ”).
— Мешает ли вашей деятельности разрозненность оппозиции?
— Очень. Единой оппозиционной структуры с единым командованием в Сирии нет, так что нам приходится вести переговоры сразу с множеством игроков. В этой связи повышается значимость политической поддержки, которую оказывают нашей гуманитарной деятельности такие страны, как Россия и США.
— А сложно ли МККК соблюдать в Сирии нейтралитет?
— Не сложнее, чем в ходе других конфликтов. Однако сирийский конфликт самый политизированный и эмоциональный за многие годы. Из-за этого мы вынуждены объяснять многим международным игрокам свое понимание того, что значит соблюдать нейтралитет. Некоторые европейцы обвиняют МККК в том, что мы инструмент в руках сирийского правительства. С другой стороны, власти Сирии тщательно следят за нами, опасаясь, что мы направляем слишком много гуманитарной помощи в те районы страны, которые находятся под контролем оппозиции.
— Чем конкретно МККК занимается в Сирии?
— Мы регулярно отправляем еду, какую-то домашнюю утварь нуждающимся сирийцам. Ежемесячно наши продукты получают более 500 тыс. жителей страны. Также мы восстанавливаем системы водоснабжения и очистки воды. В прошлом году более 20 млн сирийцев (то есть почти все население страны) получили от нас воду по специальной программе. Кроме того, мы развиваем систему здравоохранения, оказываем поддержку мобильным клиникам, восстанавливаем разрушенную в ходе войны инфраструктуру.
Чего мы пока не делаем, но хотели бы делать,— посещать тюрьмы и общаться с заключенными. В прошлом году во время визита в Дамаск я лично обращался к Башару Асаду по этому поводу. Он позитивно отреагировал на эту идею, но доступа в тюрьмы у нас по-прежнему нет.
— Довольны ли вы тем уровнем поддержки, которая оказывает МККК Россия?
— Без политического влияния России нам было бы сложнее работать в Сирии. На встречах с Дмитрием Медведевым и Геннадием Гатиловым я сказал им: мы высоко оценили бы, если б Москва оказывала большую финансовую поддержку нашим операциям по всему миру, в том числе и Сирии. Но, конечно, мы очень благодарны вам и за то, что получаем сейчас.
— Какие еще регионы и проблемы находятся в фокусе деятельности МККК?
— Наша работа концентрируется в регионе нестабильности, который простирается с Западной Африки до Гималаев. Основных вызовов два. Первый: найти баланс между удовлетворением нужд местного населения и обеспечением безопасности наших сотрудников. Эта проблема актуальна не только для Сирии. В Сомали мы работаем на территории группировки «Аш-Шабааб», на юге Йемена — в районах, контролируемых племенами и «Аль-Каидой».
Вторая ключевая проблема связана со здравоохранением. Все чаще мы видим неуважение к медицинскому персоналу и инфраструктуре, хотя Женевская конвенция четко высказывается по этому вопросу. Тревожная тенденция особенно видна на примере Сирии. Такой подход имеет далеко идущие последствия. Приведу пример: мы думали, что угроза полиомиелита практически устранена, но болезнь вновь набрала силу в Нигерии, Афганистане, Пакистане, других странах мира. Причина — ухудшение медицинской инфраструктуры. Атаки на врачей и госпитали в какой-нибудь из отдаленных стран в итоге приводят к распространению болезней по всему миру.
— Если говорить об Афганистане, то чего вы ждете после вывода оттуда войск международной коалиции?
— Для нас одно из последствий вывода иностранного контингента — то, что множество НКО, работающих в гуманитарной сфере, также покинут страну по соображениям безопасности. Многие наши партнеры просят нас взять на себя их программы, так как мы остаемся в Афганистане и попытаемся продолжить оказывать населению гуманитарные услуги.
— В чем, как вы считаете, суть работы МККК?
— Расскажу о своем апрельском посещении лагеря для детей в столице Демократической Республики Конго городе Гоме. Там живет около 4 тыс. детей, чьи родители умерли или пропали без вести. В лагере я разговаривал с девочкой, которая буквально за час до этого узнала, что ее родители нашлись и находятся в 300 км от Гомы. Она была так счастлива! В этом и состоит суть гуманитарной работы: много позитивных эмоций и много горя.