В альковах Сталинграда

Андрей Архангельский — о новом фильме Федора Бондарчука

Выходит в прокат "Сталинград" Федора Бондарчука: очередная попытка "очеловечить войну" привела к очередному абсурдному результату

Целый город, Сталинград-2013, был выстроен специально для съемок

Андрей Архангельский

Самое интересное в фильме у Бондарчука, конечно, то, с какой любовью это сделано. Каждый кадр вылизан, каждая железка и каждая пылинка на своем месте. Все аккуратно разложено в боевом беспорядке, все машины честно сожжены и перевернуты, все по-брейгелевски припорошено снежком. И полито кровью. И застыли в вечном танце гипсовые пионеры на площади. И коробки с засушенными бабочками на стене полуразрушенного дома (бывший жилец был коллекционером) — с надтреснутым стеклышком и паутиной. Эту картину Бондарчук не снимал, а рисовал. Писал. Это, конечно, про подвиг. Но режиссеру хотелось создать еще и невыносимой красоты картинку. И ему это удалось. Да, это война — смерть, потроха, развалины, но в этом тоже есть своеобразная красота.

Если бы старцы из Политбюро смотрели картину Бондарчука-младшего, Хрущеву бы точно не понравилось, как и Брежневу; а вот уже Андропов, я думаю, фильм бы оценил. Он понял бы этот посыл: "Смерть за Родину — это красиво", и сделано это, что немаловажно, современным языком, "понятным молодежи".

Тут красиво падают и красиво умирают, и красиво сплевывают зубы. Рубят саперной лопаткой шейные позвонки. И падают на переправе в ледяную Волгу. Не говоря уже о сцене атаки — когда наши бойцы, превращаясь в пылающие факелы (этот эпизод вы видели в трейлере фильма), бегут на врага, и враг красиво орет от ужаса: "А-а-а!" И наши тоже красиво орут: "А-а-а". И главное — тебе еще выдают специальные очки, чтобы ты мог оценить эту красоту в формате IMAX 3D.

Главный герой "Сталинграда" — влюбленный немецкий офицер (Томас Кречман)

Бондарчук, что бы он там ни говорил, на самом деле любуется войной. Невоевавшие любят войной восхищаться, романтизировать ее и воспевать. В военных фильмах 1940-х и 1950-х не было никакой сентиментальности. Она появилась позднее — тогда же, видимо, когда война превратилась в "праздник". Про войну стали снимать и писать те, кто, при всем уважении, провели ее не на передовой, а в штабных блиндажах. И именно эти люди в 1960-е придумали образ "человечного солдата". А то, что называется "на войне тоже есть место любви",— это была уже вторая стадия очеловечивания войны. И вот теперь уже внуки создают третью версию — "война во имя любви".

Зачем все эти люди уже в третьем поколении занимаются, по сути, абсурдным делом, зачем им нужно войну — самое ужасное, что может случиться на земле с человеком — гуманизировать?.. Я, кажется, разгадал эту тайну — благодаря "Сталинграду". Поскольку военная тема давно, еще с советских времен, является у нас главной скрепой, объединяющим фактором — война обязательно должна быть "хорошая". При этом война сама по себе, как мы знаем и как нас учат,— это плохо. Желая преодолеть это противоречие в угоду идеологии, режиссеры неизбежно попадают в тупик. Они вынуждены искать на войне — наряду с ее ужасами — что-то позитивное. Войну неизбежно приходится как-то украшать, очищать, "делать близкой молодому поколению" (вообще-то учить любви к родине на примере войны — абсурд; но философии мирной жизни у нас в кино так и не появилось). К войне нужно постоянно пристегивать — насильно — какие-то высшие смыслы и атрибуты. Отсюда — еще в советское время — эта череда фильмов о воине высокой культуры, поющем про цыганку-молдаванку. Фильмы о том, как сентиментален и стеснителен советский воин в свободное от войны время. Отсюда, наконец, и попытки разбавить войну "великой любовью". Это все порождает, что называется, великую ложь о войне (заметим, кстати, что у Бондарчука-старшего в "Они сражались за Родину" любовь вполне реалистична: утешила женщина бойца Красной армии и привет, пошли дальше, безо всяких соплей: война).

"Сталинград" в общем-то — вполне традиционное кино, отсылающее к десятку отечественных образцов. Новость в том, что "любовь на войне" тут заслонила саму войну. Прямо не Сталинград, а "Женить рядового Райана". Вместо одной "девушки посреди войны" тут их сразу две. То есть с избытком заложено, для целевой аудитории — для девочек. Вторая героиня живет с немцем — то ли ненавидя, то ли жалея. Он то насильничает, то раскаивается в перерывах между атаками. Кажется, и герои, и авторы уже не знают, как от этих женщин избавиться. Пергидрольная блондинка, которая с немцем, умудряется выглядеть в этом аду (развалины, подвалы) не хуже Ксении Собчак. Ухоженная, пальтишко приталенное, и главное — она где-то должна красить свои волосы, завивать. Это просто чудо. Куда смотрел военно-исторический клуб? "Удвоение женского" в фильме создает не трагический, а комический эффект — в духе Monty Python. Кажется, сейчас за спинами воюющих внезапно появится огромная надувная змея — и последует оглушительный закадровый хохот.

Крашеная блондинка на фоне руин и пороховой гари — это эротично (Янина Студилина)

На великой войне и любовь должна быть великой, логика такая. И Бондарчук просто-таки побеждает Сталинградскую битву любовью. И наши, и немцы нарушают приказы, угоняют технику и тратят боеприпасы, идут в атаку, занимаются приготовлением теплой ванны и торта из черствого хлеба, политого сгущенкой. И все происходящее, говорят нам авторы, в сущности, делается "ради любви", такая вот искрометная находка.

Один режиссер недавно безуспешно искал на войне бога; идея оказалась настолько искусственной, что не смогла убедить даже бесплатных зрителей "Первого канала". Бондарчук тоже хотел добра, точнее, любви на войне — мол, человеческие чувства никогда не умирают,— но идея в данном случае такая же искусственная и мертвая, как и предыдущая.

Эта адская смесь голливудских эффектов, советского гуманизма и мхатовской интонации (солдаты обмениваются между собой развернутыми предложениями, выпевая и грассируя, как в программе "Театр у микрофона"), есть в своем роде вершина — вершина абсурда. По той же причине, что и фильм "Утомленные солнцем - 2". Потому что ни любви, ни бога на войне нет и искать их бессмысленно.

Защитники Сталинграда в фильме Федора Бондарчка успевают любить не только Родину (Петр Федоров и Мария Смольникова)

Дополнительный абсурд всей этой громокипящей истории в том, что даже в патриотическом, сугубо для внутреннего пользования фильме режиссер вынужден идти на внешнеполитические компромиссы. Вынужден показывать, что "немцы — тоже люди" (по сути, главный герой фильма — немецкий офицер), и у Томаса Кречмана действительно самая заметная актерская работа в фильме. Остальные актеры лишь "подыгрывают войне". Напоследок — отсылка в наше время: в кадре появляется МЧС России, который сегодня спасает немцев из-под каких-то завалов в третьих странах. Это все прекрасно, но вообще-то у войны есть собственная этика. Тема примирения сама по себе хороша, но она как-то противоречит той жестокости и упорству, с которым оба народа сражались под Сталинградом. И в таком фильме все-таки стоило бы попытаться объяснить ключевой конфликт — борьбу не на жизнь — на смерть, и мотивы такого упорства, раз уж мы об этом. А так получился не фильм, а рождественский пирог: всем досталось по сладкому куску, никто не обижен.

Вместо того чтобы показать, что война бесчеловечна; что животное, звериное состояние — самое естественное поведение человека на войне; что единственной мотивацией является ненависть к врагу, месть за убитых родных и товарищей, постсоветские режиссеры всеми силами пытаются войну очеловечивать. Оно и понятно. Им с нею жить. Ведь война — их единственный ресурс. Это их нефть. Они ничего нового не изобрели, не придумали за 20 постсоветских лет. Продолжают качать, как отцы качали.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...