Выставка современное искусство
Фото: Коммерсантъ / Сергей Киселев / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Сергей Киселев / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Сергей Киселев / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Сергей Киселев / купить фото
Третья волна эмиграции унесла уроженца Одессы Эдуарда Померанца в Европу, где он долгое время работал финансовым аналитиком, создал свою компанию, а затем на пару с супругой увлекся искусством. Вместе они собирают в основном недорогих, незрелищных, но умных художников. Рассказывает ВАЛЕНТИН ДЬЯКОНОВ.
Может показаться, что Еврейский музей стремится назад, к золотому веку "Гаража" Дарьи Жуковой. Тут тоже когда-то показывали одну из важнейших коллекций современного искусства, собранную французским магнатом Франсуа Пино. Выставка собрания Эдуарда и Яны Померанц, однако, ничем не напоминает раскинувшийся на весь Бахметьевский гараж сборник международных хитов от Пино, претендовавший к тому же на вселенскую универсальность,— та экспозиция называлась "Определенное состояние мира?". Обе выставки, впрочем, имеют прямое отношение к духу времени. Старая, "гаражная", была про популяризацию современного искусства, к которому в докризисные времена прилагались деньги и статус. Коллекция Померанцев в Еврейском музее тоже на волне моды, но уже нынешней — на политически активное, большей частью левое, творчество и эфемерные виды вроде перформанса. И называется она соответственно — "Везде чужие", что соответствует профилю Еврейского музея, посвященного народу-страннику. Фактически, однако, евреи здесь ни при чем: так называется одна из работ коллекции, неоновая надпись от левого дуэта "Клер Фонтен", парящая над всей экспозицией подобно табличке "Выход".
Куратор Ами Барак плотно набил работами выставочный зал музея. С одной стороны, здесь тесновато: мы привыкли к экспозициям, которые занимают огромные залы работами, сохраняющими вежливую дистанцию от полутора метров. Прямо под надписью "Везде чужие" располагается инсталляция Сигалит Ландау "Спрессованный быт", где вещи родителей художницы под давлением двух железных конструкций превращаются в живописную тряпичную скульптуру. Эта работа подчеркивает придуманную куратором идею показать большую коллекцию как уютное, домашнее собрание, без обычной для музеев пространственной щедрости. Такой подход уместен: в коллекции Померанцев много черно-белых фотографий и скромных по размеру и функции артефактов. Есть, например, разбитые и заново склеенные тарелки, найденные Франсисом Алюсом в албанской гостинице времен Тито. Есть довоенная музыкальная система — инсталляция Деймантаса Наркявичуса "Что бы ты ни играл, все звучит как музыка 1940-х". Что характерно, посетителям советуют вести себя как дома и приносить старый винил с собой. Получается, что каждый может заказать себе музыку для созерцания. Акценту на частной жизни сопутствует пристальное внимание к этике, за неимением другого слова. Например, полотно известного немецкого хулигана и постмодерниста Мартина Киппенбергера под названием "Дядюшкин гостинец" вполне подойдет для социальной рекламы против насилия в семье.
Объект Йозефа Бойса, живопись и фотографии немецкого концептуалиста Ханса-Петера Фельдмана, снимки с ранних перформансов Марины Абрамович и Улая, философский молоток Джозефа Кошута вполне сгодятся для хрестоматий. Самое интересное, однако, заключается в восточноевропейской направленности Померанцев: работы художников с именем висят рядом с намного менее известными практиками концептуализма из Чехословакии и Албании (советских и русских художников здесь, правда, нет). Художникам из бывшего соцлагеря название выставки подходит, пожалуй, лучше всего: на родине они воспринимались как маргиналы, на международной арене обычно существуют в качестве примечаний к основному тексту. Померанцы делают большое дело, выставляя их на равных с признанными гениями. В конце концов, у искусства Европы не может быть нелюбимых отпрысков, где бы они ни жили.