Вечное сияние чистой пропаганды
"Род человеческий" в Люксембурге
Выставки редко бывают знаменитостями сами по себе. Фотовыставки — тем более. Правда, говорят, что на самых лучших выставках в мире правит даже не разум, а чистый дух — то эфемерное, ради чего сотни тысяч зрителей идут смотреть на зачастую известные вещи. Хотя бывают и исключения: там, где не сотни тысяч, а самые что ни на есть настоящие миллионы посетителей, и там, где то ли исходная идея, то ли ее воплощение оказываются в пограничной точке между различными культурными мифами. Именно это и произошло в 1955 году с выставкой "Род человеческий" в нью-йоркском MoMA. Вряд ли человек, который ее придумал, в самом амбициозном своем сне мог представить, что его проект посмотрят 9 млн зрителей в 66 странах на разных континентах, что на нем оттопчутся все самые видные теоретики фотографии второй половины ХХ века и, что самое невероятное, в полном своем виде он станет самостоятельным музеем.
Эдвард Стейхен (1879-1973), в 1955-м — куратор фотоотдела MoMA, знал, что делает: родившийся в Люксембурге, но выросший в эмигрантской семье в американской глубинке, он рано заболел фотографией, был отмечен самим Стиглицем, с которым позже открыл знаменитую галерею "291", стажировался в Лондоне и Париже, прославился портретами Бернарда Шоу и Огюста Родена, сделал первую в истории модную фотосессию для дома Поля Пуаре и самую знаменитую съемку Греты Гарбо, работал на Vogue и Vanity Fair, сам много выставлялся, а в 1920-30-х годах был самым высокооплачиваемым фотографом мира. Но параллельно в нем жила иная идея. Уйдя в 1914-м на Первую мировую войну, он вернулся в Америку больным прямой (документальной) фотографией. Вторая мировая только утвердила его во мнении, что именно в этом жанре есть потенциал самого непосредственного разговора со зрителем. Однако собранные им как куратором выставки (о Перл-Харборе и о войне в Корее) научили его, как он вспоминал позднее, что американская публика способна воспринимать ужасы реальной жизни только при наличии хоть какого-то позитивного месседжа. Именно таким проектом и стал "Род человеческий".
Фото: Howard Greenberg Gallery/New York
Фото: Library of Congress
Фото: Fraenkel Gallery/San Francisco
Фото: Library of Congress
503 фотографии 273 авторов из 68 стран. Система отбора даже по современным интернет-меркам кажется сумасбродной: команда Стейхена разослала тысячи обращений по разным фотоклубам, организациям и журналам по всему миру, плюс объявления, плюс личные письма фотографам. В итоге ассистенту Стейхена Уайну Миллеру пришлось отсмотреть более 2 млн отпечатков, а первичный отбор составил 10 тыс. снимков. При этом основным критерием было вовсе не художественное качество. Стейхену, работавшему в свое время с Матиссом, Пикассо, Роденом, Сезанном, Бранкузи, нужны были не имена, а лица. Имена, конечно, тоже были, да еще какие: Доротея Ланг, Роберт Капа, Анри Картье-Брессон, Август Зандер. Но правили бал тут не художники, а созданные ими образы, которые не по отдельности, но именно в массе своей создавали мозаику человеческой жизни. Дети, старики, женщины, мужчины. Игры, страсти, свадьбы, похороны. Расы, народы, страны. Нищета, роскошь, обреченность, беспочвенный, казалось бы, оптимизм. Жизнь там, где и жить-то невозможно. Бессмысленность бытия там, где есть все для счастья. Вся эта масса изображений (отпечатанных, что важно, в самых разных форматах — от A4 до огромного настенного панно) была расположена на втором этаже MoMA так, чтобы зритель сам проложил себе маршрут и двигался бы в своем собственном ритме. Для 1950-х это был революционный экспозиционный ход.
Успех выставки в Нью-Йорке был ошеломительный. Но исторической она стала в тот момент, когда Информационное агентство США (USIA) сделало из нее несколько передвижных экспозиций, предназначенных для показа по всему миру. Так "Род человеческий" превратился в орудие пропаганды. Не знаю, насколько жители японских, гватемальских или индийских деревень, куда привозили самый малый из многочисленных вариантов "Рода человеческого", проникались идеей превосходства американской цивилизации, но появление этой экспозиции в Москве на сенсационной по всем параметрам Американской выставке 1959 года сработало точно. И не столько количеством фотографий, сколько абсолютно нездешним уважением к человеку как таковому.
В 1960-х эту выставку обвинят в потакании обывательскому любопытству. В 1970-х Ролан Барт отыграется на ней как на ярком носителе американской мифологии, тогда же на нее нападут за попытку сгладить расовые и классовые проблемы, ну а там и до обвинений в колониальном сознании недалеко. Еще по поводу "Рода человеческого" не преминули высказаться видные феминистки, политологи, антропологи и социологи. Объект оказался поистине неисчерпаемым.
Сама же выставка продолжает жить своей жизнью. Количество копий ее каталога, того самого, первого, к 1978 году достигло 5 млн экземпляров, допечатывается он и сегодня. Может быть, это вообще самое популярное coffee table-издание в мире — оторваться действительно невозможно и смотреть можно сколько угодно раз. А оригинал по завещанию Стейхена был подарен герцогу Люксембургскому, с 1994 года он хранится в замке в Клерво. Теперь, после реставрации всех экспонатов, "Род человеческий" снова доступен публике в полном варианте. Так что можно испытать на себе силу американской пропаганды.
Люксембург, замок Клерво