Позволю себе пространную цитату из него: «Если народ обладает настойчивостью, достаточной для того, чтобы проложить свой путь через штормы враждебности и революций до обретения безопасности и независимости, то у него вырабатывается и твердый характер. Эта твердость и единообразие характеров на территории столь огромной империи—феномен, не имеющий себе равных ни в древней, ни в современной истории. От Архангельска до Херсона, от Вильно и Киева до Охотска и Нижнекамска—один язык, фактически без примеси диалектов, и одна религия; те же обычаи и нравы; то же образование и тот же образ жизни; те же костюмы и народные развлечения. По своему темпераменту русский человек оживленный и жизнерадостный, и этому необычно счастливому складу ума он обязан тем преимуществам, которые выделяют его из других наций и которые со временем поднимут его на уровень, прежде не достигавшийся. Отсюда проистекают его несокрушимая веселость и поистине завидная приспособляемость к окружающим условиям, позволяющая ему находить поводы радоваться жизни даже в самых никудышных обстоятельствах».
Прошло без малого 200 лет. «Твердый характер», увы, не сумел предотвратить Октябрьской революции. «Единообразие» взглядов на мир, если и было, исчезло. Вильно—давно уже Вильнюс, столица другой страны, в Киеве—«матери городов русских»—отчаянно пытаются забыть русский язык. Мусульман лет через тридцать на одной седьмой суши станет больше христиан. О «несокрушимой веселости» как национальной черте характера сейчас, наверное, лучше всего побеседовать с российскими биржевыми трейдерами (безопаснее—через пуленепробиваемое стекло). Но наша «завидная приспособляемость к окружающим условиям», доведенная до совершенства в период существования СССР, а также в первые годы после его развала, по-моему, неизменна, и, как я считал, должна по-прежнему вызывать уважение за рубежом. Оказалось, нет.
В своем «политическом завещании» будущему президенту США Бараку Обаме, на которое у нас почему-то внимания почти никто не обратил, нынешний американский госсекретарь Кондолиза Райс призвала 44-го главу Белого дома «быть спокойным» в отношении России, так как там—«стареющее, не восполняемое и, к сожалению, болезненное население», а также по-прежнему не диверсифицированная экономика и «инфраструктурный кошмар», то есть серьезной угрозы страна представлять не может.
Верно это замечание или нет—оставляю на ваш суд. Меня задело другое ее высказывание: «У них (россиян) есть проблемы, и в основе их лежит то, что законность российского правительства черпается не в идеологии, не в претензии на иной путь человеческого развития, как это было при коммунизме. Она—в способности русских, если они не могут совершать покупки в бутиках Cartier возле Тверской, поехать вместо этого в магазин IKEA…»
Позвольте, а что в этом плохого? Почему то, что восхищало иностранцев в 1821-м, эта всегдашняя «приспособляемость», в 2008-м провоцирует презрение? Завидуете? Что же тогда будет, если когда-нибудь мы и впрямь «поднимемся на уровень, прежде никем не достигавшийся»? Или, полагаете, нам уже не дано?