Пха для президента

Кровная месть (пха) как политический инструмент в борьбе с властью—этого еще не только в Ингушетии, но и на всем Кавказе, кажется, не было. При том что род Магомеда Евлоева— владельца сайта «Ингушетия.ру», убитого местными силовиками,—никому пха не объявлял

 


Юрий ВАСИЛЬЕВ, Ингушетия—Москва

Гибель Магомеда Евлоева вызвала новые митинги против убийств и похищений людей силовиками ИнгушетииВ прокуратуре Ингушетии, где главным Юрий Турыгин, отмечают небольшую, но победу. Сайт «Ингушетия.ру», против которого гособвинение незадолго до смерти ингушского оппозиционера Магомеда Евлоева выиграло несколько судов (экстремизм), на прошлой неделе наконец закрыли. Правда, материалы сайта—и уже старые, и совсем свежие—теперь можно найти по другому, похожему интернет-адресу. Но Юрий Николаевич как убежденный законник считает, что «прокуратура все, что могла, на этом этапе сделала» и что «главное—процедура».

Висят на сайте и 14 фамилий—от президента Ингушетии Мурата Зязикова и республиканского министра внутренних дел Мусы Медова до начальника охраны министра Ибрагима Евлоева. Те, кому якобы объявлена кровная месть за покойного владельца сайта—Магомеда Евлоева, после задержания в аэропорту Магас погибшего в милицейской машине от выстрела в голову почти 40 дней назад. С самопровозглашенными кровниками с сайта «Ингушетия.ру» прокуратура тоже решила быстро: усмотрела статью 119 УК «Угроза убийством» и отдала в МВД Ингушетии на первичное расследование. Не совсем корректно—с учетом того, что в списках кровников оппозиции сплошь люди из внутренних дел. Но статья не из особо тяжких.

Столь же небольшая статья—109, часть 2: убийство по неосторожности при исполнении служебных обязанностей (до трех лет)—грозит, собственно, сотруднику ингушского МВД, убившему в последний день августа Магомеда Евлоева. Имя его Турыгин не раскрывает, упоминает лишь, что подозреваемый—единственный и «мера пресечения ему—подписка». Как раз из-за малой тяжести содеянного. Не по жизни—по закону.

Впрочем, это еще большой вопрос, что для живущих в Ингушетии хуже: признание, что за это убийство больше трех лет виноватому не дадут, или использование местных обычаев в политических целях. Обычаев, вроде той же пха, которую никто за кровь Магомеда Евлоева, невзирая на сообщение «Ингушетии.ру», по всем правилам здесь пока не объявлял.

ИЩИ, КОМУ НЕВЫГОДНО

Кому по логике вещей меньше всего нужна была смерть Магомеда Евлоева, так это прокурорам. Сайт в последние пару лет довольно часто заходил за грань закона. Напечатать домашние адреса и личные телефоны местных силовиков; созвать в этом январе людей на неразрешенный митинг под лозунгом «Поддержим президента Путина»—пообещав розыгрыш лотереи (машина, мобильники, оргтехника; счастье не привалило никому из собравшихся) и потом немного погромив Назрань; пригрозить конкретным отступникам от оппозиционной идеи бомбой—это, конечно, уже не политическая борьба.

—А привлечь самого Евлоева мы не могли—у него был адвокатский статус. В начале сентября вопрос о статусе должен был рассмотреть суд. Но как свидетеля—в том же деле об угрозе бомбой—мы были вполне вправе опросить его. Что и попытались сделать, попросив милицию осуществить привод свидетеля к нам,—объясняют в прокуратуре. Бомба бомбой, а, судя по всему, в прокуратуре куда с большим удовольствием впаяли бы экс-коллеге (в 90-х Магомед Евлоев дорос до зампрокурора Малгобека) статью «Организация массовых беспорядков». За январский митинг оппозиции—тот самый, с лотереей. Статья редкая и серьезная, в тех же отчетах по раскрываемости смотрится особенно красиво. Грозило Евлоеву по ней до «десятки», и это еще скромно: жертв, слава богу, во время январского погрома не было. Но митингующие «в поддержку Путина» успели поджечь «коктейлями Молотова» редакцию местной газеты «Сердало» и попытались сжечь назрановскую гостиницу «Асса», где только что сделали ремонт.

Короче, было дело. Практически верное. А теперь дела нет. Зато есть другое, с не менее интересными вопросами. Например, почему поручение о приводе Евлоева от прокуратуры получил начальник Назрановского ГОВД, а исполнять его взялся лично министр республиканского МВД Муса Медов? Почему для привода свидетеля—рутинной в целом операции—была задействована личная охрана министра на нескольких машинах? Турыгин надеется на следствие: дело отдали в Следственный комитет прокуратуры в ЮФО, бригада—во избежание—не местная, из Ессентуков. Может, чего и откопают.

МИРНЫЕ ИНИЦИАТИВЫ

—Каким бы европейским человеком я ни был, но я, в случае чего, должен следовать ингушским обычаям—любым, вплоть до кровной мести. Иначе со мной просто перестанут считаться,—говорит Тимур Акиев, глава ингушского отделения общества «Мемориал». Как поясняет Тимур, «Акиевы—те же Евлоевы, тейп один».

—По нашим обычаям невольный убийца должен был прийти и сказать родным Магомеда: «Просим принять от нас клятвы в непреднамеренности этого убийства. Мы можем возместить ущерб». Тем более что и убитый, и тот, на кого люди указывают как на убийцу,—люди одного тейпа. Не хочет идти сам, не хотят идти его родственники—должна вмешаться власть. А то, что власть даже отстраняется от этого дела,—и вызывает главные вопросы к ней.

Силовики—пусть и не ингуши—риторику Акиева поддерживают.

—В последнее время случаи примирения между кровниками участились вследствие активного участия общественности, старейшин и духовенства,—утверждает Вадим Селиванов, зам. республиканского министра внутренних дел, начальник штаба МВД (первый постоянный за долгие годы: до того штабом управлял местный человек с приставкой «и о.»).—Официальной статистики по примирениям нет, но неофициальное радио очень хорошо работает.

«Дело Амриевых»—пожалуй, самый яркий и свежий примиренческий пример. В Чемульде Сунженского района 10 ноября прошлого года проходила спецоперация силовиков. Сотрудник В., вместе с коллегами ворвавшийся в дом семьи Амриевых, по ходу дела ранил хозяйку и убил ее 6-летнего сына. По оперативным данным, именно в это время в доме мог скрываться их родственник—некто Рустамат Махаури из чеченцев-кистинцев, основной подозреваемый в деле о громком убийстве в станице Орджоникидзевской: прошлым летом там расстреляли семью Терехиных—учительницу Людмилу, ее сына и дочку (см. «По Грозненской улице», № 31, 2007). Махаури тогда не нашли. Зато против В. открыли дело—тоже статья 109, часть 2, как и по убийству Евлоева. Под следствием он ходил до конца июля. А затем…

Обычно в таких случаях используется стандартная формулировка. Вроде вот этой: «Принимая во внимание, что умысла не было, ранее к уголовной ответственности В. не привлекался, по службе характеризуется положительно, с потерпевшими примирился… дело подлежит прекращению в связи с примирением сторон». В переводе с протокольного: смерть ребенка—конечно, трагедия; но данное преступление и соответствующая ему статья—не из тяжелых; поэтому закон допускает договоренности.

—Лицу, которое сейчас по версии следствия считается виновным в смерти Магомеда Евлоева, надо ловить момент и направлять к его отцу, Яхье Евлоеву, своих стариков,—советует прокурор Турыгин.—Яхья не кровожадный человек, понимающий. Может, не с первого, не со второго раза, но дальше-то вполне возможно примириться, как практика показывает!

МЕЖДУ НАМИ, ЕВЛОЕВЫМИ

—Кажется, мы живем в правовом государстве. Объявлять кровную месть—по-ингушски это будет пха—у меня желания пока нет. Если ее объявлять, то таким людям, как президент и министр внутренних дел. И тому, кто стрелял. А на первых двух давно охотятся за другие дела—и с пха, и без. Поэтому мне они не нужны…

С 65-летним Яхьей Евлоевым—отцом убитого Магомеда—мы разбираем публикации по «делу Евлоева». Одна из них утверждает: посланцы Яхьи в присутствии имамов малгобекской и назрановской мечетей по всем правилам объявили кровную месть министру МВД Медову и президенту Зязикову.

—К Мусе Медову приходили,—подтверждает Яхья.—Пха не объявляли, но обозначили, что я считаю этого товарища прямым виновником гибели моего сына. Это разные вещи—кровная месть и просто возложение вины. А к Зязикову я вообще никого не посылал. И никто из рода без ведома отца убитого прийти с пха и объявить ее не может: так не положено.

Прокурор Турыгин прав: Яхья Евлоев не кровожаден и спокоен.

—Приходили от них старики, да. В первую неделю после смерти.—Яхья называет имена нескольких охранников Медова.—С клятвами о том, что на них крови нет; как положено. Водитель машины, в которой убили Магомеда, приходил сам. И от Зязикова приходили: сказали, что их род непричастен, что это дело МВД…

От Ибрагима Евлоева—племянника Мусы Медова, начальника личной охраны министра и (по версии Яхьи Евлоева и опального сайта) непосредственного убийцы Магомеда—до сих пор никто не пришел. И раньше не приходил.

—Наша фамилия большая, родственных и вообще каких-то отношений с этими Евлоевыми мы не поддерживали никогда…

Год назад к Яхье, по его словам, приходили другие Евлоевы—из власти: вице-премьер Хава Евлоева, мэр Карабулака, министр соцзащиты. Тема—все тот же сайт.

—Передали слова президента: «Магомеду—любая должность в правительстве, кроме министра внутренних дел. Я знаю, что он когда-то работал на мою предвыборную кампанию и понес затраты: они тоже будут компенсированы».

Что правда, то правда: лет семь назад «Ингушетия.ру» действительно критиковала прежнего президента Руслана Аушева, позже—поддерживала Мурата Зязикова (см. № 37, 2008). Самому же визиту Евлоевых, разумеется, официальных подтверждений не нашлось—равно как и недавнему приходу людей из рода Зязиковых (хотя их появление в доме Яхьи, безусловно, говорит в пользу президента).

—Я год назад сказал Хаве и другим: «Раз для вас так важно закрытие сайта—поеду, поговорю». Поехал в Москву, взял обещание сайт закрыть. Магомед его выполнил: закрыл—ровно на день.

Теперь Яхья терпеливо ждет результатов следствия:

—Тот, кто нажимал на курок, должен понести наказание—хоть по российскому закону, хоть по какому-то еще.

—Если брать российский, какое наказание вы бы сочли достаточным?

—Лет десять минимум.

—Если меньше?

—Не исключаю ничего.

* * *

«Либо ваш развеселый Линч, либо наше скучное правосудие, но для всех одно»,—говорил честертоновский патер Браун. Три года максимум для возможного убийцы (если дадут)—довольно скучная перспектива. То, что происходит на материале дела Магомеда Евлоева с институтом кровной мести,—гораздо веселее. Конечно, если иметь склонность к черному юмору.

Институт пха—как ни парадоксально—в нынешнем контексте худого кавказского мира вещь весьма полезная. Ибо сдерживающая: сто раз подумаешь, прежде чем доставать кинжал или снимать автомат с предохранителя. Есть, конечно, варианты, но в принципе это так. И принцип этот в основе своей до последнего месяца был незыблем: если отец убитого сказал: «Я кровной мести не объявлял, жду результатов официального расследования», то даже заводить разговор о пха за данную смерть не мог никто. Никакой другой родственник, никакой, прости господи, сайт в интернете. Ни из какого негодования—пусть тысячу раз праведного.

Правил, по которым следует поступать с теми, кто столь вольным образом обходится с пха, на Кавказе нет. Но если одни обычаи—во многом силами соратников Магомеда Евлоева—размываются, то особую актуальность приобретают другие. Гораздо менее регламентированные и уже поэтому куда более жестокие и неприятные.

Через день после отъезда корреспондента «Огонька» из Назрани смертник подорвал машину—десятки килограммов в пересчете на тротил—возле «мерседеса» главы МВД Мусы Медова. Взорвалось в праздник Ураза-байрам—пик священного месяца Рамадан, когда кровь и по адатам, и по шариату вообще проливаться не должна. Министру повезло, однако факт остается фактом: чего-чего, а шахидизма такого рода до прошедшей недели в Ингушетии не наблюдалось почти пять лет. Теперь вновь есть.

 

ДОСЛОВНО

У меня нет врагов,

утверждает президент Ингушетии Мурат ЗЯЗИКОВ в беседе с корреспондентом «Огонька» Юрием Васильевым

 

Что вы все об этих?—сразу же спросил Мурат Зязиков.—Есть гораздо более важные вещи: вот приехал к нам Сергей Степашин, обещал поспособствовать принятию федеральной целевой программы для Ингушетии. По крайней мере, он (да и другие нормальные люди) видит, что в Ингушетии строится цивилизованная экономика. У нас хорошая динамика и в строительстве, и в агропроме, и в инвестиционной политике, но сами мы просто не сможем справиться. И образ надо менять, созданный по югу страны, а по Ингушетии тем более. Приезжайте, посмотрите—нормальная республика, нормальные люди. Когда здесь было больше беженцев, чем самого населения республики,—вынесла ведь Ингушетия, не сломалась. И сейчас не сломается—хотя мы находимся на острие геополитических интересов разных стран. Понятно, что американцы спят и видят, как бы выдавить Россию с Кавказа. Мы граничим с Грузией, все это чувствуем очень остро. Что Маккейн, что Сорос в последнее время говорят об Ингушетии—огромной любовью к нам прониклись, не иначе. И американский Джеймстаунский фонд уже второй семинар по нашей проблематике проводит—просто так, что ли? Но я повторял и повторяю: если какое-нибудь физическое лицо хочет само по себе к кому-то присоединиться—пусть это делает любым местом, в любое время. А наши предки свой выбор сделали: мы вне состава России себя не мыслим.

Чего, на ваш взгляд, реально хочет оппозиция с «Ингушетии.ру»? Вот примерный список: сместить вас, отделиться от России, поставить Аушева, обеспечить население европейскими и американскими паспортами…

Я знаю, чего она не хочет—чтобы республика развивалась. Вот всего, что угодно, хотят, только не этого. Оппозицию я понимаю как нечто конструктивное, пусть с полярными точками зрения, иными мнениями, но такую оппозицию я понимаю. А этих—не понимаю.

А здесь она есть—конструктивная оппозиция?

Конечно! И в правительстве, и в депутатском корпусе мне постоянно говорят: «Знаете, вот это, наверное, не так надо было делать, а по-другому». У нас и КПРФ, и ЛДПР, и «Справедливая Россия» в парламенте, и «Мемориал», и зарубежные правозащитники—пусть работают, кто им мешает? Я несколько дней назад встречался с Людмилой Алексеевой из Хельсинкской группы—очень честный человек, никогда врать не будет; прежде чем что-то говорить, выслушает все точки зрения. Несколько часов говорили, мне было очень интересно. Считаю, что и она для себя многие вещи про республику прояснила.

Например?

У нее было представление, что федеральные силовые структуры здесь подчиняются региональному руководству, а это совсем не так. О традиционных ценностях говорили, о нашей общей истории—240 лет вместе уже, добровольно вошли в состав России. И мы не хотим больше экспериментов над нами—ни депортаций, ни оптимизаций, ни оранжевых революций. Я всегда стою за это—вот по мне и бьют, чтобы дискредитировать всю республику. Им—там—нужна свара здесь. Они могут сбить с пути десяток, даже сотню людей здесь—не исключено, что даже втемную. Я не считаю тех, кто выходит на незаконные митинги, врагами; у меня вообще нет врагов. И абсолютное большинство жителей Ингушетии понимает: другого пути, кроме нашего пути созидания, нет и быть не может.

 

Фото: REUTERS, PHOTOEXPRESS

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...