Все течет

По прогнозам Всемирного банка, к 2025 году ежегодная прибыль частных организаций, занятых управлением водными ресурсами, составит фантастический 1 триллион долларов в год. Но у нас грамотно управлять водой и извлекать из этого прибыль не умеют. Чтобы исправить это положение дел, сегодня широко обсуждается новая водная стратегия России. Об этом и о многом другом рассуждает главный эксперт по вопросам экономики водопользования, директор Института водных проблем РАН РФ, академик Виктор Иванович ДАНИЛОВ-ДАНИЛЬЯН

Елена Кудрявцева

Говорят, что с принятием водной стратегии в России начнется светлая полоса: реки наполнятся, вода в них станет чище, а российские граждане станут жить долго и счастливо. Я не утрирую—именно таковы заявления чиновников.

К сожалению, пока о том, что такое «водная стратегия России до 2020 года», ничего не известно. Министерство природных ресурсов собирается объявить конкурс на разработку этого документа, но каковы его условия и техническое задание—пока не ясно. Тем не менее Институт водных проблем в этом конкурсе будет обязательно участвовать, тем более что концепция развития водного хозяйства у нас уже написана. Наша страна именно сейчас нуждается в толковом долгосрочном проекте. Уже сегодня воду нужно рассматривать как государственный ресурс, который не полностью, но в значительной мере заменит наши топливно-энергетические ресурсы, по крайней мере в структуре экспорта.

То есть Россия в дальнейшем все-таки будет вместо нефти продавать воду?

Саму воду в сколько-нибудь значительных количествах мы продавать, безусловно, не будем—это слишком затратные, не окупающие себя проекты. Но мы будем продавать водоемкую продукцию, к которой относятся, например, пластмасса, полимеры. Именно с ними связано будущее российской экономики. А если это будет так, то вся вода объявляется стратегическим ресурсом, а отрасли водного хозяйства становятся стратегическими отраслями и их задачи расширяются и модифицируются.

Для этого нужно хотя бы определить, каким количеством богатства мы обладаем. По словам чиновников, новая водная стратегия предполагает инвентаризацию всей российской воды—от больших рек до маленьких колхозных прудов.

Инвентаризация должна быть первым, но далеко не самым главным этапом работы. Нужно определить народнохозяйственные требования к водному комплексу: сколько конкретно воды понадобится тем или иным водопользователям—от энергетики, металлургии, целлюлозно-бумажной промышленности до отрасли ЖКХ. Нам нужно понять долгосрочные требования всех отраслей к водному хозяйству и только после этого, исходя из потребностей, можно приступать к модернизации.

С чего начнем?

С определения норм стоков. Здесь мы безнадежно отстали от цивилизованного мира. Страны Евросоюза уже лет десять живут по принципу наилучшей, экономически обоснованной технологии. Чтобы определить нормы, предположим, для объекта ЖКХ, сбрасывающего стоки в естественный водный объект, эксперты смотрят, какая на сегодняшний день в мире существует реальная работающая технология очистки, и устанавливают именно этот норматив очистки, а не полученный где-то в лаборатории проектного института. Если вы соответствуете этим показателям, то не платите за загрязнение окружающей среды.

Разве плохо, что у нас установлены, например, жесткие предельно-допустимые концентрации (ПДК) примесей в воде?

Они не жесткие, они нереальные. В России установили совершенно невыполнимые ПДК и, как следствие, сразу получили ослабление контроля. А чего контролировать, если выполнить требования невозможно?

Наше водное хозяйство очень запущено. Гидротехнические сооружения чаще всего находятся в ужасающем состоянии. Причем это беспорядок разного уровня. Например, большую часть объектов нужно срочно ремонтировать, а ремонтировать их некому, потому что неизвестен владелец. У нас огромное количество бесхозных гидротехнических сооружений, причем даже там, где они очень нужны, например в Краснодарском крае. Речь не идет о плотинах, которые обеспечивают судоходство, или о ГЭС, эти всегда кому-то принадлежат, речь идет о всякой мелочовке—небольших плотинках, маленьких водохранилищах, прудах. Возможно, из них даже берут воду для питья или орошения, но при этом сам объект никому не принадлежит.

А разве водные объекты автоматически не находятся на балансе муниципалитета?

Увы, нет, всякий раз, когда возникает возможность поспорить, кому это будет принадлежать, все предпочитают отпихнуть ответственность обеими руками, и это неудивительно. На протяжении более чем 15 лет—с 1988 по 2004 год—финансирования этих гидротехнических сооружений практически не было. Кому нужно обеспечивать работу и безопасность объекта, не имея средств? Люди боятся ответственности, и у них есть для этого страха все основания.

Возможно, какие-то объекты надо передавать в частную собственность. Правда, если мы объявляем воду государственным ресурсом, то автоматически из управления исключается и частный сектор, и иностранный капитал?

Управление водными ресурсами—деятельность чрезвычайно многогранная. Мы находимся в процессе развития частных структур ЖКХ, и хотя там еще вовсю процветают рудименты общественной собственности и социального паразитизма, сдвиги уже есть. Управление этими структурами может быть в руках частного собственника с нормальной конкуренцией, а если конкуренцию создать невозможно, должно быть регулирование естественных монополий и, конечно, приток частного капитала.

А государству что остается?

Сугубо государственным делом должно оставаться все, что касается регулирования воздействия на водные объекты, нормирования в самом широком понимании, и тут государство должно иметь очень прочный каркас федеральных законов, на основе которых разрабатываются подзаконные акты. Готовить документы и следить за выполнением должен некоторый единый государственный орган, и именно он в современных цивилизованных государствах является важнейшим во всей системе госуправления. Посмотрите на Европу—там эти министерства самые могущественные, самые важные, они занимают самые большие и лучшие здания, имеют самую большую территориальную сеть, в их распоряжении лучшее научное оснащение. В Дании, например, этот орган называется Министерство окружающей среды и энергетики. И вся энергетика в государственно управляемой части, подчинена окружающей среде, а не наоборот.

А еще в Европе есть частные водопроводы и частные водохранилища.

Да, есть, и чем дальше, тем их больше становится. Только тут надо разобраться, что означает «частный». Например, у нас в России до сих пор присутствуют остатки средневекового мышления. Как только у нас человек становится собственником, как тут же заявляет: моя земля, что хочу, то и делаю! Сначала он начинает копать на своих шести сотках сточный колодец, чего делать нельзя, потом заводит музыку, которая разносится не только на шесть соток, но и еще на все шесть гектаров. При этом главный принцип осуществления прав собственности в цивилизованном мире таков: я имею право делать со своей собственностью все, что захочу, если это не ущемляет права других собственников и их собственности. Знаете, что в США, которые считают себя предельно либерализированной страной с максимальным уважением прав собственника, собственник леса не имеет права срубить дерево в своем лесу без разрешения лесной службы?

Даже если он сам вырастил этот лес?

Да. И ни у кого не возникает сомнений, что это правильно. Теперь представьте, что в руки нашего гражданина, обладающего средним стандартом российского сознания, попадает водный объект. Это будет ужасно—он будет распоряжаться им только по своим соображениям: сколько захочу, столько сброшу…

То есть нам брать воду в частную собственность рано? Хотя законодательно подвижки в этом направлении есть.

Нам не просто рано, а очень рано! Распространение частной собственности на новый тип объекта должно сопровождаться тщательной разработкой системы нормирования пользования, а этого у нас не сделали.

Тем не менее во всем мире именно управление водными объектами превращается в самый выгодный бизнес. За счет чего это происходит?

По закону—вода общая. Но часто к ней бывает просто не подступитьсяЗа счет дефицита воды. Во всем развивающемся мире состояние водных объектов, как правило, ухудшается и в количественном, и в качественном отношении. Это связано с банальной переэксплуатацией водных ресурсов. В мире сейчас миллиард сто миллионов человек живут в условиях постоянного водного дефицита. Еще миллиард испытывает дефицит время от времени, как говорят водники, в сухой сезон. По прогнозам, количество страдающих от жажды значительно увеличится за счет увеличения численности населения в тех регионах, где и так есть дефицит воды, за счет роста земледелия и промышленности, за счет ухудшения качества воды и просто потому, что количества воды во всем мире просто становится меньше. Например, во всем мире реки скудеют из-за образования декомпрессионных воронок при открытых горных выработках, которых становится все больше и больше,—угольных и железорудных бассейнов. Сейчас в Китае есть карьеры глубиной по полкилометра, которые приводят к образованию декомпрессионной воронки диаметром в 100 км—на этой территории пересыхает все. Китай в принципе охвачен страшным водным кризисом.

Но полноводной России пока рано волноваться?

У нас существует проблема переэксплуатации подземных вод. В Московской области это можно наблюдать повсеместно. Многочисленные коттеджные поселки совершенно бесконтрольно бурят скважины и осушают водоносные слои, из-за чего скудеют малые реки, которые ими питались. Нередко можно видеть, что по глубокому 5-метровому руслу реки бежит маленький ручеек.

А бурение скважин никак не регламентируется? Если я набурю себе шесть скважин на участке и буду воду продавать?

На своем участке вы можете делать что угодно. Количество скважин связано только с размером участка.

А с качеством воды у нас так же плохо, как с количеством?

В международной классификации существует понятие водных источников первой категории. Такой воде очистка не нужна. Далее по списку идут загрязненные, сильно загрязненные и чрезвычайно загрязненные источники. У нас к первой категории можно отнести только один процент эксплуатируемых вод, а большую часть водных ресурсов—к двум последним. Чаще всего это притоки рек, например в бассейнах Волги, Оби, Дона.

Эта вода настолько плоха, настолько сильно загрязнена, что по затратам на очистку она сопоставима с технологиями опреснения морской воды. Это колоссальные расходы!

Виктор Иванович, а может ли отдельно взятая страна на порядок улучшить свои водные ресурсы?

Чтобы бороться с водным кризисом, нужно применить целый комплекс мер.

Всячески экономить воду. Представьте, через худые трубы вытекает 40 процентов воды, поданной в российские водопроводы. В промышленности нужно переходить на водооборотные схемы, где вода забирается минимально. В сельском хозяйстве отказаться от примитивного поверхностного орошения в пользу капельного (когда вода подается непосредственно каждому растению через систему труб). Нужно изменить структуру размещения производства и не строить водоемкие производства там, где мало воды. А это сделать непросто, потому что население к этому не подготовлено. Людей надо занимать чем-то другим, переводить на более высокотехнологичные производства, а для этого сначала их надо не только выучить, но и воспитать, потому что привить знания можно только человеку, уже готовому к их восприятию. Так что все эти процессы очень небыстрые, недешевые, но совершенно необходимые. Если, конечно, мы думаем о будущем своего народа и не хотим обречь его на нищету и вырождение.

То есть, изменив отношение к воде, мы в значительной степени изменим практически все сферы бытия? Так и до увеличения продолжительности жизни недолго договориться…

Всем хорошо известна истина, что для увеличения продолжительности жизни нужно увеличивать не количество врачей на душу населения, а какое-то количество водопроводов. С водопроводом можно обойтись и без врача. А вот с врачом, но без водопровода сегодня никак.

Беседовала ЕЛЕНА КУДРЯВЦЕВА

 

Фото ИГОРЯ ЗОТИНА/ИТАР-ТАСС

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...