Официально государство предъявило претензии к «Мечелу» еще 15 июля—именно тогда Федеральная антимонопольная служба (ФАС) возбудила дела в отношении торгового дома «Мечел», компаний «Южный Кузбасс» и «Якутуголь», которые входят в группу компаний «Мечел». Суть претензий ФАС: «Мечел» прекратил поставки угольного концентрата на Новолипецкий меткомбинат, а также злоупотребил своим доминирующим положением на рынке и использовал так называемое трансфертное ценообразование—продавал коксующийся уголь потребителям внутри страны дороже, чем на экспорт. А 29 июля аналогичные дела были возбуждены в отношении компаний «Евраз Холдинг» и «Распадский уголь».
«Примерно полтора месяца назад мы получили от трех компаний—«Алтайкокса», Новолипецкого и Магнитогорского металлургического комбинатов—жалобы на существенный рост цен на коксующиеся угли, поставляемые «Мечелом»,—пояснил «Огоньку» замглавы ФАС Анатолий Голомолзин.—Также компании жаловались на дискриминационное ценообразование—утверждали, что им уголь продают по более высокой цене, чем при поставках за рубеж.
Еще раньше нам поступили жалобы нефтяных компаний на существенный рост цен на трубы. С учетом этих жалоб мы запрашивали информацию о стоимости продукции у всех предприятий по цепочке—от коксующегося угля до производителей конечной продукции».
Получается—рутинное антимонопольное расследование. И рынок, кстати, именно так его и воспринимал: сообщения о расследовании ФАС не вызвали никакой биржевой паники и волны продаж бумаг «Мечела». Но после обещания премьер-министра Владимира Путина «зачистить» проблемы «Мечела» все изменилось. Почему?
ВОПРОС ФОРМЫ
Инвесторов и предпринимателей заявление премьера привело в замешательство. Причин на то несколько. Первая—публичная форма предъявления претензий и противоречивость реакции официальных лиц.
«У нас нет надежной информации—есть только слухи и догадки. Это аномально,—поясняет главный экономист компании «Тройка Диалог» Евгений Гавриленков.—Сам факт того, что возник термин «дело «Мечела», и то, что претензии к компании были высказаны премьером,—это аномалия. Я не очень понимаю, почему премьер-министр должен публично говорить о проблемах с трансфертным ценообразованием в одной компании. Это рутинный вопрос, для этого есть налоговые органы. К тому же заявления премьера противоречат друг другу—в четверг он говорит, что цена, по которой «Мечел» продавал уголь посредникам, была в два раза ниже цены на внутреннем рынке, а в понедельник—уже в четыре. Так в два или в четыре?»
Вторая причина, заставляющая бизнесменов и биржевых игроков заподозрить неладное,—предъявление публичных претензий по трансфертному ценообразованию именно «Мечелу», хотя большинство других металлургических и угольных компаний использует абсолютно идентичные схемы при экспорте своей продукции.
«Эта схема в принципе распространена, так как стороны свободны в установлении цены. Гражданское законодательство не обязывает продавать товар по рыночным ценам»,—поясняет партнер фирмы Taxadvisor Дмитрий Костальгин.
«Схема с использованием трансфертных цен достаточно эффективна при экспорте,—соглашается гендиректор компании «Налоговая помощь» Сергей Шаповалов.—Бизнес всегда стремится заработать, так что если такая возможность есть, то ею пользуются».
При этом в версию о том, что с «Мечела» государство начало борьбу с явлением трансфертных цен как таковых, участники рынка верят не очень охотно. Дело в том, что в правительстве уже больше года лежит законопроект о введении контроля за трансфертным ценообразованием, подготовленный Финансовой академией. Причем обсуждение законопроекта и его подготовка к внесению в Госдуму идут достаточно медленно.
Но и без поправок в законодательство у государства уже есть инструмент, с помощью которого можно бороться с трансфертными ценами.
«Статья 40 Налогового кодекса позволяет налоговикам в определенных случаях рассчитывать налоги со сделки по рыночной цене,—говорит Дмитрий Костальгин.—И налоговая служба достаточно часто пытается воспользоваться этой статьей, но процентов 85—90 дел в судах проигрывает. Причины две, во-первых, они не очень умеют пользоваться этим механизмом, а во-вторых, установить рыночную цену тяжело. Выяснить ее легко, если товар торгуется на бирже. Если же речь идет о небиржевом товаре, то нужно учесть огромное количество обстоятельств сделки. У нас в стране товарных бирж практически нет, так что доказать в суде, какая цена рыночная, а какая нет, сложно».
«Инструмент борьбы с трансфертными ценами у налоговой есть, все упирается в квалификацию тех, кто его применяет,—соглашается Сергей Шаповалов.—В настоящий момент речь идет о том, чтобы изменить эту статью и сделать ее более понятной. Соответствующий законопроект существует почти полтора года, возможно, история с «Мечелом» сдвинет его с мертвой точки».
ВЕРСИИ
Итак, бизнесмены и аналитики не верят, что столь масштабный «разнос» компании устроили для решения весьма рутинных, текущих задач. Молчание самого «Мечела» только усугубляет ситуацию. Подливают масла в огонь и заявления некоторых официальных лиц: так, полпред президента в Дальневосточном округе Олег Сафонов сказал, что в его регионе необходимо провести проверку работы всех металлургических предприятий, а Следственный комитет при прокуратуре сообщил: он «анализирует имеющиеся материалы с целью выяснить, существуют ли в деятельности компании «Мечел» уголовно наказуемые деяния». Проще говоря, компании «шьют дело». В таких условиях появились самые мрачные прогнозы.
«Ситуация вокруг «Мечела»—это перераспределительный конфликт, аналогичный «делу ЮКОСа» или прошлогодним претензиям к «Русснефти»,—считает старший эксперт Института экономики переходного периода Сергей Жаворонков.—Ситуация же вокруг «Евраз Холдинга»—это «операция информационного прикрытия», ее цель—отвлечь внимание от «Мечела» и показать, что у нас одинаковое отношение ко всем участникам рынка. В 2003 году, когда начиналось «дело ЮКОСа», говорилось о похожих налоговых претензиях к компаниям «Сибнефть» и ТНК, но потом их дела были мягко сведены на нет и прекращены.
Компания «Мечел» могла стать объектом атаки по нескольким причинам.
Первая—по рынку ходит слух о том, что несколько недель назад собственникам «Мечела» было предложено отдать треть акций в «правильные руки», которые наладят правильные трейдерские потоки. Игорь Зюзин отказался от этого ультиматума, предложив либо выкупать акции, которые находятся в обращении на рынке, либо купить часть пакета у него, но по рыночной цене.
Есть вторая версия—Магнитогорский металлургический комбинат (ММК) находится в сильной зависимости от поставщиков сырья, в частности от «Мечела». ММК и его гендиректора Виктора Рашникова, как говорят, связывают давние отношения с министром промышленности Виктором Христенко еще с тех времен, когда последний был одним из руководителей Челябинской области. Именно ММК подал жалобу на «Мечел» в ФАС.
«Мечел» отличается агрессивностью в отношениях с другими компаниями,—пояснил собеседник «Огонька» в комитете по металлургии Торгово-промышленной палаты.—Это видно по тому, как они покупали угольные активы. Так что среди металлургов нет любви к этой компании. Вторая сторона—будучи монополистом по коксующимся углям, «Мечел», конечно, серьезно раздражал те компании, которые не имеют своих сырьевых мощностей». Как нам известно, даже президент страны знает о напряженном отношении к Зюзину («Форбс» оценивал его состояние в 10 миллиардов долларов) бизнес-элиты, о том, что одна из причин «дела «Мечела» именно в этом.
ПОСЛЕДСТВИЯ
Чем обернется «дело «Мечела»? Часть последствий уже ясна. Так, уже в августе будет завершено расследование Федеральной антимонопольной службы и «Мечел», а вместе с ним «Евраз Холдинг» и «Распадский уголь» могут оштрафовать.
«Если нарушения подтвердятся, то компаниям грозит штраф от 1 до 15 процентов от оборота по продаже коксующихся углей за прошлый год,—говорит Анатолий Голомолзин.—Точный размер штрафа зависит от смягчающих или отягчающих обстоятельств. Например, если компании добровольно в ходе рассмотрения дела устранят нарушения и его последствия, то штраф будет снижен».
Еще одно последствие—ужесточение антимонопольного законодательства и активизация антимонопольной политики в целом. Так, ФАС готовит поправки в 178-ю статью Уголовного кодекса, предусматривающие уголовное наказание за картельный сговор.
«Картели—наиболее опасная форма нарушения антимонопольного законодательства,—говорит Анатолий Голомолзин.—Наши рынки имеют ограниченное количество игроков, так что там есть предпосылки для появления картелей.
Те меры, которые были приняты в последнее время: увеличение штрафных санкций, введение штрафов с оборота компаний (процент от выручки.— «О»), могут оказать существенное влияние на ситуацию на рынке. Но уголовная ответственность позволит кардинально улучшить ситуацию».
Второе очевидное последствие «дела «Мечела»—переоценка рисков инвесторами, работающими в России.
«Это черный шар для России, особенно на фоне истории с ТНК-ВР,—говорит Евгений Гавриленков.—Многие инвесторы из-за рубежа уже пересматривают свои риски. Рост рисков означает удорожание капитала для страны.
Повлияет ли эта ситуация на экономический рост, зависит от того, как будут развиваться события. Если государство будет вести себя агрессивно, то это может сказаться на темпах роста инвестиций и ВВП. Так, в середине 2004—середине 2005 годов после «дела ЮКОСа» и налоговых претензий к «Вымпелкому» мы наблюдали явное замедление экономического роста и инвестиций».
Еще одно возможное последствие событий вокруг «Мечела»—усиление «офшорных настроений» среди отечественной бизнес-элиты.
«Стратегия ведения бизнеса в России подразумевает то, что ты должен быть готов в короткие сроки все продать и уехать,—говорит Сергей Жаворонков.—Это ведет к тому, что собственники активов не хотят делать длинные инвестиции.
Окончательно она сформировалась после «дела ЮКОСа», причем придерживаются такой стратегии не только крупные, но и средние предприятия. Бизнес уверен, что в России нет полноценной частной собственности, активы могут отобрать в любой момент».
Это приводит к тому, что бизнесмены стремятся перевести все финансовые потоки в офшоры, да и самими предприятиями владеть не напрямую, а через зарегистрированные за рубежом фирмы.
По оценкам Сергея Жаворонкова, через офшоры сейчас контролируется до двух третей ВВП страны, например те же «Роснефть» и «Газпром» торгуют через офшоры.
В российской новейшей истории есть примеры, когда предпринимателям удавалось вопреки давлению сверху сохранить свой бизнес или его часть. Так, семья Гуцериевых после конфликта вокруг «Русснефти» сохранила в своих руках Бинбанк, а акционеры Сибирской угольной энергетической компании (СУЭК) успешно саботировали поглощение СУЭК «Газпромом».
С другой стороны, кажется, у властей нет единой позиции по «Мечелу». Так, президент Дмитрий Медведев на минувшей неделе призвал «не кошмарить бизнес». Правда, совещание, на котором были произнесены столь важные слова, формально было посвящено только проблемам малого и среднего предпринимательства.
Фото ДМИТРИЯ АЗАРОВА/КОММЕРСАНТ