Улица Джхочхен совсем рядом с Дарбарской площадью, которая входит в обязательную программу любого тура по Катманду, столице Непала. Толпы туристов текут к этой площади реками — полюбоваться древними храмами и щелкнуть на память разрисованных йогов («всего пять долларов, сэр!»). А вот на соседнюю Джхочхен почти никто не заглядывает: мало кому сегодня что говорит ее другое имя — Freak Street (можно перевести как «улица чудиков, двинутых»). Дело в том, что именно здесь, прямо на тротуарах, и была столица волосатого племени хиппи, бродившего в 60 — 70-е годы прошлого века по Азии в поисках просветления, а также гашиша и любви.
Гашиш и сейчас можно купить на Джхочхен, но спрос явно упал: о прежних славных временах напоминают разве только портреты музыкантов рок-поколения на стенах местных музыкальных магазинчиков. Едва я зашел в какой-то из них, скучающий торговец, как по заказу, врубил знаменитую битловскую «Революцию номер девять».
Хиппи первыми — еще в далекие 60-е — принесли в Непал, незадолго до этого открывшийся миру, слово «революция». Среди них и впрямь было немало сторонников левых идей, однако непальцам пришлые бунтари запомнились не этим. «Хиппи? Да они лежали на асфальте и курили гашиш, все время грязные, пьяные. Их здесь терпели только за то, что у них деньги водились»,—объясняет мой непальский приятель Дхубадел. Но и азиатскому терпению есть предел: в конце концов непальские власти выставили детей-цветов из Катманду.
Хиппи исчезли. А революция пришла в Непал не с Запада, а с Востока. Компартия Непала (маоистская) теперь заседает в парламенте. Король собирает вещички — пора съезжать из дворца: решением Конституционного собрания он отныне гражданин Гьянендра. В бывшем королевстве популярны идеи товарища Мао: ни цветы, ни рок-музыка как символ непальской революции не прижились. В моде — форменный камуфляж и автомат.
КОРОЛЬ ПРОТИВ КОРОЛЕЙ
Честно говоря, революции вряд ли бы добрались до этих заоблачных высей, если б не короли—именно они перехватили эстафетную революционную палочку у безалаберных хиппи. Ступив на престол в 1972-м, Его Величество Бирендра Бир Бикрам Шах Дев, получивший прекрасное западное образование, начал «реформы сверху» — повел страну в современность. Бирендра объявил образцом британскую монархию сразу, а в 1990-м и Непал провозгласил конституционной монархией, подарив ничего не просившей стране конституцию, парламент, выборы и свободу слова.
Понять, что все это значило для Непала, трудно: горное государство веками оставалось закрытым: «священную неприкосновенность» охраняла природа (белоснежные пики Больших Гималаев и болотистые долины-тераи) и правители. Миру страну открыл лишь король Трибхуван в 1950 году. Вместе с благами цивилизации (в числе которых оказалось и колесо) повалили и западные туристы — сначала альпинисты, а потом и просто охотники за экзотикой.
Король Бирендра пошел дальше всех: он замахнулся на святое — на индуистские устои. Он провозгласил равенство каст и сословий перед законом. В стране закипела политическая жизнь: впрочем, авторитет монарха под сомнение ни одна из народившихся партий не ставила. Беда была в другом: ожидаемого «превращения в Британию», увы, не произошло. Начался политический хаос: правительства и премьеры сменяли друг друга раньше, чем избиратели успевали их запомнить. Реформы по западным образцам проваливались. Но это полбеды: основным итогом «бурных 90-х» стала «народная война», которую объявили властям непальские маоисты.
КАК ВИНТОВКА РОДИЛА ВЛАСТЬ
Поначалу маоисты действовали в лучших традициях: заявили, что их цель — свержение монархии, и приступили к ее реализации. Нетрадиционно было другое: пик их активности пришелся на 90-е, когда все были уверены, что без идеологической подпитки — а Москва и Пекин к тому времени перестали быть социалистическими — их дни сочтены. Однако нашелся лидер — энергичный Пушпа Камал Дахал, более известный как товарищ Прачанда (Грозный).
В качестве стратегии он выбрал крестьянскую революцию по китайскому образцу: как оказалось, идея решительного броска к «справедливому обществу» имеет в стране больше сторонников, чем идея копирования западной демократии. Объявив «народную войну» в 1996-м, повстанцы вооружились знаменитым лозунгом Мао: «Винтовка рождает власть!». Враги нашлись тут же: самыми главными были объявлены феодализм, империализм и ревизионизм (под последним, очевидно, подразумевается и наш с вами отказ от социализма).
Маоисты быстро стали влиятельной силой: к началу XXI века у Прачанды было около 5 тысяч регулярных солдат и около 8 тысяч вооруженных сторонников. Плюс 4,5 тысячи «комиссаров», разъяснявших детали «партийного курса», более 30 тысяч «рядовых членов» партии и 200 тысяч «активно сочувствующих». Самое главное: эти цифры постоянно росли. Кстати, сторонники Прачанды первыми в Непале заявили и о равенстве женщин. Правда, реализовали его своеобразно: принялись формировать женские батальоны, как объясняли мне в Непале, «равенство — так во всем».
Война охватывала все большую территорию, поток туристов упал: новости из Непала пугали. Да и воевать взялись не на шутку: до 30 тысяч погибших с обеих сторон, по оценкам экспертов. По счастью, непальские маоисты оказались прагматиками: поняв, что война становится слишком кровавой, они стали идти на переговоры с властями. А в 2007-м и вовсе обменяли винтовки на власть: согласились войти в парламент в обмен на разоружение. Вскоре после этого монархия рухнула — вышло так, что маоисты шагнули из джунглей прямо в правительство. Причем, что поразительно, с тех пор от «грозного» лидера маоистов не прозвучало ни одного призыва к перераспределению собственности. Его сторонники уверяют, что уважают принципы свободного рынка.
Вообще, политическая программа Прачанды напоминает известный анекдот советских времен: демонстрация рабов в Древнем Египте с плакатами: «Да здравствует феодализм — светлое будущее человечества!». В битве за свой заоблачный социализм Прачанда готов временно примириться с капитализмом. «Фаза капитализма может быть долгой, лет 50 — 100, но она прогрессивнее, чем феодализм», — заявил он. Потом, ясное дело, все равно победит социализм. Главный вопрос: согласятся ли сами маоисты ждать так долго? Ответа нет, но непальские землевладельцы потихоньку распродают свои земли.
ГОРСКИЙ СОЦИАЛИЗМ
Объяснения тому, каким чудом непальские маоисты, отказавшись от вооруженной борьбы, победили на свободных выборах, ищут сейчас аналитики всего мира. Причины называют самые неожиданные, например демографическую. Непал, мол, страна молодая, около трети населения моложе 30 лет, а молодежь, выросшая в эпоху контактов с Западом, жить в традиционном кастовом обществе, которое упразднено только на словах, больше не хочет. Кстати, среди самих маоистов тоже немало выходцев из низших каст.
Еще одно экзотическое объяснение гласит, что дело в «высокогорном факторе». В подтверждение сравнивают Непал с другим горным государством — Перу, где маоисты также популярны. Впрочем, искать параллели в Латинской Америке не обязательно, их много под боком.
В действительности все просто: отрезанные от мира традиционалистские горские государства Азии стремятся найти свое место в мире. Это ведь туристам, которые приезжают в Непал, хочется поглазеть на то, как они там живут в XVII веке. Самим непальцам хочется жить в XXI.
Перемен, кстати, ждут и в соседнем Бутане, где в марте прошли первые парламентские выборы. В 2007-м здешний король Джигме Сингай Вангчук отказался от престола в пользу сына, выучившегося на Западе, и тот начал демократические перемены. Но пока безуспешно: подданные подавляющим большинством голосов высказались за монархию.