Чтобы мундирчик сидел

Ваш рост какой?—гендиректор ЦНИИШП Светлана Лопандина мельком осматривает фигуру корреспондента «Огонька».—Метр семьдесят восемь, понятно. Ниже среднего.

— По цифрам абсолютно верно, но почему же ниже?—возмутился было корреспондент.

— По науке,—хладнокровно отвечает Лопандина. —Усредненный рост военнослужащего, так сказать, средняя температура по больнице, тридцать лет назад—176 сантиметров, 50-й размер, талия 88. Сейчас—шесть сантиметров в плюс: 182, 48-й, талия 90. Совсем другие цифры…

Раз наука сказала «ниже среднего», значит, приходится верить, хоть и обидно. НИИ швейной промышленности, собственно, и был создан в 1930 году для того, чтобы придать (цитата гендиректора) «во многом кустарному до того производству обмундирования научные и индустриальные черты». Все переобмундирования Советской армии и ВС РФ—при их участии; Светлана Константиновна застала два, вместе с нынешним.

— Предыдущее начали в 70-х, завершили перед распадом СССР. Афганистан, потом Чечня—впервые после войны потребовалась одежда, приспособленная для ведения боевых действий.

— Сделали?

— Конечно. Так, как ставили задачу на то время, когда денег почти не стало: по возможности максимально унифицированное и по минимальной цене. Сейчас страна на подъеме,—уверена Светлана Константиновна.—Поэтому задача «чтобы подешевле» в этом случае не стояла. Современная, комфортабельная, с хорошими гигиеническими и прочими свойствами—в общем, во всех смыслах защищающая военнослужащих одежда. В прошлом году ЦНИИШП стал одной из трех фирм, которой поручили разработку новой формы. Три фирмы—три проекта, три набора условий.

— Двум нашим конкурентам сказали: «Ткани любые, придумывайте свое». Нам же: «Ткани только отечественные, учитывайте исторические традиции, посмотрим, что получится». Были собраны воедино мнения о том, что военнослужащим в нынешней форме не нравится и что бы они хотели видеть в новом обмундировании. Мы должны были воплотить все это в эскизах и собственно в образцах.

Лопандина показывает, что предложил институт: десятки мундиров, все рода войск. Ощущение такое, что опрошенные дружно пожелали вернуться к традициям 1945 года, включая парад Победы.

— Примерно так и есть, парад активно упоминался,—подтверждает гендиректор ЦНИИШП.—Полгода мы работали до тех пор, пока войска не сказали: «да, это мы и имели в виду».

Выиграл тендер все же один из соперников—модельный дом Валентина Юдашкина. Тут, похоже, золотое правило маркетинга сработало: «Чтобы продать что-то новое, надо убедить покупателя в том, что это новое ему очень нужно».

— Пока не видели—не знали, что они хотят именно это. Увидели—захотели,—не расстраивается Светлана Константиновна.—Потом, у Юдашкина форму приняли не с первого раза, она дорабатывалась опять-таки с учетом пожеланий военных.

Но научным обоснованием характеристик новой формы будут заниматься люди Лопандиной. Начиная с самого простого.

— В нашей армии служат мужчины от 46-го размера с ростом 164 см до 70-го с ростом под 2 метра и выше. И не всегда стройные, что там говорить—бывают военные и с нестандартной фигурой. А форма должна сидеть хорошо на всех. Для этого специальные манекены нужны, а их тоже надо разработать. Много, разных.

— Сколько?

— Думаю, около трехсот,—говорит Светлана Константиновна, что-то подсчитав в уме.—Но это идеальный максимум, конечно. Вот возьмите того усредненного военнослужащего—метр восемьдесят два, да. Он может быть совсем худеньким, он может быть средненьким, но он бывает также и очень большой. При этом «очень большой»—это и атлет с развитой грудной клеткой, тонкой талией и узкими бедрами, и, извините, человек с достаточно большим животом. Мы же не только призывников одеваем, в армии разные люди есть. Мундир должен одинаково хорошо сидеть и на солдате, и на бравом генерале, и, так скажем, на кабинетном высшем офицере, не всегда следящем за своей фигурой…

Животики и их отсутствие, а также многое другое—в ЦНИИШП тестируют на бодисканере: заходишь в кабину, несколько секунд—и все параметры на компьютере. Французский, новейший—вроде тех, что в аэропортах начали ставить, только побольше и покруче. Снимает бодисканер 150 параметров. Дальше эти данные обрабатывает компьютер, распечатка выходит (специальный принтер, размером с хороший стол) «практически в виде выкройки, только очень большой».

То, из чего форму шьют, собственно ткани—тоже мимо НИИ не пройдет. Есть, по словам Лопандиной, в России хорошие комбинаты, вроде Брянского, Чайковского и других: «Если им даешь образец, они всего в течение месяца его почти точно воспроизведут». Но все равно—милости просим на испытательный стенд.

— Паропроницаемость ткани, ее воздухопроницаемость, сминаемость, пилингуемость—ну да, от слова «пилинг», только у нас имеются в виду тканевые ворсинки-катышки, которых не должно быть; для каждого испытания—свой прибор,—показывает свое хозяйство начальник испытательной лаборатории ЦНИИШП Людмила Кириллова.—Вот тут тестируются дублированные мембранные материалы—это для спецназа: влагу они не пропускают, но позволяют телу дышать и выводить пот наружу.

Аппаратура у испытателей—наша, японская, всякая; часто почтенного возраста, с 70-х годов начиная. Но, как уверяют в НИИ, «старая, да не устаревшая; есть разница». При входе в хозяйство Кирилловой—опытная установка с приборной доской: шкалы, стрелки. На ней висит зеленая, защитного цвета молния. Здесь проверяют механизм на прочность—застежку, зубцы; по полной программе.

— В идеале молния должна выдержать без нареканий до 2 тысяч «открыть-закрыть»,—поясняет Людмила Ильинична.—Сколько одежде служить, столько и застежка должна работать.

Нужны ли к застежке-молнии еще и клапаны (на профессиональном—«клапана’») на липучках; какой толщины должен быть утеплитель на куртке с этой молнией; стоит ли делать ветрозащитные прокладки—и если да, то каким войскам они обязательны, а где можно и обойтись… «Все это—дело науки,—уверена гендиректор Лопандина,—и нашей климатической камеры: от –50 до +40, ветер, влажность и так далее». И не только камеры, конечно.

— У нас совместно с МИСИС, Новосибирским академгородком и другими организациями два года действует лаборатория по нанотехнологиям,—говорит Светлана Лопандина. Оказывается, еще до всеобщей нанокампании здесь поняли: если модифицировать ткань наночастицами серебра, то в результате—обеззараживание и ранозаживление. Если же брать наночастицы алмаза, то увеличиваются прочностные характеристики  ткани; хорошо, допустим, для горных частей.

— А еще ведь есть миксты, смеси из наночастиц,—дополняет перспективы гендиректор.—Надо выяснять, сколько нужно процентов такого либо другого материала, чтобы улучшить такие-то свойства. Нужно узнать, как закреплять наноэффекты, чтобы они не исчезали при стирке. Определить, наконец, когда и в каком случае следует добавлять наночастицы в ткань—на этапе крашения, отделки или, наоборот, еще на этапе прядения. Нам никто не запрещает улучшать новую форму. Это работа на будущее, на солдата XXI века…