«Музыку я выхаживаю, высиживаю, вылеживаю»

Как возникла идея написать оперу «Очарованный странник»?

Знаете, у меня есть несколько тайных, заветных замыслов. Среди них был и «Очарованный странник» по Лескову, которого я очень люблю. Вначале я написал сочинение под таким названием для Славы Ростроповича, но потом получил заказ от Лорина Маазеля — знаменитого дирижера, который сказал: «Мне хотелось, чтобы сочинение было на весь вечер, без антракта, часа на полтора и связано с Россией, чтобы были колокольные звоны, церковные песнопения, цыгане и даже половцы». Он хотел что-нибудь сюжетное. Ну вот я и предложил Лескова. Интересно, что, прочитав перевод на английский, Маазель не ощутил «запаха» гениальной лесковской прозы, но, ознакомившись с немецким переводом, оценил мое предложение. Вместо половцев, правда, татары... А для того, чтобы в Нью-Йорке слушатели лучше поняли дух столь далекой от них России, Маазель предварил музыку кратким текстом на две-три минуты. Потом зажигался свет и... далекий колокольный звон.

Ваша музыка в последние годы пронизана религиозным настроем. Откуда это?

Все же мой дед был православным священником в Алексине Тульской губернии, вся семья была очень верующей. Мать соблюдала все посты, все праздники. Разбуди ее ночью — она скажет, какого святого сегодня день. Вероятно, какой-то генетический код во мне сидит.

А как вы работаете, как к вам приходит музыка?

Сажусь за стол в последний момент — записываю то, что уже сложилось в голове. А вначале выхаживаю, высиживаю, вылеживаю, работаю даже во время поездок, в гостиничных номерах. Там и мешают меньше. Когда вызрело — это как последняя капля в полный стакан воды. Вот тут надо все забыть, отключить телефон и садиться работать — записывать на бумаге. Тогда идет быстро.

То есть черновиков почти нет?

Есть, но мало. Я не вымучиваю, предпочитаю интуицию, она, по моему мнению, главная действующая сила любого творческого процесса, помноженная на профессионализм, техническую оснащенность и культуру. Кризис в музыке последних десятилетий и в том, что интуицию заменили жесткими схемами.

А разве нет ощущения преодоления кризиса? Ведь уже можно писать не только авангардные, диссонансные опусы, но и мелодичную, да и просто красивую музыку?

Да, потому что люди стали прислушиваться к тому, что они слышат внутри себя, а не то, что модно и будет поощрено, за что они получат добрую критику от мистера Х и благожелательную заметку от мисс Y и будут приглашены на маленький междусобойный фестиваль, эдакое гетто музыки. Пусть все это останется для критиков.

Свои фортепианные концерты вы часто исполняли сами. Сейчас выступаете?

Этим летом играл новое фортепианное произведение для четырех рук — «Романтические дуэты» — со шведом Роландом Пёнтиненом. Это была мировая премьера. Я надеюсь сыграть это произведение на своем фестивале в декабре. Для того же, чтобы исполнять мои концерты, надо ежедневно много заниматься за инструментом, а времени на это у меня нет.

Но зато за пять лет две оперы — «Очарованный странник» и «Боярыня Морозова». И та и другая — в жанре концертной оперы. Сценическая опера как жанр, кажется, изживает себя — с одной стороны, а с другой — в модернистских постановках действие в конфликте с музыкой. Может быть, вообще перейти на концертное исполнение? Все же главная драматургия оперы — в музыке и слове, а не в действии.

Да, вы правы... Это веяние времени, потому что слушатели концертных залов легче воспримут оперные законы с концертной сцены, нежели с театральной. Им некогда, они торопятся, дайджесты кругом! «Войну и мир» читать долго. Гомера вообще невозможно! В то время как композиторы с мышлением для большой оперы или балета есть, и их немало.

Но только есть еще и экономические причины. Театры становятся беднее. Максимум, на что они сегодня способны, это одно новое сочинение в один или даже в два сезона. А исполнение современной музыки — безумно дорогая вещь! Это тоже одно из препятствий к ее появлению на сцене. Надо платить за авторское право, за прокат оркестрового материала, издателю партитуры и т д.

Но как же быть с творчеством?

Никак. Я вот напишу оперу, а она будет лежать у меня на письменном столе. Вот даже в «Очарованном страннике» у меня в оркестре две тубы — вторую приходится приглашать со стороны, у меня там балалайка, гусли, церковные колокола, пила — всех их надо дополнительно оплачивать. Это могут осуществить только очень богатые концертные организации и театры. Нью-Йоркская филармония все это сделала. И Гергиев тоже.

Вы, кажется, успеваете давать еще и мастер-классы?..

Да, вот уже в октябре в Хельсинки, а потом в Мюнхене. Я давал мастер-классы в Америке, Канаде, Европе, в России, конечно, сам выбирал студентов, и потом у нас было свободное общение. В кого-то из этих студентов я очень поверил, как говорят на бегах, «поставил на эту лошадь». Но, получая каталоги крупнейших музыкальных издательств, не нахожу, к своему огорчению, ни одного из этих имен. Молодым сегодня очень трудно.

Удивительно все же в таком случае, как это вас столько лет терпели в должности председателя Союза композиторов РСФСР?

Может быть, терпеть меня было меньшим злом, чем кого-либо иного. К тому же то был союз, который основал Шостакович.

Но считается, что Дмитрий Дмитриевич очень не хотел быть руководителем Союза композиторов...

Во-первых, как он сам говорил, у него был общественный темперамент. Да это можно слышать в каждой ноте его симфоний! Во-вторых, он был открыт людям. Сколько тысяч просьб было обращено к нему и скольким людям он помог! И моей семье он помог много раз.

Он в те годы сказал такую фразу: «Все, что мне положено написать — я все равно напишу!» И написал огромное количество сочинений. Я не думаю, что его председательство как-то сказалось на количестве и качестве его сочинений.

Думается, что именно Шостакович оставил самый полный и самый страшный портрет эпохи. Слава богу, что наши власти не понимали и не понимают действительной силы музыки, которой подвластно сказать обо всем более точно и емко, чем любому другому виду искусства...

Я с вами совершенно согласен. Но ведь известно, что «дорогой товарищ Сталин» сказал Александру Васильевичу Александрову про гимн: «У вас плохо оркестровано, профессор. Надо оркестровать, как Вагнер». Он ходил на все прослушивания гимна и потребовал, чтобы были сделаны записи и с симфоническим оркестром, и с духовым, и с пением хора, и без слов. Сталин ходил в оперу. Он был и тираном, и кровавым садистом, но безграмотным дураком он не был.

А как вам удается сохранять работоспособность при столь интенсивном образе жизни, да еще на три дома?

Во-первых, стараюсь мало есть, а во-вторых, продолжаю немного заниматься спортом, например играю в футбол. Правда, недавно в Лондоне во время любительской встречи, когда мы валяли дурака, повредил мениск. Надеялся обойтись без операции, но не тут-то было — придется, как это ни неприятно, оперировать колено.

А где больше всего проводите времени — в Москве, Мюнхене или в литовском Тракае?