Выход третьей, завершающей части книги «Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина» совпал с 75-летием Владимира Войновича. Последнее время писатель увлекается живописью, и его рабочий кабинет служит ему одновременно и домашней библиотекой, и художественной мастерской.
Владимир Николаевич, откуда пошла ваша фамилия — Войнович?
Правильнее говорить Во’йнович. Твардовский называл меня именно так. Это сербская фамилия. В русской истории известен адмирал, граф Марк Иванович Во’йнович, один из основателей Черноморского флота, командир Севастопольской эскадры, герой Русско-турецкой войны. А вообще основателя нашего рода звали Воин, так по-сербски называется военачальник, и был он воеводой короля Стефана Дичанского, первое упоминание о нем относится к 1325 году. Кроме того, он был женат на королевской дочери. Сколько же прошло поколений, но оказывается, я лишь 16-й потомок этого человека. Всего-навсего.
У вас могут быть претензии на сербскую корону…
Хм… да, было бы смешно.
Какие книги вы читали в детстве?
Моего отца арестовали, когда мне было четыре года, наша семья переезжала с места на место, и никакой библиотеки у нас не осталось. Потом была война, эвакуация. Я оказался на Украине с теткой и бабушкой — папиной мамой. И у нее было Евангелие от Матфея, единственная в доме книга. И она мне это Евангелие читала без конца, дочитывала, потом начинала опять. И мы с ней все обсуждали. Я вообще рано начал читать, может быть, лет в пять. У нас на хуторе, мы тогда жили в Ставропольском крае, оказалась книга Аркадия Гайдара «Школа». Мне было уже девять лет, и я захотел эту книгу сначала просто посмотреть. Но оказалось очень захватывающее чтение. Это была первая книга, прочитанная мною от начала до конца, когда я получил настоящее удовольствие от чтения. Прошло много лет, я уезжал за границу (а у меня уже была довольно большая библиотека) и нужно было выбирать, что взять с собой. Я снял с полки томик Гайдара и подумал: вот это, пожалуй, не буду брать. Открыл книгу, помня, что в детстве она мне нравилась, и опять не смог оторваться.
В юности у вас, кажется, не было письменного стола?
Я жил в общежитии. У нас между двумя комнатами был предбанничек, в котором хранились рабочие робы, обувь, валенки. У меня была большая амбарная книга и детский стульчик. Я садился на этот стульчик, ставил перед собой валенок, клал на валенок амбарную книгу и писал. Двери открывались со стороны правого уха, открывались со стороны левого уха, хлопали, а я сидел и писал. Там я начал писать первые главы «Чонкина».
Ваши книги можно сравнить с миной замедленного действия: попадая в Россию, они иногда взрывались…
Когда я еще был здесь, в Советском Союзе, мои книги уже были запрещены, и если их находили, у человека возникали большие неприятности. Я помню, как одного из читателей поймали с моими книгами. Он потом стал президентом Грузии — это Звиад Гамсахурдиа.
Вы начинали как поэт. А сейчас пишете стихи?
Пишу, но очень редко. В 60-м году, когда у меня напечатали в «Новом мире» первую повесть, я сразу бросил писать стихи и не писал их лет 25. А потом вдруг написал одно стихотворение, потом еще одно… Меня спровоцировал Булат Окуджава. Это было в 1985 году, я жил под Мюнхеном, в изгнании. И вдруг 9 мая 1985-го, в свой день рождения, у нас в гостях без всякого предупреждения появляется Окуджава. Он говорит: «Я приехал, можно я у тебя поживу?» Я был так взволнован его приездом, что, когда он уехал, долго не мог прийти в себя, ходил и бормотал что-то под нос. Сначала приходили в голову строчки Пушкина: «Мой первый друг, мой друг бесценный…» А потом вдруг раз — и написал стихотворение — в подражание Окуджаве…
Откуда пошло увлечение живописью?
Я много лет занимался литературой, писал, писал, писал… и наступил какой-то момент, когда мне стало это очень скучно. Я садился за компьютер, я знал, что хочу написать, но не мог написать ни строчки. А нам тогда подарили одну любительскую картинку. Что-то в ней не хватало, и мне захотелось ее подрисовать. Я купил ученические краски, взял кисточку и нарисовал фон. И вдруг увидел, что картина заиграла. Я не ожидал такого эффекта. Я стал рисовать еще и еще и вдруг понял, что сошел с ума. Мне было уже 62 года, и до этого я никогда не рисовал. Я вскакивал ночью, рисовал, я совершенно помешался… Это так же, как и с литературой. У меня бывали взрывы. Когда я писал книгу о Чонкине — у меня был взрыв. Обычно я пишу все-таки спокойнее — встаю, пью чай или кофе, раскачиваюсь, потом сажусь за компьютер и пишу. А это был взрыв. Если это сравнивать с любовью, это как медовый месяц.
Следующий выпуск передачи «Библиотека «Огонька» в субботу, 1 декабря, в 9:30. О своей библиотеке расскажет телеведущая Елена Малышева.
Фото АЛЕКСАНДРА ШАТАЛОВА