Больной вопрос

«Дело Сони Кулевец» определило нынешнее отношение общества к врачам. Теперь уже ни у кого нет сомнения, что врачи — это рвачи, без трепета и необходимости отправляющие даже больного ребенка под нож. Что может противопоставить этому врач?

Анна АНДРОНОВА, писатель, врач, Нижний Новгород

Врач, как сапер, — ошибается один раз. Если он настоящий врач. Цена его ошибки — здоровье и жизнь. Суд официальный, вынесший наказание в соответствии со статьей о причинении вреда здоровью по неосторожности, ни в какое сравнение не идет с судом совести врача, совершившего ошибку. Если только эта совесть есть.

Родителям Сони Кулевец любое наказание теперь всегда будет казаться несоизмеримо малым. Ничто не сможет вернуть ручку их маленькой дочери. После сроков, определенных судом, врач-анестезиолог и медсестра смогут вернуться к медицинской деятельности. Их вина навсегда останется с ними. В любом случае правосудие свершилось в соответствии с существующими законами, и некая точка, насколько это возможно, в деле поставлена.

С момента трагических событий прошел почти год. Мало кто не слышал о нем, мало кто остался равнодушным. Радиостанция «Эхо Москвы» провела опрос на улице об отношении к приговору суда. Знаете, что их поразило? Насколько лояльно большинство респондентов отнеслись к медикам. Не было яростных призывов к четвертованию и брызганья слюной. Мне, признаться, это тоже удивительно. Чем больше я пишу о проблемах медицины на страницах журнала, чем больше читаю в интернете отклики на мои статьи или просто заговариваю о наболевшем вне врачебной компании, тем яснее я понимаю, как сейчас в России не любят мою профессию. Как низко упала планка уважения, как непрестижно сейчас признаваться, что ты лечишь людей.

«Черные халаты», «врачи-убийцы», «как защититься от врачей-рвачей». Количество негатива в прессе и на телевидении за последние год-два, мне кажется, превысило критическую массу. Для последней точки, креста, поставленного поверх красного, не хватает только открытого и громкого на всю страну судебного процесса с участием общественных обвинителей, СМИ и обсуждения в рабочих коллективах. В лучших советских традициях. Чтобы белые халаты за решеткой, гневная речь прокурора и аплодисменты в зале. Если бы еще после всего этого люди перестали болеть…

Сегодня государство при помощи пресловутой бюджетной сетки определило материальное существование российского врача в двух вариантах. Либо это нищий идиот, не способный заработать на кусок хлеба, либо беспринципный вымогатель, который без купюры и головы не повернет в сторону пациента. Третий вариант — просто хороший врач, получающий адекватное вознаграждение за свой труд, — практически невозможен. Кроме того, система моральных принципов современного общества настолько неопределенна и неоднозначна, что говорить о высоком предназначении врача как-то нелепо. О клятве Гиппократа, о долге и чести, о профессиональной гордости, о сострадании и жертвовании. Смешно. Стыдно.

Есть корпоративный дух, корпоративная этика, офисная культура. Гламур. Светская жизнь. Дурацкое и архаичное слово «интеллигенция», которое вслух-то неудобно произнести. Герои сериалов в белых халатах. Это либо красавец-хирург с мужественной челюстью, работающий в частной клинике и обитающий в дизайнерской холостяцкой квартире-студии. Либо «Скорая помощь», к пятой, примерно, серии сильно смахивающая на «Улицы разбитых фонарей». Все. Будто и не было никогда «Записок врача», и доктора Боткина, добровольно погибшего с царской семьей, и земства, и того старого профессора в пенсне, к которому стучались ночью заслуженный артист и лифтерша. Все кануло и поросло. Более проблемы врач и его профессионализм рядового гражданина волнует животрепещущая тема: врач и его карман. Дороговизна лекарств, возможность лечиться в хороших условиях, чтобы холодильник в палате и кондиционер. И кожаный диван в регистратуре. Много сейчас появилось частного и элитного в медицине, клиник с любимой аббревиатурой VIP, оборудованных по последнему слову техники, а толку мало. Лечат плохо.

Я должна с сожалением это признать, с ужасом. Как много в медицине случайных людей, как много я знаю страшных историй. И самые страшные из них не те, которые в анекдотах и интернете, рассказанные пациентами, а те, которые рассказаны самими врачами. То, с чем я сталкиваюсь в обычной практике, вопиющие случаи глупости и халатности, излишней самоуверенности, трусости, беспечности.

Через наше отделение за год проходит множество студентов, интернов, ординаторов. Кто из них сможет по-настоящему работать? С чем они идут во врачи? Кто-то за романтическим порывом, кто-то за друзьями. Есть дети врачебных семей, есть даже такие, кто побоялся сдавать математику и физику в технический вуз. Есть и такие, которые вообще не планируют работать практикующими врачами. Уйдут в медицинские представители фармацевтических компаний, в страховые структуры. У каждого своя судьба. Конечно, молодой человек 17 лет после окончания школы вряд ли может представить четко, как он будет работать и нужно ли это ему. На мой взгляд, рядом со списком абитуриентов на стене медицинского института нужно было бы повесить другой список. Особенности будущей профессии.

Зарплата. Дежурства — сутки на ногах, звонок телефона, когда ты только что забылся сном. Поликлинический участок. Идешь по вызову, звонишь в дверь, в квартире четыре пьяных мужика, один без сознания. Сумасшедшая бабушка каждый день приходит на прием и жалуется, что у нее по спине ползают черви, просит лекарство от червей. Ты сидишь на дачной веранде, расслабленно попиваешь чай. Ты в отпуске. Прибегает соседка с трехлетней девочкой на руках, у нее температура сорок, бред, судороги. И что из того, что ты не педиатр, а в арсенале средств только руки, голова и активированный уголь? Ты — врач. Ты приходишь на работу в чудесном настроении, а в палате ночью умер больной. И ты будешь всю жизнь его помнить и думать, не виновен ли в его смерти, все ли сделал правильно. А в другой палате лежат восемь человек. Четверо из них месяц не принимали ванну, один из мест лишения свободы с гноящейся язвой на ноге, еще один — с психиатрическим диагнозом. Еще одному с каждым днем все хуже и хуже, а ты не можешь понять, почему. А последний пациент целыми днями пишет на тебя жалобы в горздрав, где обвиняет во всех грехах: от текущего в палате крана до недостаточного количества капельниц. И, кстати, он храпит, и на него ежедневно жалуются все остальные. Больной умирает на столе, хотя операция прошла блестяще, все шло гладко, никто не ждал беды. В коридоре стоят его родственники, сейчас ты выйдешь и посмотришь им в глаза, и найдешь слова. И так еще много раз. В пятницу вечером ты выползешь из ординаторской, доделав, наконец, все дела. Рабочий день давно закончился. Дети дома одни и несколько раз уже звонили сообщить, что картошка выкипает, колбаса закончилась, а собака съела колесо от игрушечной машинки. В коридоре тебя встречает жена тяжелого больного. С ней нужно разговаривать, потому что для нее сейчас нет ничего важнее этого разговора. Тебе придется снять пальто, сесть рядом и ответить на все вопросы, которые она задаст по нескольку раз. Подробно.

И многое-многое другое. То, чему не учат в институте, то, что тебе придется испытать на собственном опыте. Это будет твоя работа, и ты обязан делать ее хорошо. Может быть плохой сантехник, менеджер или бухгалтер. Врач плохим быть не имеет права, так как предметом его деятельности является жизнь пациента. Степень ответственности очень высока. Нужно уметь быстро принимать решения и за них отвечать. За каждое действие, за каждое слово. Думать, взвешивать, учиться всю жизнь, не уставать сомневаться. Не стыдиться обратиться за помощью к другим. Нужно просто любить людей и не быть равнодушным к чужой беде.

Недавно на дежурстве меня вызвали к больной. Медсестры раздражены, пациентка всех замучила. «Сейчас увидите, что это за дама!» Бабушка 80 лет приехала на «скорой помощи» с неясными болями в животе, в прошлом врач-онколог. На все имеет свое мнение. Год лечится у психиатра от депрессии. Кардиограмма без изменений. Просто очень напугана, путается, ничего не может объяснить толком, где болит и как, умоляет помочь. Я сажусь к ней на кровать, утешаю, пытаюсь не перебивать, успокаиваю, беру за руку. Она ни в чем не виновата, она приехала за помощью, а не для того, чтобы ее воспитывали. Руки очень холодные, бледная какая-то. Все хорошо, сейчас обезболим, посмотрим. Давайте померяем давление. Давление шестьдесят на ноль, бабушка валится на кровать, теряет сознание. Теперь заканчивается человеческое сострадание и начинается ремесло. Действия и движения, доведенные опытом до автоматизма. Но каждый раз так страшно! Один шажок в сторону, минута промедления — обратного пути не будет. Если медсестра не попадет в вену, ты сделаешь это сама, если ты не справишься — позовешь дежурного хирурга. Через пять минут бабушке лучше, она пришла в себя, давление подняли. «Доктор, заберите меня к себе! Я хочу в терапии лечиться, у вас!»

Врач должен быть профессионалом. Пусть все сказанное здесь будет использовано против меня. Я считаю себя хорошим врачом и мне не стыдно за то, что я делаю. Я уважаю своих коллег, с которыми проработала 10 лет бок о бок. Я уверена, что среди них нет случайных людей. Чтобы переломить мнение общества и заставить людей поверить в то, что бывают настоящие врачи, надо начинать с себя. Пусть это даже будет мнение одной палаты на восемь человек. Из которых четверо — одинокие неухоженные инвалиды, один — уголовник, один — пациент психдиспансера, один — пока в состоянии крайней тяжести, а последний храпит. Они все люди и пришли за помощью.
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...