Сегодня на площади Тяньаньмэнь есть даже Парфенон в честь Олимпиады
На пекинской Тяньаньмэнь, как водится, большинство праздной толпы составляют провинциалы, с трепетом взирающие на ритуал подъема и спуска государственного флага, праздничное убранство самой большой в мире площади. Особый интерес — к необъятных размеров зданию с массивными колоннами — Дому народных собраний, где 15 — 24 октября будет проходить XVII съезд Коммунистической партии Китая — самой большой политической партии в мире (73 миллиона членов), правящей в 1,3-миллиардной стране.
СТИЛИСТИКА ХХI ВЕКА
Название площади Тяньаньмэнь происходит от одноименных ворот, ведущих в Пурпурный запретный город — бывшую зимнюю императорскую резиденцию, а ныне музей Гугун, что значит «старинный дворец». Парадный портрет Мао Цзэдуна уже полвека украшает ворота. Справа и слева от лика Председателя со знакомой всем китайцам бородавкой на подбородке — транспаранты на кумачовых полотнищах: «10 тысяч лет великой КНР» и «10 тысяч лет великому сплочению народов мира». В смысле — да здравствует.
Напротив портрета Мао установлен огромный портрет Сунь Ятсена, основателя Китайской республики и партии гоминьдан, с которой боролись за власть китайские коммунисты. Помнится, еще два десятилетия назад на площади к праздникам попарно выставлялись портреты Маркса и Энгельса, Ленина и Сталина. Теперь четверку коммунистических классиков сменил идеолог национально-демократической революции, вождь партии националистов.
В самом конце сентября за Домом народных собраний открылся «в пробном режиме» новый Национальный большой театр, спроектированный французским архитектором Полем Андрэ. Творение француза обошлось китайской казне в 2,7 млрд юаней, или 360 млн долларов. Ультрасовременное сооружение из металла и стекла трудно вписывается в сложившуюся стилистику центральной части столицы, сочетающей имперское величие династии Мин (1368 — 1644) с помпезным мао-цзэдуновским «ампиром» (острые на язык горожане окрестили здание театра «Большой пампушкой» и даже «Большой кучей...»), но вместе с «Птичьим гнездом» (главным стадионом Олимпиады-2008) и другими олимпийскими объектами, быстро растущими небоскребами, среди которых выделяется фантастической изломанностью силуэта новое Центральное китайское телевидение, оно создает новую державную стилистику китайской столицы XXI века.
Иероглифически образованные китайцы любят политические пазлы. Предсъездовская Тяньаньмэнь тоже несет смысловую нагрузку. Что-то вроде: традиционные ценности у нас переплетаются с современностью. Мы используем зарубежный опыт и технологии, но они служат национальному величию Китая. Мы помним о марксистско-ленинско-сталинских истоках, но склонны делать акцент на национальном содержании революционного процесса, отсчет которому дал доктор Сунь Ятсен. Главное — во всем найти гармонию. Старого — с новым, национального — с иностранным.
ДА ЗДРАВСТВУЮТ «РОЛЛС-РОЙС» И «МАЗЕРАТТИ»!
Если рассматривать съезд как отчет партии народу, руководителям КПК есть чем гордиться. Темпы экономического роста последние четыре года держались на уровне 10 процентов. Конечно, не 13 — 15 процентов, как в 1980-х, но все равно — под верхнюю планку. Золотовалютные запасы превысили 1,4 трлн долларов (по сравнению с 300 млн в 2002 году) — Китай здесь перегнал многолетнего рекордсмена — Японию.
Только в прошлом году зарубежные компании вложили в китайскую экономику без малого 70 млрд долларов. Здешние эксперты между тем всерьез поговаривают об ограничении доступа западных инвестиций на свой рынок. А ведь на старте экономических преобразований и внешней открытости именно привлечение иностранных вложений рассматривалось как одна из важнейших целей новой политики. Сотни миллиардов долларов, иен, марок стали дрожжами, на которых взросли целые отрасли современного Китая.
Вместе с капиталами получали передовой менеджмент, технологии, искусственно сдерживая развитие своей буржуазии со всеми «детскими болезнями» первоначального накопления капитала.
Скромный поначалу рядом с монструальными ведомственными компаниями китайский частный капитал расширял позиции в национальной экономике постепенно. Частные предприятия, демонстрируя потрясающую увертливость и живучесть, теснили государственные, и сегодня прежде «общенародные» заводы и фабрики повсеместно превращаются в акционерные, при этом за толпой акционеров нередко стоят два-три реальных «денежных мешка». В руках китайского государства остались «большие» наука и образование, космическая отрасль, ТЭК, авиа- и железнодорожный транспорт, ВПК, банки, пара-тройка высокодоходных компаний в сфере туризма, хотя и они в той или иной мере подвергаются натиску частной стихии.
Но это отнюдь не значит, что китайское государство утратило контроль над ситуацией, выпустив из рук, вслед за плановой дубинкой, и макроэкономические рычаги. Отнюдь. Просто экономика становится другой, более зрелой, и государство, освобождаясь от идеологических шор, обретает новое качество.
Капитал отреагировал на доброе отношение мгновенно. В этом году в Китае, по данным журнала «Форбс», появилось 25 новых долларовых миллиардеров, причем два десятка вообще впервые отмечены журналом в списке 40 самых богатых жителей КНР. Это говорит не только о росте цен на недвижимость, на которой наварили очень большие деньги многие из китайских скоробогачей. Возросла уверенность богатых китайцев в своем праве.
Для них в Пекине открыли свои представительства Rolls-Royce, Maseratti, Ferrari, Mercedes. Среди продвинутой китайской молодежи стало модно пить кофе и красное вино вместо прежних зеленого чая и пахучей 56-градусной водки «Эрготоу». Мебель, стилизованная под «почерк» династии Мин и Цин, предметы старинного быта в этом кругу подаются как «этнический стиль» (обхохотаться можно), но предпочтение отдается чему-нибудь сугубо европейскому. При расставании сплошь и рядом говорят: «Бай-бай», соглашаясь, кивают: «ОК!»
БРАТСТВО БЕЗ РАВЕНСТВА
Статистика, какие бы сомнения она порой ни вызывала, дает картину китайской жизни. В городах доход на душу населения — около 12 тысяч юаней (1,6 тысячи долларов) в год, в деревне — 3,5 тысячи юаней (менее 470 долларов), то есть 38 — 40 долларов ежемесячно. Хотя нужно учитывать, что китайская деревня, где живут примерно 750 млн, крайне неоднородна.
Есть две-три провинции, где крестьянину иметь дом менее трех этажей и гараж без двух-трех автомобилей считается просто неприличным. «Я — крестьянин», — гордо говорит У Седэ из деревни Хуаси в провинции Цзянсу, стоя рядом со своим «мерседесом». И впрямь, в удостоверении личности господина У в графе «социальное происхождение» стоит «крестьянин», так же, как у его брата У Сеэня — председателя совета директоров корпорации «Хуаси групп», объединяющей три десятка населенных пунктов. По совместительству У Сеэнь также секретарь парткома супердеревни. Партийный пост У-второй унаследовал от отца У Жэньбао. Еще крепкий старик с гордостью рассказывает о своих встречах с Дэн Сяопином и Цзян Цзэминем и совсем уж почтительно вспоминает о посещении в 1950-х годах тогдашней народной коммуны «Хуаси» председателем Мао, похвалившим селян за успехи в повальном обобществлении имущества. В реформенные времена У Седэ занялся торговлей металлом с Россией и Украиной, его брат — производством товаров широкого спроса и туристической индустрией. Совокупные капиталы семьи У — десятки миллионов долларов (сколько точно — не признаются). Между тем параллельно с главной улицей деревни, сплошь застроенной роскошными особняками с «ампирными» кроватями и телевизорами в полстены, идет ряд довольно облезлых общежитий. Количество вывешенного на просушку линялого бельишка позволяет предположить, что в каждой из небольших комнат живут по 4 — 6 работниц с принадлежащих братьям предприятий. Спят на нарах, удобства — в конце коридора. В своих родных селениях работающие в «Хуаси» «отходники» никогда не заработали бы ту тысячу юаней, которые, как сообщила одна из стоящих у конвейера женщин, они получают за свой труд.
Что-то в этом роде происходит по всему Южному и Восточному Китаю.
Скрытая безработица в аграрных районах вытесняет из села множество людей. По стране бродят в поисках заработка 150 млн мигрантов — внутренних гастарбайтеров. С одной стороны, эти, как их раньше называли, «и рабочие, и крестьяне» — дешевая рабочая сила, являются одним из наиболее очевидных факторов инвестиционной привлекательности Китая. С другой стороны, мигранты — самая бесправная и социально неспокойная часть китайского общества.
Более привлекательны для работодателей крестьянские девушки, отправляющиеся в города зарабатывать приданое. Юные селянки из Сычуани становятся официантками в Пекине и Шанхае. Спят на привезенных из дому тюфячках в тех же самых ресторанных залах, моются в туалетах. Зато возвращаются в деревню с двумя-тремя тысячами юаней, необходимых молодой семье для начального обзаведения хозяйством. Можно и свадьбу играть — с украшенными красными бантами машинами и надписями «Вместе — сто счастливых лет». Или с традиционным паланкином, обмотанным полотном с вышитыми золотыми рыбками, драконами и серпом с молотом. Правда, это уж в совсем отдаленных горных деревушках, где-нибудь в Северной Сычуани, Шэньси или Ганьсу, где до сих пор немало семей обитают в пещерных жилищах, отрытых в плотном лёссе.
Понятно, почему крестьяне так ожесточенно сопротивляются захвату их наделов расширяющимися предприятиями. С периферии периодически приходят сообщения о многочисленных столкновениях вокруг земли, порой кровавых.
Ходоки с жалобами на беззакония и произвол осаждают пекинские учреждения, доставляя немало хлопот столичной полиции. Перед съездом работа по недопущению жалобщиков в столицу приобретает особую масштабность. Но решение проблемы, если оно есть вообще, не в полицейских мерах. Нужно повышать уровень жизни на селе, а добиться этого можно только через дальнейшее развитие промышленности. В Китае нет, как в Америке или России, бескрайних пространств прерий, степей, тайги. 60 процентов территории страны — безжизненные горы и пустыни, и податься китайскому крестьянину некуда, кроме как в города. Круг замыкается.
ДЕМОКРАТИЯ ХОРОШО, А СТАБИЛЬНОСТЬ ЛУЧШЕ
Накануне съезда в малотиражном столичном журнале «Яньхуан чуньцю» (что-то вроде «Летописи с древнейших времен») появилась статья с призывом реформировать партию и дать народу право свободно выражать свое мнение, свободу прессы, собраний и ассоциаций. Автор — 90-летний Ли Жуй, бывший личный секретарь Мао Цзэдуна, из старых интеллигентов-романтиков. Однако призыв почтенного господина Ли не возымел того действия, какое он имел бы мятежной весной 1989-го. Столичные жители ныне озабочены ростом или падением биржевых котировок или, кто попроще, ценами на овощном рынке.
На обложке свежего номера журнала «Ляован», прежде сугубо партийного, а теперь переданного информационному агентству Синьхуа, помещена фотография председателя КНР Ху Цзиньтао. Как всегда, безупречно одетый и причесанный лидер улыбается с поднятой в приветствии рукой, как бы обещая населению страны достойную и спокойную жизнь. Редакционная статья еженедельника посвящена «обогащению и совершенствованию» внутрипартийной демократии. О многопартийности речи не идет. После событий 1989-го китайцы пришли к выводу, что либерализация в горбачевском духе способна принести стране одни бедствия.
На съезде Ху Цзиньтао, как ожидается, выступит с программным докладом, в котором обобщит опыт строительства в современных условиях общества «сяокан» — «малого достатка». Политологи трактуют его как общество средней зажиточности. Вообще-то «сяокан» упомянут еще в «Шицзин» — сборнике песнопений, относящихся к ХI — VI векам до нашей эры и отредактированных, по преданию, Конфуцием. Это такое уютное, упорядоченное общество, основанное на дружных семьях, поясняют здешние эксперты. Понятие «сяокан» ввел в политический лексикон Дэн Сяопин — архитектор рыночных реформ, разработавший теорию «кошкизма». Состоящую из одной фразы: неважно, какого цвета кошка — белого или черного, — лишь бы ловила мышей.
Ставший генсеком в 2002 году Ху Цзиньтао обогатил идеологическую сокровищницу концепцией гармоничного общества и вообще гармонизации всего — от семьи до международных отношений. Учение о гармонии китайцы возводят опять-таки к Конфуцию. Не случайно на родине древнего мыслителя в Цюйфу выстроили огромный институт по изучению его духовного наследия, а один из потомков философа работает в отделе пропаганды тамошнего горкома.
Впрочем, на съезде партийцы будут заниматься не только теоретическими построениями. Придется поговорить о бренном — разгуле коррупции, которая, по мнению многих, более всего угрожает авторитету и в конечном счете правлению КПК. Ясно, что если власть находится в руках определенной политической силы, а деньги — совсем у других людей, коррупции не избежать. Более того, разумная коррупция позволяет двигаться вперед по принципу: мы вам даем немного денег, а вы разрешаете нам сделать то-то и то-то. Увы, в КНР коррупция сплошь и рядом выходит за разумные пределы.
На пленуме перед съездом был поднят вопрос о судьбе исключенного из КПК и отданного под суд бывшего секретаря шанхайского парткома Чэнь Лянъюя. Злоупотребляя служебным положением, пишет китайская печать, он имел отношение к незаконному использованию средств социального обеспечения, оказывал содействие ведению незаконного предпринимательства, покрывал часть приближенных сотрудников, нарушивших закон.
По этому случаю ЦК КПК разослал циркуляр, в котором подчеркнул, что борьба с коррупцией связана с «вопросом жизни и смерти партии, а также долгосрочным спокойствием в государстве».
Еще дело бывшего пекинского мэра, члена ПБ Чэнь Ситуна, посаженного в 1990-е годы на 17 с половиной лет, показало, что в Китае коррупционные дела такого уровня непременно имеют отношение к перетягиванию власти. Осуждение первого лица из Шанхая, долгое время поставлявшего кандидатуры в верхний эшелон, свидетельствует об ослаблении всей шанхайской группировки, которую связывают с прежним генсеком Цзян Цзэминем.
Не только некоторые «шанхайские» могут отправиться теперь в отставку — суть скорее в предстоящем выдвижении группы более молодых лидеров, которые составят следующее «руководящее поколение». На этот раз, по слухам, выдвиженцами станут надежные, проверенные товарищи из процветающих провинций Ляонин, Цзянсу, Гуандун.
Некоторые перемещения уже проговариваются вслух. Так, прочат возвышение нынешнего министра общественной безопасности 64-летнего Чжоу Юнкана.
Еще одна фигура, о которой говорят, — это китайская «железная леди» У И, нынешний вице-премьер и член ПБ. Эта невысокая дама проявила недюжинную решимость во время эпидемии атипичной пневмонии (У И возглавила штаб борьбы с болезнью и добилась чрезвычайных полномочий, включая казнь тех, кто «намеренно распространял заразу»). Ее постоянно бросают на все трудные внешнеполитические участки, включая переговоры с Россией по энергоносителям и консультации с США по торговле. По возрасту 68-летняя У И должна бы оставить «переднюю линию», но некоторые аналитики прочат ей, напротив, продвижение во всемогущий постоянный комитет ПБ, где пока одни мужчины.
Поживем — увидим. Ждать итогов партийного форума осталось недолго.
Фото: JASON LEE/REUTERS; NG HAN GUAN/AP; BOBBY YIP/REUTERS; GUANG NIU/REUTERS; NG HAN GUAN/AP