Следующие две цитаты разделяют между собой 30 лет. В 1977 году в доме Мельникова на Старом Арбате побывал итальянский режиссер Микеланджело Антониони, написавший потом: «Этот дом как плод архитектуры будущего — прекрасен. Он нуждается в реставрации и консервации как музей». А в 2007 году генеральный директор ЗАО «Траст-ойл» Андрей Тихонов заявил газете «Коммерсантъ»: «Я не понимаю, почему на Старом Арбате стоит дом, который среди современных и реконструированных зданий выглядит как бельмо на глазу! Дом Мельникова рационально перенести из центра города и сделать так, чтобы не возникало постоянных разговоров о необходимости его реконструкции». Компания «Траст-ойл» недавно решила в непосредственной близи с домом Мельникова вырыть 15-метровый котлован под будущий развлекательный центр.
Жители Арбата и владельцы дома Мельникова обратились к городским властям с просьбой пересмотреть назначение того охранного участка, где стоит дом и где планируется строительство. Однако на прошедшем 3 августа этого года заседании научно-технического совета Комитета по архитектуре и градостроительству Москвы все еще рассматривался вопрос о возможности строительства в этой музейной зоне «многофункционального торгово-развлекательного комплекса с подземной стоянкой на глубину 15 метров». Как бы вдогонку всем этим заседаниям мэром Москвы был принят ряд принципиальных решений о запрете в городе «точечной застройки», идущей вразрез с интересами москвичей, той самой застройки, к которой напрямую относится предполагаемое строительство. И вот тут у города возникает шанс исправить патовую ситуацию.
ИСТОРИЯ ДОМА
«Двое любовников Кривоарбатских. Двойною башенкой слились в объятьях. Плащом покрытые ромбовидным. Не реагируя на брань обидную», — писал Андрей Вознесенский. Вокруг построено уже множество зданий, цилиндрические формы которых отсылают нас к этому строению, но они всего лишь вольные и стеснительные напоминания о шедевре.
— В детстве я очень рефлексировала по поводу нашего дома, — рассказывает Екатерина Каринская, внучка Константина Мельникова. — Мало того, что носила очки, но ведь еще и жила в здании, которое иначе как «силосной башней» и «консервной банкой» никто из моих одноклассников не называл. Я ходила в школу мимо Морозовского особняка и считала его завитушки высшим проявлением красоты. И вот, когда была в третьем классе, собралась с духом и высказала деду все, что накопилось у меня в душе: «Ну и зачем ты это построил? Хотя бы ракушек каких-нибудь для красоты прикрепил!» Если бы это услышал отец, он бы меня просто выпорол, но дед только потрепал ласково по голове: «Ну подожди, внучонок, деньжатами разживемся и прилепим…»
Главная особенность дома в Кривоарбатском — в его образе и внутреннем пространстве. Конструкция всегда была для Мельникова делом второстепенным. Архитектор в каждой своей постройке всегда шел именно от образа, а потому возражал, когда его называли конструктивистом: «В наш век появления Конструктивизма, Рационализма, Функционализма и АРХИТЕКТУРЫ не стало… Что касается меня, я знал другое, и это другое — не один конструктивизм. Любую догму в своем творчестве я считал врагом, однако конструктивисты все в целом не достигли той остроты конструктивных возможностей, которые предвосхитил я на 100 лет». Не слабо сказано. Кстати, уже спроектировав дом, Мельников вдруг заметил, что ежедневно луч солнца пробивается сквозь облака и светит в одно и то же место в доме. И тогда специально для этого луча он сделал в стене окно.
ОТЕЦ И СЫН
Высшей ценностью для Константина Мельникова всегда была семья. Его жена, Анна Гавриловна, слыла женщиной властной. Когда 70-летнему архитектору захотелось уехать с внучкой на Волгу отдыхать, ему пришлось тайком от жены, в одной пижаме выбираться из здания, взяв с собой маленький рюкзачок, в котором были лишь сапоги, смена белья, подушка-думка и пачка геркулеса. Анна Гавриловна не была красива, но считала себя красавицей. Лицо у нее было привлекательным, но низ — тяжелым и грузным. Рассказывают такую историю. Однажды Константин Степанович вышел из дома по делам, проходя по Арбату, увидел, что в магазине продают какой-то нужный продукт и занял очередь, после чего сказал людям, что пойдет по делам, а вместо него придет его жена. «А как же мы ее узнаем?» — зароптал народ. «Она… — Мельников задумался, — совершенно необыкновенная женщина!» И вот минут через десять входит в магазин Анна Гавриловна. Оглядывается по сторонам. «Вам сюда!» — практически хором говорят все люди, стоящие в очереди: перепутать ее с кем-то иным было невозможно.
Сын Виктор воспринимался Мельниковым естественным продолжателем его дела. Они были схожи внешне, хотя по характеру и манерам очень отличались — например, Константин Степанович слыл франтом, а Виктор Константинович был полностью равнодушен к одежде. Главное, что их объединяло, — высокое и романтичное отношение к искусству. Виктор Мельников окончил Училище им. 1905 года, потом поступил в Московский государственный художественный институт (позднее им. Сурикова). Среди его учителей — Кончаловский и Крымов. Еще раньше отец и сын вместе ходили на этюды, рисовали одни и те же натюрморты.
— Если дед как художник весь ушел в архитектуру и все свои эмоции отдал ей, называя архитектуру «моя Красавица» — именно так, с большой буквы, — вспоминает Екатерина Каринская, — то отец стал добиваться той воздушности, которой отличались архитектурные проекты деда, но только в живописи. Дед в живописи был слишком реалистичным, а отец — подчеркнуто метафоричным.
Критики говорили, что Виктор Мельников рисует «белым по белому». Для него было важно пространство. Дом, в котором он жил, формировал отношение художника к живописи: «Сегодня с ясностью почувствовал один из принципов высшей эстетики — живопись не должна быть плотной. Плотная живопись — идеал некоторых художников — антиэстетична. Как смерть для жизни».
«У меня дрожат руки от волнения, и я не могу определить направление. Мельников открывает новый мир. Это не пейзажи, это иконы новой, неведомой нам религии», — писал в 1971 году знаменитый коллекционер Георгий Костаки о картинах Виктора Мельникова. В 1944 году на 30-летие сына Константин Степанович подарил ему редкую книгу Этьена Лантье «Антеноровы путешествия» с надписью: «Верю в твое призвание, и да поможет тебе Бог чистым твоим чувством и терпением преодолеть чудовищную рутину и зажечь вновь светильник нерукотворного искусства». Для себя этим нерукотворным искусством он считал Архитектуру.
ВПЕРЕДИ СТИЛЯ
В 1927 году, когда началось строительство дома, Мельников находился в зените славы. Ему заказывали проекты во Франции и завидовал сам Корбюзье. Однако этот дом стал последним реализованным проектом великого архитектора. В последующие 40 лет Мельников преподавал архитектуру в Саратове, занимался консультацией студентов в Заочном инженерно-строительном институте, работал над рукописью книги «Архитектура моей жизни». Единственным его заказом за все эти годы был проект окраски корпусов Московского мясокомбината. Чтобы помочь семье опального мастера, тогдашний ответственный секретарь Союза советских архитекторов Каро Алабян несколько раз пробивал Мельникову путевки в Дом творчества архитекторов «Суханово», «в сущности, — как вспоминал потом Константин Степанович, — для того, чтобы мы прокормились». В 60-х годах, после начала «оттепели», выяснилось, что в своих находках западные архитекторы отталкивались от проектов Мельникова. О нем вспомнили. Когда в 1965 году в Доме архитектора провели его юбилейный вечер, то многие из присутствующих оказались шокированы тем, что на сцену вышел мастер: «Как? Неужели он еще жив?!» Мало того, что Мельников был жив, он оказался человеком, равнодушным к авторитетам (того же Ле Корбюзье называл «бездушным рационалистом») и демонстративно уверенным в собственной гениальности: «Мне, настоящему Архитектору, незачем знать стеновые панели и прочий мусор бегущей впереди жизни. Я близок стать впереди Эпохи Архитектурного стиля…» Это было ново.
ДОМ-МУЗЕЙ
Лишенный работы, Константин Мельников позднее писал в своих записках: «Я один, но не одинок: укрытому от шума миллионного города открываются внутренние просторы человека. Сейчас мне семьдесят семь лет, нахожусь в своем доме, завоеванная им тишина сохраняет мне прозрачность до глубин далекого прошлого».
Последние годы жизни архитектор болел, и это заставляло его все серьезней задумываться о судьбе своего дома. За два года до смерти он даже ходил в Союз архитекторов с просьбой сделать из дома музей. Ему было неудобно перед сыном за то, что он повесил на того заботу о своем детище. Действительно, дом нуждался в постоянном ремонте, надо было поддерживать его жизнь. Виктор Константинович был вынужден все меньше времени уделять собственной живописи и все больше сил тратить на содержание здания. После смерти отца он видел свою задачу в том, чтобы все же превратить этот дом в музей. Руководствуясь этим, он не продал за свою жизнь ни одной работы, связанной с именем и творчеством Константина Мельникова. Время шло, а ситуация не менялась. 5 февраля 2006 года Виктора Константиновича не стало. Все свое имущество — а именно принадлежащую ему часть дома, чертежи, живопись и графику отца — он завещал государству при условии создания в доме музея Константина и Виктора Мельниковых. Отца и сына. Сегодня собственником половины дома является сенатор от Пермского края Сергей Гордеев, который пока еще четко не высказался в отношении будущего музея и его возможного статуса как государственного. Возникает и проблема окружающей территории. Несмотря на то что здание было построено на зыбкой почве — потому Мельников и стремился максимально облегчить его конструкцию, — уже в 90-е годы вокруг него было возведено сразу несколько тяжелых монолитных строений, которые нарушили почвенный баланс: начались подмывы фундамента. Как видим, на знаменитый шедевр Мельникова покушаются давно, и только чудо спасает его от гибели. Однако строительство в этой зоне развлекательного комплекса с подземной стоянкой особенно опасно. Процитирую отчет по обследованию грунта этой территории, сделанный Московским государственным строительным университетом: «Участок потенциально карстовоопасный, наблюдаются провалы в грунтах, связанные с наличием активных тектонических нарушений, любое строительство в окрестности обследуемого здания… может спровоцировать активизацию оседаний грунта и провальных явлений на поверхности. Освоение подземного пространства на таких участках недопустимо».
.. Заявляя Арбат как заповедную культурную территорию, город может восстановить снесенные строителями фасады жилых домов ХIХ века, сохранив габариты прежних строений (что предусмотрено Федеральным законом об охранных зонах, запрещающим на их территории любое строительство, «за исключением мер, направленных на регенерацию и воссоздание исторической среды памятника»). Таким образом, на этом участке может быть построен единый культурно-деловой центр с выделением части помещений под государственный музей Константина и Виктора Мельниковых. В таком случае возникнут выставочные площади, рассказывающие о великом архитекторе, появится место для экспозиции картин его сына, станет возможна научно-просветительская деятельность, а музейным экспонатом станет как раз этот знаменитый дом, в котором останется все так, как было при жизни его создателя.
P.S. По сведениям редакции, в компании «Траст-ойл» полагают, что ситуация с домом Мельникова чересчур политизирована. Мы попытались связаться с Андреем Тихоновым и получить его комментарий, но он был недоступен. «Огонек» готов предоставить компании «Траст-ойл» возможность для ответа.
Фото: ИЗ АРХИВА СЕМЬИ МЕЛЬНИКОВЫХ; Александр ШАТАЛОВ