Народу было очень много, книг — около 40 тысяч наименований только наших, да не меньше 10 тысяч гостевых.
Событие громкое — попытаемся обозреть тенденции. Первая: ярмарка перестает быть литературным событием и становится общественным. Это вполне в рамках новой государственной идеологии: суть выхолащивается, форма пиарится все роскошней. Заметных книжных новинок — минимум, а если среди них есть настоящие, о них никто не говорит. Зато Китай...
Эта ярмарка — еще одно свидетельство того, что от союза с Китаем против всех нам никуда не деться, даже если в какой-то момент это будет союз поглотителя и поглощаемого. Десант из двадцати китайских писателей и трехсот топ-менеджеров — не только свидетельство обоюдопризнаваемой важности культурных связей и прочих государственно провозглашенных вещей, но еще и возможность изучить культурный ресурс друг друга. В некотором смысле на книжных ярмарках — прошлогодней пекинской и нынешней московской — решается, кто кого будет дружественно поглощать. То, что они лучше нас работают и быстрее нас размножаются, ни о чем не говорит: страна становится мировым лидером благодаря культурному багажу и интеллектуальному ресурсу. Китай переводит штук пятьдесят новых русских книг в год — непонятно, откуда они вообще столько берут. Рискну предположить, что это делается не столько из любви к чтению, сколько из желания понять, каков умственный статус России. Боюсь, что доминированию Китая в Евразии на ближайшие годы ничто не угрожает. К литературе они подходят с трогательной серьезностью, отличающей и все прочие их начинания. Вот темы круглых столов, предложенные китайской стороной: «Наследование и развитие реалистических традиций в современной прозе», «Деревня и способы ее описания в современной литературе», «Антропоцентризм и гуманизм в литературе XXI века», «Человек и природа в условиях глобализации», «Как избежать прессинга рынка на творчество», «Ответственность писателя перед обществом».
Все эти темы широко дискутируются в китайской прессе, но мне трудно представить российский журнал — кроме очень-очень специального, где могли бы появиться материалы круглого стола подобного типа. В традиционно сельской России отсутствует как деревенская литература, так и деревенская жизнь, а все, что мы можем о деревне написать нового, давно написано Распутиным. Проблема антропоцентризма в России, кажется, никого всерьез не волнует, кроме нескольких пишущих священников, потому что подавляющее большинство россиян не понимает, как может быть иначе. Правда, возможен еще государствоцентризм, но это ведь частный случай того же самого. А избегать прессинга рынка вообще никто не рвется — напротив, подавляющее большинство под него выстилается. В общем, китайская литература являет пример обращения к серьезным вопросам и живого интереса к реальности. Мы же, судя по подавляющему большинству представленных на ярмарке книг, по-прежнему обгоняем друг друга в попытке угодить самым низменным инстинктам самого тупого потребителя. Наверное, это потому, что у нас свобода, а в Китае нет. У нас ведь в семидесятые годы тоже было очень много литературных дискуссий — на фоне отсутствия всего остального.
Тенденция номер два: с профессионализмом беда, потому что профессиональных писателей не осталось. Все они, видимо, слишком заняты выживанием, чтобы относиться к творчеству всерьез. Грани между профессионалами и дилетантами стираются давно и целенаправленно, это вообще примета времени — отсюда обилие «Живых журналов», и каждый блоггер всерьез уверен в своей способности писать не хуже писателя. У некоторых получается даже красивее, многоточий больше. Я насчитал десяток блоггерских книг, частью писаных по-подонковски, но их, конечно, больше. Авторы подробно фиксируют свой трудовой, отдыхательно-восстановительный и пищеварительный процесс. Дилетанты рвутся в литературу — профессионалы опускают планку. На всей ярмарке нет ни одного большого и серьезного романа о русской современности, социальный реализм ликвидирован как класс, самовыражения и самомнения все больше, узнаваемости и точности все меньше. Дикое жанровое однообразие. Сатиры практически ноль, фантастика перепевает старые сюжеты либо добавляет берсерков и орков в стандартные боевики про тупых и бешеных. Кроме новой трилогии Вячеслава Рыбакова, ничего выдающегося.
Третья тенденция: очень много параистории. Лихорадочные поиски государственной концепции привели прежде всего к тому, что куча непрофессиональных историков кинулась выстраивать собственные версии происхождения и подвигов русского народа. Веллер занимается историей Гражданской войны, Бушков — Грозным и Сталиным, а сколько на выставке книг про нордическую Русь и русских ариев — лично я запарился считать. При этом все экспоненты подписали договор о недопущении на выставку экстремистской литературы нацистского содержания — но от поисков национальной идентичности никуда не денешься. Отыскивают ее все больше в суровых северных народностях с их преувеличенным чувством воинского долга и здоровой агрессией. Много литературы о том, как весь мир нам гадил, а мы его знай спасали.
Четвертое: детской литературы оказалось так много, что под нее выделили три отдельных маленьких павильона. Детская литература всегда выгодна, государственно поощряема и хороша для имиджа. Взгляду отдохнуть, к сожалению, не на чем: «Гарри Поттер» сделал с мировой детской словесностью примерно то же, что Дэн Браун и да Винчи — со взрослой. Истории о сиротах, магах и магических школах расплодились в невыносимом количестве. За современность отдуваются Екатерина Мурашова с «Классом коррекции» и Илья Боровиков с «Горожанами солнца». Оба — лауреаты премии «Заветная мечта». С собственными, незаемными героями пока все трудно. Впрочем, если реалистическая литература боится называть вещи своими именами — чего ждать от сказки?
Пятое: зато литература медленно, но верно превращается в служанку кино. Лучшая книжная серия из новых — библиотека кинодраматургии от «Амфоры» и главного российского киножурнала «Сеанс». Уже вышли Герман с Кармалитой, Шварц, Литвинова, Бодров-младший (абсолютный бестселлер) и Миндадзе (новинка этой выставки). На подходе Лопушанский и Коротков. Тонны детских книг о пиратах (сопровождающие «Пиратов Карибского моря») и крысятах (сопровождающие «Рататуй»). Новеллизации практически всех громких фильмов последнего времени. Киноиндустрия захватывает сопредельные области — производство книжек, игрушек и саундтреков. Какой интерес писать, а тем более читать роман по фильму — не понимаю, но покупаю и читаю. Вероятно, тут удовлетворение самого древнего инстинкта — оглядка на других людей, сравнение собственного восприятия с чужим. Так ли я понял фильм, то ли я увидел, что и все? Другого объяснения не нахожу.
Наконец, шестое и самое интересное: в российской прозе герой-человек вытесняется героем-вещью. Психологическая характеристика заменяется перечнем того, во что персонаж одет и у кого закупается. Эротический сюжет сводится к отношениям с автомобилем, компьютером, мобильным телефоном. (Точнее других об этом пишет Януш Вишневский, автор «Одиночества в Сети», приехавший в гости.) Погоня за любовью или преступником сменилась погоней за предметом. Вещизм из порока превратился в творческий метод. Герои — и особенно героини — разговаривают со своими наладонниками или любимыми машинками как с балованными детьми. Наиболее яркое выражение этой тенденции — лучшая новинка выставки, роман Оксаны Бутузовой «Дом» («Амфора»). Это вполне кафкианская история о том, как человек отвоевывает себе место размером метр на метр; порождение жилищного бума, фантастика эпохи точечных застроек. Дом здесь — метафора всего на свете, как и в романе Горенштейна «Место», к которому Бутузова отсылает намеренно. Чувство бездомности, столь знакомое нам в масштабе страны, описано с невыносимой тоской и точностью. Книга Бутузовой — очень значимая, принципиально новая по интонации и методу, из тех, что определяют литературу на десятилетия вперед. Но именно она — из всех новинок ярмарки — пока не замечена никем. Симптоматично, что написан этот роман в 2004 году — и три года искал издателя.
Впрочем, в Китае его бы вообще скорей всего не напечатали. В смысле свободы мы пока впереди, вопрос только — надолго ли.
Фото Василия МАКСИМОВА