Вся черная икра, которую мы покупаем на рынке и в магазинах в России, браконьерская. «По официальным данным, нелегальный вылов в Каспийском бассейне превышает легальный примерно в 12 раз, а реально — в 20. В Азовском бассейне эта цифра доходила до 50 раз», — говорит главный специалист по осетрам в России, доктор биологических наук Георгий Рубан. На Азовском море осетров уже уничтожили, промышленные запасы этого вида рыбы остались только на Каспии. Российский берег — это Дагестан, Калмыкия и Астраханская область. Ни государство, ни крупные предприятия этими запасами фактически не распоряжаются. Все достается браконьерам.
«БЫКИ» НА ВОДЕ
Дельта Волги — идеальное место для браконьеров: сотни километров воды, бесконечные пересекающиеся каналы, огромное количество мелких островов и бескрайние камышовые заросли. Каждую весну в дельте Волги и Каспийском море начинается беспощадная война за ценную рыбу и черную икру.
Целые прибрежные районы в Дагестане, Калмыкии и низовьях Волги занимаются незаконным ловом осетровых. Работы здесь практически нет, поэтому вербовать «быков» — рядовых и рисковых добытчиков черной икры — довольно легко. В Астраханской области браконьеры действуют осторожно, стараясь максимально легализоваться, хотя там и самые большие объемы лова. В Калмыкии промысел более кустарный и поэтому отчаянный. В Дагестане клановость и местные традиции сводят на нет государственный контроль. «Там дело доходит до оружия. Браконьеры используют катера для охраны, сопровождения и отвлечения сил правопорядка. Уводят преследователей в сторону, а груженые уезжают», — описывает ситуацию один из милицейских генералов.
Санал из калмыцкого поселка Лагань — типичный браконьер, которому надо прокормить троих детей. «А что нам здесь делать больше? Только рыба. Больше ничего нет. Все смотрят на наши байды, завидуют. А люди занимают деньги, влезают в долги, дома закладывают, чтобы рыбачить», — жалуется калмыцкий рыбак. Байда — это сверхлегкая лодка. В зависимости от длины стоит от 10 до 15 тысяч долларов. Оснащается двумя японскими моторами, каждый по 15 тысяч долларов. У каждого браконьера есть «Гармин» — прибор спутниковой навигации, который стоит 200 долларов (500 — со встроенными картами и дополнительными опциями). Плюс рыболовные снасти и бензин из расчета 1 литр на 1 километр. Еще примерно тысяча долларов на взятки за выход в море, еду, текущий ремонт и китайские снасти (они самые дешевые). Затраты браконьеры несут немалые, но удачный сезон все окупает с лихвой.
Работа на воде — тяжелый труд. Теперь это единственный источник дохода. Люди выходят, несмотря на большой риск. По статистике, в среднем в год в море погибает до 200 экипажей. У Санала пропали двое братьев: «Всякое может быть. Может лодка на плаву на бревно наткнуться. Могут и захватить в рабство, ведь рядом граница с Казахстаном. Потом ночные столкновения между лодками бывают. Мы ведь идем воровским путем, в темноте». Бывает, из казахстанского плена возвращаются рыбаки, давно уже дома оплаканные как погибшие в море.
В прибрежных районах рыбы почти уже не осталось, приходится уходить далеко в море или наниматься на рыбный промысел в Казахстане. Нужда гонит людей на воду даже зимой. Ученые предрекают, что через 5 — 10 лет рыба почти исчезнет в Каспии и дельте Волги. Замкнутый круг — браконьерство уничтожает рыбу, но все продолжают им заниматься, потому что больше делать нечего.
ПЛАВАЮЩИЕ КРЫШИ
Борьба с браконьерами напоминает охоту, где люди как звери, а справедливость не всегда совпадает с законом. Милицейский опер Илья гоняет браконьеров лет 15: «Раньше браконьер выезжал на стареньких, слабеньких моторах «Вихрь». Сейчас это хорошо организованная мафия. С хорошими транспортными средствами», — заключает Илья, который ни счастья, ни славы, ни медалей в этой борьбе так и не обрел.
Там, где Волга переходит в Каспийское море, начинается зона ответственности морской охраны и пограничников. Зарплата у инспектора морской охраны около 4 тысяч рублей в месяц. Только одна небольшая сеть с осетрами может «потянуть» на трехмесячный официальный заработок троих сотрудников. Сохранять принципиальность и честность на воде удается единицам. Например, в Калмыкии в Лагане выход в море полностью контролируют пограничники. Они цепями перегораживают канал и обязаны выпускать в море только лодки со специальными пропусками. Выйти в Каспий другим путем крайне сложно. Откуда тогда в море огромное количество калмыцких рыбаков? В поселке каждый вам назовет стоимость проездного билета через пограничный пост.
За порядком на воде сегодня следят сотрудники более десяти самостоятельных организаций и специальных подразделений милиции и ФСБ. С каждым годом охранников у рыбы становится все больше, но рыбы при них — все меньше. Защитой биоресурсов в России занимаются: Федеральная служба ветеринарного и фитосанитарного надзора, Федеральная служба безопасности, пограничники и управление морской охраны, структуры Министерства внутренних дел — департамент экономической безопасности, транспортная милиция, управление охраны рыбных запасов и управление собственной безопасности, рейды проводит Генеральная прокуратуры. Периодически на воде можно встретить налоговую инспекцию и даже Федеральную службу по контролю за оборотом наркотиков.
Большое число контролеров создает на воде неразбериху, а низкая зарплата порождает тотальную коррупцию. Часто операции конкурирующих силовых структур заканчиваются перестрелкой.
Борцы с браконьерами выработали собственную тактику, чтобы не вызывать подозрения со стороны высоких московских начальников. Астраханские милиционеры ловят калмыцких рыбаков, калмыцкие — астраханских, а Дагестан оставлен на пограничников, которые и так живут там как в условиях боевых действий. Иногда рейды проводят специальные отряды, переброшенные из других регионов России или из Москвы. Но что могут сделать командированные в незнакомом месте при таком количестве соблазнов?
ТАЙНАЯ ИНДУСТРИЯ
Однако настоящая мафия — не в море, а на берегу.
На рассвете 16 ноября 1996 года в городе Каспийске в Дагестане был взорван дом пограничников. Погибли 68 человек, среди них — 21 ребенок. Под руинами остались почти все офицеры Каспийского пограничного отряда, включая и командира. До сих пор этот теракт не удалось раскрыть, но одна из главных версий — месть икорной мафии. Кровавые разборки на берегу из-за черной икры продолжаются все эти годы. В апреле 2005 года за неделю до начала путины в центре Астрахани расстреляли у входа в офис генерального директора АО «Каспрыба» Артура Галстяна.
Рыбы становится меньше, конкуренция между группировками обостряется.
Эксперт Всемирного фонда дикой природы Алексей Вайсман считает, что незаконный оборот черной икры и осетровых рыб не может существовать без покровительства коррумпированных чиновников.
В центральные районы России рыбу с Каспия везут фурами в специальных термоящиках, которые сверху засыпают для маскировки овощами. Иногда рыбу находят в тайниках бензовозов. Также перевозят и большие емкости с черной икрой.
Переработка осетрины и черной икры рассредоточена по нескольким городам центральной части страны. Налажена она и в Москве. В центре столицы в подвале магазина, торгующего электроникой, оборудован цех по переработке браконьерской осетрины. В небольшой комнате осетрину чистят, режут, прессуют в пакеты, тут же пакуют. Этикетка солидная, надписи — убедительные. Рабочие-таджики живут в подсобном помещении. Милицейские рейды от работы особо не отвлекают.
Лучший способ легализовать незаконно добытую осетрину — оформить ее как конфискат. Наличие арестованного браконьера не обязательно. По бумагам, инспектор в море обнаружил чьи-то сети, изъял их для уничтожения, а рыбу отдал на переработку. Поэтому поток черной икры на рынки не иссякает. «Вся легально полученная икра уходит на экспорт. И все то изобилие в магазинах, на рынке, в ресторанах — это абсолютно нелегальный улов», — утверждает Алексей Вайсман. Мы экспортируем на Запад 20 тонн икры в год, а внутри России продают тысячу тонн.
КОГДА ЧЕСТНОСТЬ ПОРОЖДАЕТ БЕДНОСТЬ
Вячеслав Иванович Миронов руководит предприятием, которое 80 лет было монопольным производителем русской икры. Сейчас из 400 рабочих на предприятии осталось всего 11.
Основную часть своего времени Вячеслав Миронов тратит на борьбу с фальшивой черной икрой, произведенной под самой знаменитой маркой — «Русская икра». «Вот письмо из Челябинской области. Обнаружили 113 банок икры. Просят подтвердить, отправляли ли мы ее туда. Такие же запросы приходят из Хабаровска, Ростова, Калининграда, — директор листает толстенную папку с бумагами. — И всем мы отписываем, что это икра не наша». У Миронова в кабинете — огромный шкаф, куда он складывает икру: «Посмотрите, какая красивая банка — с орлами, с золотыми надписями. Это фальшивая банка. Выглядит красивее, чем наша».
Пару лет назад разразился скандал. Кто-то поставил в Государственную думу большую партию некачественной, браконьерской, икры. Депутаты жаловались на качество икры в буфете, не зная, что деликатес — незаконный. Долго разбирались. Концов так и не нашли. Вячеслав Миронов считает, что спасти положение может государственная монополия на производство и реализацию черной икры, а также запрет на торговлю конфискатом.
Ученые вообще предлагают ввести тотальный запрет на лов, продажу и потребление черной икры и осетрины. «Это не продукт первой необходимости», — настаивает главный специалист по осетрам Георгий Рубан.
Покончить с браконьерством может современная технология искусственного разведения осетров — аквакультура. Эту технологию придумали советские ученые. Недалеко от Астрахани есть небольшое государственное осетровое хозяйство. На завод привозят с Волги самку для воспроизводства. Ее будут год держать в специальном бассейне, чтобы на следующий сезон получить икру для разведения мальков. На заводе самку не убивают, ее усыпляют и осторожно достают из брюха икру, после операции надрез зашивают. Получается своеобразное кесарево сечение для рыбы. Это позволяет сохранять самку живой, чтобы через несколько лет повторить операцию.
В отдельных бассейнах выращивают осетров, белугу, севрюгу, стерлядь. Работницы, которые ухаживают за рыбой, по пояс в воде. Руками они вылавливают каждую рыбку, чтобы обработать раны раствором марганцовки. Татьяна Ревенко, старший рыбовод, настроена пессимистически: «Белуги уже практически нет, осетра тоже. Если будет продолжаться такой вылов на морях и в реках и такое отношение к ее воспроизводству, мы быстро придем к финишу». Никакой помощи от государства подобные хозяйства не получают. Все пущено на самотек.
Рыба осетровых пород растет очень медленно и начинает давать икру в естественных условиях только через несколько лет жизни — севрюга на 8 — 10-м году жизни, осетр — в 10 — 12 лет, а белуга — только к 18 годам. Существуют специальные методики, позволяющие при искусственном разведении ускорить этот процесс почти в два раза. Однако государство практически не поддерживает осетровую аквакультуру, поэтому черную икру в искусственных условиях для продажи в России не производят. Рыбу выращивают только на мясо, а икру добывают для разведения мальков. Россия выпускает в море каждый год 40 миллионов мальков для сохранения популяции. Но это не спасает положение. Рыбоводы разводят то, что потом достается браконьерам.
ПРОЩАНИЕ С РУССКИМ ДЕЛИКАТЕСОМ
В июне я ездил в гости к своему другу в Германию. Мы долго не виделись и решили устроить настоящую русскую вечеринку после бани: много ледяной водки и черная икра. Это была икра из Франции, из специальных хозяйств. Оказывается, черная икра — уже не русский деликатес.
В далеком 1973 году советский министр сельского хозяйства подарил Франции 300 живых самок осетров. Французы ценную рыбу не съели, а решили ее разводить. Построили десятки частных (обращаю внимание на слово «частных») рыбных хозяйств, помогли фермерам кредитами и налоговыми льготами, поддерживали технологиями и научными разработками. К успеху французы шли более 20 лет. Теперь в Европе отказываются от икры из России в пользу местной. Профессор Георгий Рубан уверен, что мы упустили время: «Ныне сибирского осетра из реки Лены разводят Франция, Чехия, Польша, Чили, Уругвай, будет разводить Южно-Африканская Республика и т д. в десятках стран».
Советские поставки черной икры достигали 2 тысяч тонн ежегодно. Мы контролировали 95 процентов мирового рынка. Для сравнения — в 2004 году мы смогли поставить всего 20 тонн, а в 2005 году, по данным Федерального агентства по рыболовству России, — 25 тонн черной икры. Объемы экспорта традиционного русского продукта упали за 15 лет почти в 50 раз. На мировом рынке черная икра — это уже иранская марка. В 70-х годах ХХ века духовный лидер Ирана аятолла Хомейни специальным указом разрешил мусульманам ловить осетров и добывать черную икру, раньше по исламским законам это считалось грязным делом.
10 лет назад осетров стали разводить в Китае. Технологию ставили специалисты из России. Сегодня Китай уже производит 20 тысяч тонн рыбы. Через пару лет в Китае появится собственная черная икра, и очень скоро в России, которая носит китайскую одежду, покупает китайскую электронику, начнут есть и китайскую черную икру.
Своими же руками мы погубили целую отрасль народного хозяйства, которая когда-то была символом России. Осетров добывали в сибирских реках, в Азовском море. Сейчас икорный промысел в нашей стране отдан на откуп мафиозным кланам и теневым дельцам. Ученые и рыбаки считают, что в ближайшие годы промышленный лов осетров в Каспийском море завершится естественным образом. Вместе с рыбой закончится и осетровая война.
Фото: ВЛАДИМИР ТЮКАЕВ/ИТАР-ТАСС; КОНСТАНТИН ТАРУСОВ/ИТАР-ТАСС; ФЕДОР ЗАВЬЯЛОВ/ИТАР-ТАСС