Что означают эти перестановки в следственной бригаде по делу об убийстве, которое генпрокурор Юрий Чайка ранее объявил «раскрытым»? С этим вопросом «Огонек» обратился к знаменитому следователю-«важняку», ныне члену Совета Федерации Иссе КОСТОЕВУ.
— Следователь Гарибян мне не знаком, — сразу обозначил Костоев. — Один вопрос, однако, задам: он остался в следственной группе по делу Политковской?
Судя по сообщениям, да.
Тогда ничего сверхъестественного не произошло. Когда речь идет о столь громком деле, то с точки зрения координации работы с другими службами, защиты от утечки информации, в плане проведения всевозможных совещаний и выработки мер фигура начальника, бесспорно, уместна во главе расследования. Присвоили делу новый ранг, статус — какой разговор?
Вы были замом начальника следственной части Генпрокуратуры и одновременно начальником отдела по расследованию убийств и терроризма. В ваше время такой «отъем дела» тоже практиковался?
Сколько угодно. Та же «Лесополоса», дело по Чикатило ко мне пришла далеко не сразу — и тоже вместе с теми следователями, которые его вели.
Но это произошло после того, как по «Лесополосе» прошел суд и к расстрелу приговорили совсем другого человека. А по делу Политковской сейчас то сажают, то отпускают.
Другое плохо. На мой взгляд, в деле Политковской произошла очень некрасивая утечка информации, способная повлиять на ход расследования, на его перспективы. И наш, и зарубежный опыт подсказывает, что нам необходима поправка в УПК, которая гласит: по каждому обвиняемому по определенной категории преступлений - убийства, терроризм, экстремизм — санкции на арест даются единолично прокурором, вплоть до трех месяцев, а не судом, как сейчас. И конечно, следует ограничить допуск адвокатов, чтобы при расследовании таких дел он мог присутствовать при задержании, при предъявлении обвинения и при ознакомлении с материалами дела. Но не на каждом же допросе адвокату сидеть — а он сидит, слушает, потом выходит, и получается утечка информации! Исключительные дела должны иметь исключительные особенности по сохранению тайны следствия.
Противоречие Конституции не находите?
Ничего подобного. В Конституции записано: каждый имеет право на помощь защитника в трех случаях, которые я вам назвал. Но почему адвокат у нас имеет право бегать на допрос каждого свидетеля, каждую очную ставку и, по сути, иметь возможность вести очень жестокую борьбу против следствия, установления истины… Не понимаю. Дело делу рознь. А за утечку информации… ну кого у нас за нее судили? Никого; это очень расплывчатое понятие.
В этом деле была только одна адвокатская утечка: защитники назвали имена чеченцев, арестованных по делу. Но имена подозреваемых сотрудников МВД и ФСБ — Сергея Хаджикурбанова и Павла Рягузова — были названы представителями этих ведомств. А потом Рягузова то освобождали, то заключали обратно под стражу — как утверждают, по совсем другому делу.
Тактически все было выстроено очень правильно со стороны следственных органов, которые не писали изначально «Обвинен в убийстве Политковской», а забирали этих работников по другим делам — полагаю, имевшим место. Я вовсе не ратую за то, чтобы следователи, как говорят у нас, привешивали подозреваемым парашют…
Это что?
Это когда следователю во что бы то ни стало нужно изолировать подозреваемого — допустим, крупного криминального авторитета, а в качестве причины ареста он пишет статьи «незаконное хранение оружия» либо «хранение наркотиков» — что угодно, надеясь раскрутить его впоследствии на интересующее дело... Но у подозреваемых работников были, как я понимаю, составы куда солиднее и помимо убийства журналистки — так и крутите их до последнего по ним! Но как только их адвокаты узнают, что их клиенты взяты не только за это, но и за убийство — начинается совсем другой ход событий. Люди, которые стояли за ними — посредники, заказчики, моментально начинают принимать меры. Была утеряна внезапность, а она — уверяю вас — самая нужная вещь в тактике расследования особо важных дел.
Опять-таки, при чем тут адвокаты? О раскрытии дела объявил совсем другой человек, и зовут его Юрий Чайка.
Я с огромным уважением отношусь к генпрокурору Чайке и его коллегам. Но была ли вообще необходимость оглашать для широкой общественности — у которой и МВД, и другие службы не пользуются очень большим авторитетом — данные о том, где работали отдельные подозреваемые? Ну, сказал Чайка об этом президенту — понятно, не мог не сказать; а публично-то зачем? Дело генпрокурора, конечно. Но я полагаю, что тактически это тоже было не вполне верно.
А как верно было бы?
Примерно так: «Выявлена интернациональная преступная группировка. Ряд лиц задержан» — не восемь либо одиннадцать, а просто «ряд лиц». Дальше: «Есть данные о том, что им помогали сотрудники определенных служб. Ведется расследование». Все! Надо иметь в виду, что любое, даже самое неопровержимое доказательство может завтра потерять силу и значимость под влиянием обстоятельств. Не нужна была эта информация широкой общественности. Не нужна.
Новый следователь по делу — начальник управления Сергей Иванов — вам известен?
Наслышан о нем. Иванов — из Главной военной прокуратуры; а военные следователи, будем говорить так, как правило, более тщательны и аккуратны в работе. Уравновешенный, разумный человек: ломать дрова направо и налево ради каких-то сенсаций он не будет. Дай бог, чтобы теперь следственная группа не упустила инициативу.
Беседовал ЮРИЙ ВАСИЛЬЕВ