Практически каждый пенсионер у нас может стать инвалидом, им на деле не являясь. У кого, скажите, в шестьдесят с лишнем лет не повышается давление или не колет сердце? Надо лишь оформить и зафиксировать все как положено, собрать документы. Бюро медико-социальной экспертизы, или по старинке ВТЭК, требует определенный перечень обследований, доходя порой до абсурда.
Обычные больницы не могут переварить весь наплыв желающих обследоваться и мониторироваться, поэтому бум инвалидности — это золотое дно для частных клиник, обладающих нужным оборудованием. Клондайк. Не хватает только установить процент с каждого исследования, который будет выплачиваться экспертной комиссии. Заработал сам — поделись. Конечно, это шутка, может быть, слишком грубая, а порядок освидетельствования и документация не самой ВТЭК придуман, но размеры бедствия и поток бумаг последние пару лет у нас лично уже вызывают нервный смех. Смех и грех.
Если в отделение поступает больной не особенно тяжелый, да еще по знакомству, да еще такой, который в принципе может лечиться амбулаторно, сразу ясно, что дело здесь не в подборе терапии. Задача госпитализации другая: инвалидность нужна. И вот пациент мнется, улыбается застенчиво на обходе или посылает таких же застенчивых родственников и в конце концов признается, что хочет оформить группу. Нам не жалко, но попробуем представить, что наш застенчивый пациент приобретет после оформления инвалидности непосредственно для здоровья.
Возьмем лекарственное обеспечение. На страницах газет и по телевизору социальные министры постоянно рапортуют, борются с отдельными недостатками и крупными недочетами. Работа ведется гигантская, так заботиться о нас может только «Тефаль» или «Джонсон». Вы удивитесь, как все печально на деле. Для начала нужно записаться к терапевту на прием и отстоять-отсидеть от часа до трех в очереди за вожделенным рецептом. В лучшем случае вы сами не тяжелобольной инвалид на пенсии и располагаете временем. В худшем — вы занятой работающий родственник инвалида, и вас в этой очереди просто разрывает от нетерпения. Те, кто впереди вас, категорически отказываются пропустить «только выписать рецептик» и «только спросить». Там все такие. За дверью же мается врач, на протяжении всего приема выполняющий сложные функции писаря, от которых совершенно звереет и нормальной лечебной работы уже не хочет.
Одна моя знакомая деревенская бабуля семидесяти восьми лет, много лет тяжело болеющая гипертонией и астмой, с трудом в этом году выправила себе в районном центре инвалидные документы. Сразу после комиссии врач выписал три рецепта на лекарства. Слава богу, не пришлось еще раз ехать на электричке.
«Дорогие!» — говорит она радостно и нежно разглаживает бумажки с печатями. Они пока у нее лежат в кошельке, а кошелек в сумке, а сумка еще в полиэтиленовом пакете, вероятно, на случай наводнения. И все это закрыто в буфете до лучших времен. Лекарств по этим рецептам бабуля получить пока не может, в райцентре их бесплатно нет, есть только в городе (есть ли?), но туда ездит только старший сын, да и то редко. Поэтому пока, как у Зощенко: «Положили порошки за образа, а бабе не легче, все равно кричит, стонет и с печки падает…» Купить выписанные таблетки самой — 50, 150 и 20 рублей — в голову не приходит: зачем тогда инвалидность оформляла? И так знакомой дачнице-врачу уплатили деньги за содействие, да за монитор бешеную сумму — 500 рублей! По меркам деревенской жизни на здоровье столько не тратят, легче помереть. Вот если встать не сможет утром козу доить, тогда да, фельдшера вызовет по телефону укол делать. А летом так вообще болеть нельзя — огород и внуки приезжают. У бабули два сына, оба инвалиды. Один с детства астматик, а второй после ножевого ранения сердца. Доходяги. Пьют оба с редкими перерывами, зато дочь прекрасно устроилась в Москве, присылает деньги. В избе DVD- плеер, современный плоский телевизор — это святое. Отложена хорошая сумма на похороны, инвалидность есть. Чего еще желать?
Как говорит один мой коллега, есть в России такое понятие — рентное отношение к государственной медицине. Медицина что-то всем должна.
Или вот еще пример из недавней практики. Дочь, успешная бизнес-леди, привела полечиться маму. Мама — женщина лет семидесяти, довольно бодрая, ухоженная, хорошо одета. Плохо себя чувствует — давление, боли в сердце, слабость. Наперебой рассказывают душераздирающую историю покупки в аптеке лекарств по льготному рецепту. «У нас инвалидность, вторая группа», — с гордостью замечает дочка. В аптеке было очень душно, много народу, фармацевт — грубая девушка, невоспитанная, стала кричать. Пациентке стало плохо, закружилась голова. Дочь возмущена, гневно трясутся в ушах и стреляют бликами бриллиантовые серьги. Мне, конечно, не понять, зачем маму посылать на такие мероприятия, но я сочувствую, киваю. Ужас, ужас! И дальше: «Нельзя ли маме, я слышала, у вас делают, промывание кишечника? Мы все оплатим». Немая сцена. Мне очень хочется перестать сдерживаться и объяснить, что деньги, припасенные на «промывание кишечника», необходимо прямо сейчас потратить на лекарства и купить их в аптеке без всякой очереди. Но магическое слово «инвалидность» в сочетании с римской цифрой II уже не предполагает никаких денежных вливаний. Положено бесплатно — точка.
И таких историй можно рассказать великое множество. Это национальная наша черта, видимо, с советских времен, когда все стремились сделать общим и ничьим. Часть ответственности переложить на государство. Развитие ребенка и обучение чтению — на детский сад. Беседы о наркомании и половом воспитании (не очень легкая тема, правда?) — на школу. Здоровье пожилых и их качество жизни — на государственные социальные программы. Трудоспособное же население оставляет за собой единственную функцию — зарабатывание денег. Маме, папе или бабушке куплен холодильник, стиральная машина, пальто. «Я вечером с работы прямо в Spar, маме забиваю холодильник на неделю». А утром та же мама будет сидеть четыре часа в очереди к врачу, а потом еще в аптеке, чтобы бесплатно получить средние по качеству лекарства. Что греха таить, современные фирменные препараты высокого качества, произведенные в Европе и проверенные многочисленными клиническими испытаниями, в льготный список чаще всего не входят. Дорого.
В стационаре путь врача и пациента к адекватному плану лечения трудоемок и тернист. Мы имеем дело с сочетанием патологий, сложной аллергией или непереносимостью, а также личными убеждениями пациента, которые иногда тяжело преодолеть. Хорошими препаратами наша больница, по крайней мере сейчас, обеспечена, есть простор для действий. В результате обоюдного труда вырастает такая выстраданная схема, рассчитанная в дальнейшем на постоянный прием. Две-три недели больной в отделении, дальше свободное плавание — «выписан под наблюдение терапевта по месту жительства». И начинаются чудеса. Редко кто прямо из больницы едет в аптеку, последующий сценарий с очередями уже известен. Нужных лекарств в аптеке нет: «Ждите, мы перезвоним». Теперь на арену цирка выходят в виде гладиаторов фармацевтические компании, которые борются на аптечном рынке за самый большой сбыт любыми средствами.
Врачам в больнице давно предписано в рекомендациях указывать не торговое название препарата, а химическое. Но они сплошь и рядом эти предписания нарушают, указывая приемлемые по безопасности, качеству и мощности действия таблетки. Никакой материальной выгоды им от этого нет, жаль только результатов труда. Поликлиники на такое не способны, они по рукам и ногам связаны бланками, печатями и номерами. Деньгами.
Химические названия, например, каптоприла или эналаприла малеата, одних из самых распространенных в кардиологии, могут соответствовать препаратам стоимостью от семи (!) до нескольких сотен рублей. Причем русский семирублевый эналаприл отличается от европейского как небо от земли. Какую химическую структуру и технологию можно заложить в семь рублей, если туда еще входит труд рабочих, упаковка, фольга на блистер, транспортные расходы и наценка аптеки? Детские цветные мелки вы, к примеру, дешевле 15 рублей не купите, а у них никакой формулы нет. Просто мел. И этот мел наши бабушки и дедушки с радостью поглощают, потому что цена уж больно им подходит и в очереди стоять не надо.
Интересно, что еще неохотнее, чем пенсионеры, на лекарства тратятся работающие люди. Очень сложно человеку молодому и трудоспособному свыкнуться с болезнью. Потребуется на первом этапе много усилий, помощь родственников, внимание. Именно вначале так необходим личный контакт с врачом, доверие, желание победить. Необходима по возможности самая полная информация о заболевании и методах лечения, диагностике, прогнозе. Нужно дать пациенту возможность оглядеться, посоветоваться.
Современная кардиология сейчас развивается семимильными шагами в сторону инвазивных внутрисосудистых процедур, малых операций или, наоборот, сложной, высокотехнологичной хирургии. Рентгенхирургические вмешательства при инфарктах и стенокардии — стентирование коронарных сосудов — позволяют спасти жизнь, улучшить ее качество, сохранить трудоспособность. Мы столкнулись в больнице с тем, что наши пациенты к такому повороту событий в большинстве своем не готовы, несмотря на возможность сделать диагностику и вмешательство совершенно бесплатно. Учитывая высокую реальную стоимость стентов — 60 тысяч рублей и выше, вовремя проведенная операция — это большая удача. Повезло?
«Нет, доктор, мы лучше так. А инвалидность можно получить?» И что, этот муж вот так просто в сорок или пятьдесят лет перестанет работать? Деньги зарабатывать, кормить семью? «Нет, доктор, он вообще-то у меня трудоголик, но ведь ему нельзя сейчас, правда?» Женщины у нас самоотверженные, мужчин не хватает: кто пьет, кто умер. Разговоры и объяснения не помогают: «Пусть уж лучше так, доктор…»
Жил в районе молодой здоровый мужик, чуть за сорок. Работал на тракторе, зарабатывал прилично. В нищей безработной деревне вытащил счастливый билет. Жена-красавица работает бухгалтером, дети. Почет и уважение, дом — полная чаша. Но случилось беда — заболел. Инфаркт случился. Не так чтобы тяжелый, но инфаркт. Нашлись у него знакомые среди дачников, медицинские профессора. Перевели его к нам в больницу. Лечили мы тракториста, как в Чикаго. Сделали коронарографию, стентирование, подобрали нужные лекарства, реабилитировали в санатории — работай спокойно, живи, воспитывай детей. Жена от радости плакала. Звонит месяца через три. Все, говорит, у нас хорошо, инвалидность, слава богу, дали. Это им в поликлинике посоветовали. Ой, говорят, что-то вы как болеете тяжело, нельзя вам работать! Собрали документы, денег, конечно, заняли, обследоваться-то дорого, но успели все. Спасибо вам, доктор…
Приехал и сам больной через полгода. Не работает, поправился на 15 килограммов, попивает. Делать ему нечего, смотрит целыми днями телевизор. В огороде работать ему жена не позволяет, да и сердце что-то покалывает. В общем, чувствует себя неважно. К чему тогда, объясните, все наши усилия были?
Как в анекдоте: идет битва за урожай, урожай сопротивляется. И у нас идет борьба за здоровье граждан и их социальную защищенность. Граждане пока сопротивляются, как могут. Но надолго их не хватит.
Источник: ФОМ