Почти полвека известный писатель хранил гостайну, чтобы сейчас рассказать, как появилась одна из обложек «Огонька»
Как я хранил гостайну
Всем известно, что случилось 12 апреля 1961 года. Полет Гагарина вокруг земного шара. Но мало кто знает или помнит, что в тот день была среда. А я — ой как помню! Дело в том, что я работал тогда ответственным секретарем журнала «Огонек» — самого популярного иллюстрированного еженедельника того времени (тираж — без малого 2 миллиона). В газетных киосках он появлялся по субботам. Подписывался к выходу в свет в четверг. А в типографию весь материал сдавался тоже в четверг, но не текущей, а предыдущей недели. Цветные же обложки и вкладки отправлялись недели за три до выхода журнала.
А тут — среда! Журнал давно в машине, тираж печатается вовсю. Обложки и вкладки почти все уже готовы. Вот так обстояло дело. Итак, в среду, 12 апреля 1961 года, Юрий Левитан объявил, что работают все радиостанции Советского Союза и затем поведал всему миру, что свершилось невероятное: с советского космодрома был запущен в космос советский человек по имени Юрий Гагарин.
Я помчался на работу, всю дорогу спрашивая себя: что же — через два дня выйдет номер, и в нем — ни строчки, ни фото о великом подвиге?! Позор для еженедельника! И для меня — тоже позор! Потому что, как назло, ни главного редактора журнала, ни обоих его замов ни в редакции, ни в Москве нет. Все трое — в командировках. Значит, я отвечаю за все. А в редакции, понятное дело, не было ни цветного портрета на обложку, ни черно-белых фотографий, связанных с полетом. А по улицам уже шли толпы ликующих людей!
Примчавшись на работу, я позвонил в типографию «Правды», где печатался «Огонек»: «Выручайте!»
Типографы даже предложили: для части тиража они смогут дать еще одну обложку. Ее прикрепят поверх первой, уже напечатанной. И потребовали: «Только фото на обложку — немедленно!»
Вскоре фельдъегерь торжественно вручил конверт мне, запечатанный пятью сургучными печатями. В пакете, к моей радости, был портрет Юрия Гагарина! Гагарин смотрел на всех нас и приветливо улыбался. Но, к моему глубокому разочарованию, в черно-белом варианте, в котором он был уже и в «Комсомолке», и в «Известиях».
Я бросился к «вертушке», чтобы позвонить Лит Литычу, одному из руководящих лиц Главлита. Уже несколько раз в прошлом я звонил ему, улаживая различные ситуации, связанные с цензурными требованиями. Он был строгим, но не злым человеком. Поэтому мы и звали его между собой по-свойски Лит Литыч. Из этических соображений я и здесь буду величать его так.
— Лит Литыч! — взмолился я. — Помогите!
— Ничего не могу сделать. — ответил он. — По разнарядке вам полагается именно этот портрет. Другим журналам вообще ничего не послали. Ты ж понимаешь, какая сейчас си-ту-а-ци-я!
Я стал думать, как же выходить из положения.
И тут пришла мысль: художники! Огоньковские художники! Пусть они выручают! Пусть раскрасят портрет, сделают его цветным! Надо сказать, что на том летучем совещании присутствовали не только художники. Говорю об этом для того, чтобы не пала тень на работников кисти и палитры.
Дело в том, что минут через 15 меня позвали к «вертушке». Звонил Литыч.
— Слушай, Боровик, — сказал он официальным тоном, — говорят, ты художникам задание дал ракету рисовать, космический корабль, космодром, города и страны, которые видел Гагарин из иллюминатора? А тебе разве неизвестно, что это все сверхсекретные объекты?!
— Лит Литыч! Ну какие же сверхсекретные объекты?! — взмолился я. — Ведь это же все фантазия! Они же из собственной головы будут придумывать!
— А ты, например, уверен, что никто из них не бывал на космодроме?
— Они каждый день приходят на работу, так что уверен.
— Ну вот что, — сказал Лит Литыч грозно, — мы тут разберемся и сообщим тебе насчет твоих фан-та-зий.
Это было сказано таким тоном, каким судья объявляет, что суд отправляется на совещание для вынесения приговора — рубить подсудимому голову сразу или все-таки временно оставить на плечах…
Я сидел у телефона и ждал. Наконец, «вертушка» проснулась.
— Слушай, Боровик… — сказал Литыч таким уверенным тоном, будто через волшебный экран видел, что именно я снял трубку. — Значит, так. Сообщи своим художникам, что они могут фантазировать небо, солнце, планеты и звезды там всякие. Это — пожалуйста. А вот города, страны, континенты на Земле — исключить. Космодром — тем более. Теперь самое главное — насчет ракеты. Слушай внимательно. Твои художники могут фантазировать ракету одноступенчатую, двухступенчатую, четырехступенчатую и дальше столько ступенек, сколько хотят. Но чтоб трехступенчатой — не фантазировали! Понял?!
— Понял, Лит Литыч!
Я понял две вещи. Первая: нам разрешено опубликовать какой-нибудь символический рисунок. Вторая: Лит Литыч только что доверил мне государственную тайну, которую я должен хранить как зеницу ока.
Одним словом, журнал вышел в свет вовремя и вполне прилично. И довольно большая часть тиража вышла с двумя обложками: одна — старая, с портретом чернокожей студентки из Ганы, обучавшейся в Советском Союзе. Другая (поверх старой) — со слегка раскрашенным портретом Гагарина на первой странице обложки и с фантазией на космические темы — на четвертой. Личный представитель Лит Литыча внимательно рассмотрел рисунок и удовлетворенно сказал:
— Ну тут абсолютно ничего не понятно. Можно давать!
Мы были готовы его расцеловать! Что же касается государственной тайны, то я бдительно хранил ее всю жизнь. И раскрываю ее только теперь, по прошествии 46 с лишним лет. И — прошу отметить! — открываю ее только для читателей «Огонька»!
ГЕНРИХ БОРОВИК
Страсти по иномарке-2
Была такая национальная забава — привозить и самому растаможивать подержанные иномарки
Ровно десять лет назад, чуть ли не день в день, в «Огоньке» вышла моя заметка под названием «Путь из Германии в Россию на собственном автомобиле». Появилась тогда такая национальная забава у будущего среднего класса — привозить и самому растаможивать подержанные иномарки.
Забыли, что не было никаких автосалонов на Ленинградке, а стояла огромная ночная очередь в Очакове. Машину полагалось растаможить в течение, по-моему, недели, а мест, где это можно было сделать, естественно, существовало на всю Москву только два. Сочетание слов «гарантийный ремонт» по отношению к автомобилю выглядело нелепо.
Так вот, в городе Франкфурте моя же машина приобреталась по наводке сыновей-близнецов друга, тогда двадцатилетних, но уже нехилых бизнесменов. Во всяком случае, самую главную немецкую тайну подержанных автомобилей они раскололи на раз. Полагалось раньше конкурентов позвонить по выгодному объявлению о продаже. Объявления печатались в специальной газете, которая выходила, предположим, в четверг. Братья читали их в среду, потому что подкупили кого-то в типографии.
Итак, с автомобилем на финско-советской границе у города Выборга меня встретил мой друг. Тогда были случаи, что между Выборгом и Ленинградом местные пейзане ставили комбайны поперек шоссе, требуя отступных с одиноких нуворишей на машинах средней стоимости. Не удивлюсь, что это единственный случай, когда продукция «Россельмаша» была конкурента с западными аналогами.
До Питера мы добрались без приключений. Но предстоял самый сложный этап — доехать до Москвы. На этой трассе орудовали уже не застенчивые северные колхозники.
Для решения проблемы был приглашен наш молодой, но уже известный друг Кирилл Набутов. Кира явился на подержанном «мерседесе» и с готовым решением — он договорился с ОМОНом, и за пять сотен долларов мне дадут до Москвы трех автоматчиков. Набутов уже тогда оперировал немыслимыми цифрами. Мне стало грустно, поскольку никакое кино таких затрат не покрывало. В конце концов, то ли Мезенцев, то ли Кира договорились за сотку со своим начальником райотдела, и на следующее утро рядом со мной на переднем сиденье оказался бравый подполковник. Я просил его быть только в форме, а оружие не брать. Отстреливаться я не предполагал. Мы выехали в пятницу утром. Нас не остановили ни на одном посту. Подполковник только козырял коллегам. Я мог привезти в столицу все что угодно, но тогда, десять лет назад, в Москве взрывали только пионеров капиталистического движения вместе с их покровителями из параллельных структур. Ровно столько, сколько я ехал от Питера до Москвы, я добирался от Гольянова, где жил мой товарищ, до Юго-3 апада, где обитал и обитаю я. Если кто не помнит, десять лет назад в Москве уже были чудовищные пробки, но тогда еще только по пятницам.
ВИТАЛИЙ МЕЛИК-КАРАМОВ
Узнал себя в «Огоньке»
В журнале «Огонек» за 1991 год на 2-й странице увидел фото: строй солдат, идущих по обочине дороги. И в одном из шагавших я узнал себя. Когда меня призвали в 1942 году в армию, рост у меня был 163 см. Я вспомнил ту дорогу, где мы шли. Многое я вспомнил, глядя на этот снимок, — ноги устали, отекли, портянки мокрые, кухни где-то застряли, а нам нужно идти, и конца не видать. Впереди слышны разрывы снарядов. «Мессершмитты» летают и стреляют. В 1946 году к нам в часть приезжал маршал Жуков. Ждали его три дня, начальство не уходило домой. А он приехал внезапно, когда в части никого не было, ну мы окружили его, разговаривали. Сходил с нами в столовую, узнал, чем кормят. А на ужин была манная каша. Дал разгон начальству, которое уже собралось. Вот эта фотография, когда Жуков был у нас в части 33-й гвардейской дивизии, есть в «Огоньке» № 17 за 1988 год. Таким я его и запомнил — простой трижды Герой, но никакой важности.
ВАСИЛИЙ ИВАНОВИЧ ВОСТРЯКОВ, УЛЬЯНОВСК
«Огонек» читает вся семья
Знаю ваш журнал с детства, еще большого формата. Сейчас «Огонек» читают и мои дети. Все находят что-то интересное, бывает, обсуждаем вместе, спорим. А детям моим 22, 21 и 13 лет. Мы с мужем окончили институт иностранных языков. Так сложилось, что он работает в американской фирме на Сахалине, я — дома, подрабатываю переводами. Если вам интересен портрет вашего читателя — это и наша семья. У меня и у мужа — брак второй. При этом у меня было солидное «приданое» — двое мальчишек 6 и 7 лет. Вместе мы родили дочку. Я — русская, муж — татарин. Я родом из Удмуртии, он — из Челябинской области. По учебе-работе встретились в Ташкенте. В 1993 году по известным причинам переехали к моим родителям в Омск. Почти через три года через Миграционную службу получили трехкомнатную квартиру. По натуре мы оптимисты, трезвомыслящие, хотя пришлось пережить многое.
ГАЛКИНА Е Е. И ВСЯ НАША СЕМЬЯ, ОМСК