Лицо канала НТВ теперь выглядит так: гладко выбритое и обильно накрашенное. Известный травести-актер Владим Казанцев, которого публика ночных клубов, а также гей- и лесбийских заведений знает как Зазу Наполи, начал вести на канале программу «Сук@любовь». На сайте НТВ об этом проекте сказано: «Авторы задались целью показать, как устроены жизнь и любовь на самом деле, без прикрас. Ведь не все ограничивается томными вздохами и нежными объятиями… Любовь — это борьба без правил за партнера, шантаж детьми, измены и ревность, самопожертвования и жестокие убийства. Программа рекомендуется к просмотру только для взрослых. Тем более что неординарный ведущий способен на отнюдь не детские шалости».
Пораженная первым выпуском программы, обозреватель «Огонька» встретилась с тем самым неординарным ведущим — учителем начальных классов по первой профессии и актером по второй Владимом Казанцевым.
НТВ — федеральный канал. Еще осталось представление о старом НТВ. Бренд еще действует, хотя все на этом канале изменилось. И когда ты видишь ведущего-мужчину, переодетого в женщину, это вызывает шок. Как вы считаете, страна готова к восприятию вашего образа?
Не знаю. К Сердючке тоже долго привыкали и лет семь назад считали позором Украины, порочащим женский образ страны, а в этом году отправили на «Евровидение». Может, и мне лет через пять Познер будет ТЭФИ вручать…
Я вам объясню, в чем разница. На канале «Россия» есть Новые русские бабки. Сердючка есть везде. Но все они — в юмористических программах. Когда включаешь вашу передачу, видишь, что сюжеты — трагические, герои — реальные. Ваш образ — даже если он прекрасный — не сочетается с этими ужасными сюжетами.
Я сам не понимал, как они сумеют совместить это. Я не знал, какой будет программа. Думал, что это какая-то веселуха. Снимать начали еще до Нового года. И первые месяцы я снимался в мужской одежде. Но получалась вторая «Программа максимум» или «Чистосердечное признание». Решили попробовать переснять одну программу. Переодели меня. Сказали: «Ну, ничего». Хотя мне было непонятно, как все эти истории можно увязать со мной. Например, у матери сын жил в Германии, приехал на каникулы, влюбился в девочку, а ее бывший мальчик его зарезал. И мы должны были снимать эту несчастную мать на кладбище. Я сказал: «Хоть стреляйте меня, я не понимаю, как я могу в этом образе пойти». Естественно, отказался. Наверное, это был бы трэш. Но морально-этические нормы не позволяют мне приехать в платье и спрашивать у матери, как у нее убили единственного сына. Эту историю сняла журналистка. Мать упала на могилу, кричала. Я потом сказал: «Вы представляете, если бы здесь стоял я?»
Из программы
Наигранно-надрывный голос ведущего за кадром: «Любовная сказка в темном подвале. Молодой человек закрыл девушку в подвале. Ее ждал голод, холод и крысы! Девушка никак не ожидала такого предсвадебного подарка. Любовники подземелья. Дыхание смерти — и никакой романтики!»
Возникает еще один диссонанс. Возьмите, к примеру, печальную историю, когда девушку на неделю заперли в погреб, и ваш закадровый стеб.
Может быть, авторы программы решили, что такие тяжелые сюжеты надо хоть чем-то разбавлять. Да и сами герои относятся к своим историям легко. Мы эту девушку просили быть посерьезнее. А она: «Да уж все прошло». Она это уже пережила. Будет еще одна история: мать свою пятилетнюю дочку положила под поезд, сказав, что сейчас поезд придет и увезет ее в сказочную страну. Девочке отрезало ноги. Через 20 лет они с матерью встречаются. Несмотря на то что девушка без ног, она сама все делает по дому, ездит за рулем. Совершенно самостоятельна. И вот она сидит на кухне и рассказывает мне, как мать привязала ее к рельсам, как пахло мазутом, как она теряла сознание. Рассказывает и смеется. Я ей говорю: «Все скажут, что мы актеров наняли. Ты можешь для передачи слезу пустить?» Она говорит: «Я счастливый человек. Если бы у меня были ноги, я не встретила бы в центре протезирования своего мужа, которого безумно люблю. Не было бы наших детей. И, с другой стороны, как я могу об этом рассказывать серьезно, когда рядом сидишь ты?»
Вот именно. Как ваш облик воспринимался в тех местах, куда вы приезжали?
Мы снимали одну историю. Герои сюжета: женщина 1 метр 76 и ее муж, ростом 1 метр. Я уехал на второй день, а журналисты остались что-то доснять. И женщина спрашивает их про меня: «Скажите, а правда, что вчера это мужик был? Я ж ей, как подруге, все рассказывала! А она ж, змея, хоть бы предупредила!» Многие, кто видел программу, говорят: не поймешь, мужчина или женщина. Я в программе себя так и позиционирую. Я не говорю: «Я приехала в город Камышин». Чтобы не было окончаний в женском роде. Говорю: «Мы приехали». Старались сделать некое бесполое существо со своим восприятием этих историй. Мне кажется, именно бесполое существо может рассказывать такие истории.
Из программы
Сюжет про одного порнорежиссера, который был женат на порноактрисе, жил при этом с двумя порноактрисами, а сейчас живет с 15-летней девушкой, но по-прежнему любит ту порноактрису. Голос ведущего: «Каждый день в глазок видеокамеры он наблюдал, как его жена занимается сексом с другими мужчинами. Могут ли участники порнофильмов создавать семьи? Просьба беременных женщин, нервнобольных и сексуальных маньяков отойти от экранов!»
Это программа — не первый ваш телевизионный опыт. Была ведь еще «Сексуальная революция» на ТВ-6, где вы выступали в качестве соведущего. Напомните, в каком году это было?
Надо маме позвонить, спросить. У нее все записано.
А как мама относится к вашему образу?
Нормально. Если я в сериалах снялся, она может сказать, что парик не идет или: «Пусть крупным планом не показывают — у тебя морда жирная». В новой программе ей не понравилось, что я скачу, как дурак, в конце, когда титры идут.
Кстати, в титрах почему-то нет вашего имени — ни настоящего, ни сценического.
Да? Может, хотят создать некую интригу. Знаете, как возникла Заза Наполи? Когда я должен был выступать первый раз в клубе, оттуда позвонили и спросили, какое имя писать на афишах. Я-то думал, напишут «Владим Казанцев». Меня дома не было. А ребята, с которыми я выступал, в тот момент смотрели фильм «Птичья клетка» и сказали: «Да напишите «Заза Наполи». Я пришел на выступление, читаю афишу — меня нет. Иду к директору. Она показывает на афишу: «Вот, последний». Я говорю: «Как оно произносится-то хоть? Куда ударение ставить?»
Когда вы появились в этом образе впервые?
Лет десять назад, приехав в Москву. До того жил в Улан-Удэ, работал в местной ГТРК, играл в театре, учился в институте, вел правительственные концерты, и не только.
Правительственные концерты, надеюсь, в мужском костюме?
Да все в мужском! Вы что! Я тогда даже не представлял, что может быть иначе. Когда там добился всего, приехал в Москву. Сначала шил костюмы «Сливкам», «Миражу», «Гостям из будущего». Я сам сажусь за машинку и строчу. Все костюмы, которые у меня есть, сшиты в моей мастерской. Костюмы травести — специфические, и для закройщиков — проблема: вроде бы модель женская, но талия ниже, плечи шире, центровка сосков другая. А я могу с закрытыми глазами сделать выкройку. Кстати, все, кто знает меня по выступлениям в клубах, на корпоративных вечеринках, где на мне — блестки, перья, бриллианты и воротник от Юдашкина, не понимают, в чем я выхожу в телепрограмме. Звонят мне: «Это что было? Где дорогие валютные платья?» Я говорю: «Я не могу по центру Пензы идти в платье со шлейфом три метра, усыпанном Сваровски и с девятью страусиными перьями в хвосте». Поэтому у меня все жизненное. Чем ближе к народу, тем лучше. Вот эта кофточка ваша подошла бы.
Я вам ее не дам.
Когда я понял, что утомился сниматься в одной и той же куртке, я быстренько поскакал в магазин «Фамилия» и приобрел себе аж за 200 рублей блузон, какой-то кардиган и как последняя московская модница приехал на съемки.
Мы ушли от биографии.
Мой знакомый привел мне двух мальчиков, которые работали в жанре травести-пародии. Им нужны были новые костюмы. Я им шил костюмы на Пугачеву и Наташу Королеву. А когда приезжал к ним на примерку, мне интересно было все померить, что у них висело в шкафу. Так же ко мне сейчас приезжают: дай то померить, дай другое. Я пробовал у них на каблуках скакать и парики надевать. А потом один из этих мальчиков не смог работать, и мне предложили попробовать. Я отвыступал. Думаю: полнедели сидишь, шьешь за 50 долларов штаны, пиджаки, а тут попрыгал на сцене в женских тряпках, пооткрывал рот под фонограмму — и те же деньги. Да еще тебе аплодисменты.
Из программы
Сюжет про Якова, который стал Софьей. Но потом понял, что быть мужчиной все-таки лучше, и сейчас уже накопил(а) 6 тысяч долларов на новую операцию. В магазине одежды ведущий говорит Софье-Якову:
— Тебе мини — вообще празднично. Сосочки должны проглядывать эротически.
Сами сюжеты вас не смущают? И то, как их снимают: когда, к примеру, Яков-Софья лезет в кадре на гинекологическое кресло.
Он ходит к гинекологу. Самое ужасное, что, когда все это снимаешь, привыкаешь к героям. Например, друзья меня спрашивали про сюжет из первой программы: «А тебе жалко было эту девушку из Одессы, с культями, которой нравится Олег Газманов?» Я говорю: «Ни капельки». — «Как?!» Я с ней общался три дня. И уже не помнил, что у нее нет рук. Она настолько сильный человек. Любая помощь обижает ее. А вот если ей сказать: «Ну что ты телишься, еле-еле идешь. Давай быстрее!» И она ловит кайф от того, что ее воспринимают обычным человеком. Когда ты снимаешь, то живешь с ними одной жизнью, а когда смонтируют, все выглядит иначе.
И в стилистике этой программы, и НТВ в целом все выглядит иначе.
Некоторые мои друзья вообще не понимают, зачем это показывать.
И зачем?
А что показывать-то? Как какая-то модель влюбилась в бизнесмена? Интерес в том, что все думают про наших героев, что они несчастны, что им не повезло в жизни. Как той девушке без ног, что оказалась под поездом, но встретила любимого человека. Она идет по улице, и никто не знает, что она, может быть, самая счастливая на свете.
В чем для вас главная разница: съемки в программе и выступление в клубе?
На программе мне очень тяжело. В ночном клубе люди знают, куда они идут и что увидят. Я там как рыба в воде. Здесь же я чувствую себя дискомфортно. Мы, к примеру, приехали снимать в один город. А у них там День города. И мне надо идти по главной улице и брать интервью. Я понимаю, какое внимание привлечет эта двухметровая тетка. Я говорю: «Я не пойду. Стыдно мне. Неловко я себя чувствую». Режиссер мне: «А я думал, тебе пофиг». Я говорю: «Когда я надеваю женские колготки, я не получаю сексуального удовлетворения. Я не завожусь оттого, что я в парике, в платье и с накрашенным лицом. Я понимаю, что должен выполнять какую-то задачу. Но не те предлагаемые обстоятельства, не те декорации». Начинаешь зажиматься, прятать лицо. Стремно мне. Я уже говорил, я думал, будем снимать развлекуху: «Гоп-гоп, мы спиваем». Могла бы получиться хорошая программа с моим юмором и опытом. Но это все равно что мне, русскому повару, приехать в Японию. Стоят перед тобой шесть тысяч поваров, и тебе нужно научить их варить холодец, лепить русские пельмени и вареники. А они всю жизнь лепили суши. Так этим шести тысячам легче меня научить лепить суши, чем мне обучить их. Так и здесь получилось: где-то меня ломали, перестраивали, где-то я сам перестраивался, где-то мне до сих пор неловко. Но я уже понимаю, что хода назад нет.
В этот момент раздался звонок в дверь, и к Владиму пришел его коллега-актер, который выступает в клубах под именем Гертруда. Зазе надо было за час сшить Гертруде концертную юбку. Я решила девочкам не мешать.