Журнал «Огонек» и телеканал «Домашний» представляют неизвестные библиотеки известных людей
Режиссер Павел Лунгин знаком зрителям по фильмам «Такси-блюз», «Олигарх», «Остров». Долгое время он жил в Париже. Но несколько лет назад вернулся в старую семейную квартиру, в которой жили еще его родители — мама, переводчица книги «Малыш и Карлсон» Лилиана Лунгина, и отец, сценарист Семен Лунгин.
В вашей квартире на кухне в 70-е собирались многие представители советской интеллигенции. По прежним временам квартира почти буржуазная…
Это правда. Но мои родители, и я потом, делали максимум для того, чтобы сократить эту буржуазность — населяли ее огромным количеством замечательных людей. Меня это у Чехова всегда поражало. Я помню чеховский дом в Ялте и маленькие комнатки, в которых спали гости. Стоит диванчик и крошечный столик, и нам говорят: «А здесь жил Бунин». Где он тут жил? Тут же проходная комната. Ничего, тут и жил, и спал на диванчике, и писал, и это было как-то совершенно по-другому, чем сейчас. Я видел недавно по телевизору передачу, посвященную гардеробной Ксюши Собчак. Эта гардеробная произвела на меня глубокое впечатление.
А кто из ваших гостей вам более всего запомнился?
Пожалуй, Виктор Некрасов. Он всегда останавливался у нас, когда приезжал из Киева в Москву. Мама была очень открытым человеком, всех звала. В столовой стоял диванчик, где Некрасов спал. Он не просто приходил сюда, он у нас жил.
Я принес из своей домашней библиотеки первое издание «Карлсона» в переводе вашей мамы… Она читала вам эту книгу?
Да, конечно. Я даже не знаю, кто на кого повлиял — я на Карлсона или он на меня, но мне казалось всегда, что я на него, что очень много в нем от меня. Я помню, как они с отцом переводили книгу. Мне было тогда лет 8 — 10. Отец очень много помогал, поэтому в книге появились такие чудесные реплики и шутки, потом вошедшие в разговорный язык: «Пустяки, дело житейское», «Мужчина в самом расцвете сил»... Вы знаете, что «Малыш и Карлсон» нигде больше не известен, кроме как в России? Ни во Франции, ни в Британии. В Швеции любят Астрид Линдгрен, но там гораздо больше известна Пеппи. Это невероятная удача Карлсона, который стал для России героем и песен, и фильмов, и удача перевода, который не менее интересен, чем оригинал.
На вашем столе лежит книга Алексея Ивано’ва. Или Алексея Ива’нова — не знаю, как точно.
Я бы сказал Ивано’в, его сила как раз в том, что он Ивано’в, что он родился в Перми. Он живет за Уралом и совершенно не хочет переезжать в Москву. С ужасом относится к этой гламурной тусовке, абсолютно трезво и осознанно пытается быть не Ива’новым, а Ивано’вым.
Чем вас привлек его роман «Золото бунта»?
Мне нравится прежде всего его интонация, этот стиль, это восприятие жизни. Я люблю и другие его романы: «Географ глобус пропил», «Общага на крови». Есть некоторые музыкальные ноты в его написании, которые мне нужны, как витамин. Мой уставший организм хочет этого взгляда. Каждый раз в его замысловатых сюжетах, как в «Золоте бунта», мы видим людей сметенных, потерявших нравственные основы и вообще какой-то смысл жизни, раздавленных этим бунтом. Там происходят глубинные христианские, библейские искания людей, поиски добра и зла, своего пути. Отсюда такой мощный диссонанс с современной разбитной литературой, в которой, наоборот, надо все брать. Мы сейчас обсуждаем с ним одну работу. Я обратился к нему как к сценаристу, который может мне дать «мясо». У него много вокруг реальных людей, интересных мне.
В романе Юлия Дубова «Большая пайка», по которому вы поставили фильм «Олигарх», вас тоже интересовали характеры?
Кино гораздо более грубая вещь, чем литература. Литература бесконечна, она не навязывает зрительных образов. Кино — это уже зомбирование, навязывание образа.
Вы считаете, роман Дубова интереснее, чем ваш фильм?
Они просто разные. Я вытаскиваю из романа Дубова то, что меня больше всего заинтересовало: как компания нормальных советских интеллигентов совершает восхождение к богатству. Дружба — главное, что между ними было. Но она начинает им уже мешать, начинается предательство. Они приходят к тому, что надо убивать. Кого убивать? Ближайшего своего друга, почти брата. Это трагедия нового времени. Мне кажется, я пытался сделать историю про конец интеллигенции. Сила интеллигенции в том, что у нее ничего нет, в том, что она живет духовными интересами, что для нее поговорить на кухне и прочитать книгу важнее всего. Я помню, как люди отдавали месячную зарплату за томик Мандельштама из «Большой библиотеки». Этот мир жил такими ценностями. И вдруг появился совершенно иной мир, где интеллигенции больше нет. Нет кухни. Люди ходят в кафе, а противостояние с властью означает совершенно иные вещи. Деньги становятся главной ценностью. Если не деньги, то, по крайней мере, некоторая гламурность. Интеллигенция не выдержала. Это было чудо русской культуры, которое рассасывается, размывается. Мы становимся менеджерами, технократами, маргиналами. Проартикулировать в фильме этого я не мог — надо было бы очень много рассказать экономических историй и много объяснить, а роман занимает 600 страниц.
Следующий выпуск передачи «Библиотека «Огонька» — в субботу, 5 мая, в 9:30. О своей библиотеке расскажет режиссер Александр Ширвиндт.
Фото АЛЕКСАНДРА ШАТАЛОВА