Морис Дрюон: «Люблю эпоху, в которой живу»

26 марта в Москву по приглашению Российской академии наук (РАН) прилетает знаменитый французский писатель и академик Морис Дрюон (на фото), недавно избранный иностранным членом РАН по отделению истории и филологии. Перед отлетом в Россию классик, которому 23 апреля исполняется 89 лет, дал интервью специально для «Огонька» Никите Белову

Ваши предки родом из Оренбурга, и однажды вы сказали, что вы немного русский…

Да, я чувствую себя связующим звеном между Россией и Францией. Русская культура сыграла исключительную роль в моей жизни. У Толстого я учился писать романы.

Однако наши национальные характеры совершенно различны — русские эмоциональны, французы — большие рационалисты…

Но именно в силу этих различий русские и французы дополняют друг друга. России, быть может, нужно больше порядка, а нам — больше фантазии и мечты.

Надо ли России искать свой собственный путь к демократии или следовать дорогой, проложенной Западом?

Россия должна стремиться к демократическому устройству, но для этого ей совсем не надо следовать примеру других стран. Я думаю, что Россия создает собственную демократию, которая ей больше всего подходит.

Президент Ширак, которого называют «последним голлистом», уходит из большой политики. Это конец целой эпохи в российско-французских связях…

Во внешней политике он был очень хорошим президентом. Он не отступал от своего курса, не захотел, чтобы Франция участвовала в иракской войне. И он сделал все для того, чтобы сохранить привилегированные отношения с Россией.

Вы остаетесь голлистом?

Разве может быть иначе?! Голлизм не является ни политической доктриной, ни программой. Быть голлистом — значит иметь определенную нравственную позицию в отношении различных событий. Это форма морали перед лицом испытаний. «Наша честь и высшие интересы Франции обязывают нас продолжать сражение», — заявил генерал де Голль 22 июня 1940 года.

Какие же цели должен ставить перед собой государственный лидер?

Благополучие и величие страны. Я не думаю, что последнее зависит от масштабов ее лидеров. К сожалению, не все политики выдерживают испытание властью.

В какую эпоху вы — писатель и историк — хотели бы жить?

Я люблю ту эпоху, в которой живу со всеми ее сильными и слабыми сторонами.

25 марта Европейский союз отметил свое 50-летие. Есть ли что праздновать?

Конечно. Благодаря единой Европе — не считая Косово — на Старом континенте войн не было. Я не знаю, вступит ли когда-либо Россия в Европейский союз, но мне бы этого очень хотелось. Я убежден: Россия и Европа будут поистине велики только тогда, когда они объединятся. Об этом я говорил и президенту Путину.

Томас Манн называл французскую, английскую и немецкую литературу великими, а русскую — святой. Вы с ним согласны?

Вполне. Это связано, на мой взгляд, с русским темпераментом, которому присущ мистицизм. Коммунизм — безбожная религия — продержался в России целых 70 лет только потому, что русские его обожествили, наделили мистицизмом.

Недавно ушел из жизни знаменитый писатель — уроженец России Анри Труайя.

Он был моим самым близким другом. Нас связывало 60 лет дружбы. Труайя был русским, родился в Москве, но никогда не ездил в Россию. Я привез ему фотографию московского дома, где он жил. Он сохранил в своей памяти Россию такой, какой запомнил ее в детстве.

В чем причина успехов ваших романов в России, которые изданы тиражом более 20 миллионов экземпляров?

Я сам этого толком не понимаю. Может быть, успех связан с тем, что в течение всей коммунистической эпохи русские хотели читать книги, которые не соответствовали партийной линии. Мои же исторические романы не имели с этой линией ничего общего.

Какую книгу вы сейчас пишете?

Я перестал писать романы и занялся мемуарами. Первый том уже вышел. Он называется «Аврора, идущая из глубины небес». Второй том, работу над которым я заканчиваю, называется «Это была моя Франция, моя война, моя боль». Возможно, будет и третий, если того захочет Господь Бог.

Будут ли читать Мориса Дрюона через 100 лет в России и во Франции? Или вам это безразлично?

Совсем не безразлично. Я был бы очень доволен, если бы мои книги читали и через 100 лет. Думаю, что у меня будут читатели — может, меньше, чем сегодня. Действия в моих популярных романах разворачиваются шесть веков тому назад. Всех интересует и будет интересовать наша история.

Фото ИГОРЯ ЗОТИНА/ИТАР-ТАСС

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...