Героями фильмов, книг и опер становятся далеко не все технические приспособления, а только те, которые радикально уничтожают пространство. Никому не придет в голову писать триллер о велосипеде, а вот об автомобиле — запросто. Телефон — герой множества новелл («Крысолов» Грина), фильмов («Телефонная будка» Шумахера), даже опер («Человеческий голос» Кокто и Пуленка).
Сегодня знаковым персонажем сделался мобильник — эта штука гораздо радикальнее обычного телефона, ибо, во-первых, позволяет вас достать в любой точке пространства, а во-вторых, в силу кажущейся автономности наделена как бы собственной волей. Мобильник — идеальный медиатор. Всегда кажется, что по нему можно позвонить куда угодно, в том числе на тот свет.
Вообще созвучие «мобильный — могильный» наводит на мысль о некоем замобильном пространстве, связь с которым может быть осуществлена только при помощи мобилы. Именно на мобильных звонках из мест, откуда никто и никогда еще не звонил, основаны самые пронзительные эпизоды множества триллеров — в диапазоне от «Башен-близнецов», где люди связываются со своими близкими буквально из ада, до множества аэротриллеров, где герой звонит возлюбленной из падающего самолета.
Такое иррациональное могущество мобилы наводит на мысль о ее скрытой враждебности человеку — ибо действие ее слишком таинственно, чтобы считать хитрый прибор окончательно прирученным.
В «Мобильнике» все того же неутомимого Кинга, только что переведенном у нас, человечество оказывается жертвой мобильной заразы. Дело в том, что мобильник обладает еще одним важным свойством действительно этапного изобретения — он универсален, не иметь его нельзя. Именно это превращает его в абсолютное оружие массового поражения. Вот почему Кинг не ошибся с выбором главного злодея.
Мобила — примета насквозь прозрачного мира, обладателя мобильной связи можно достать везде: в бассейне, в постели, в самолете. Одновременно это и способ внешнего мира достать вас там и тогда, где вы хотите быть принципиально недосягаемы. Именно в этом — его грозная, трагическая функция; «Звонок», где угроза приходит через стационарный аппарат, быстро сменился японским же «Одним пропущенным звонком» — где за вами охотится уже ваша собственная мобила.
Справедливости ради признаем, что первый по-настоящему талантливый «мобильный триллер» еще в 1999 году написал русский писатель Леонид Каганов — его рассказ «Росрыба» повествовал о братке, который решил прыгнуть с парашютом и обнаружил, что шелковый мерзавец не раскрывается. Приняв это за козни конкурентов, он успел в процессе падения обзвонить всех своих киллеров и заказать тьму народу. Но тут парашют раскрывается, а времени отменить распоряжения уже нет.
Любопытно, что в рассказе семилетней давности мобильник еще не имеет, так сказать, собственного лица. Но уже в «Бумере» (2004) он вырос до грозного символа. По мобиле сообщается в основном, кто кого крышует и заказывает, но эта же мобила связывает героя с возлюбленной, а возлюбленная тянет его из воровского мира в домашний, милый, нормальный. Когда мобила пропадала, завалившись в одну из бесчисленных щелей и складок «бумера», это выглядело грозным предзнаменованием, а в конце, безответно пища под сиденьем, напоминала о прекрасной упущенной жизни. Связь с далеким, невозможным, прекрасным миром — вот функция мобилы в новорусском кинематографе, пространство которого так тесно и душно, что из него все время хочется связаться с чем-нибудь принципиально иным. По мобиле можно позвонить той, которая всегда поймет и утешит, или сделать сыну любовную выволочку за двойку — после чего вернуться к ненавистному кидалову и мочилову.
Женское отношение к мобильному телефону принципиально другое: если для мужчины он — друг, спутник, средство связи, признак навороченности и вообще некая альтернатива пенису, обладающему всеми этими характеристиками, то у женщины он вызывает ассоциации с чуждой и злой силой, которая отнимает любимого. Мобила звонит в самый неподходящий момент, вырывает героя из объятий и гонит либо на работу, либо на стрелку (а стрелка что ж, не работа?) — словом, к мобильнику обычно ревнуют. Наиболее ярко это выразилось в песенке Эльдара Рязанова из «Старых кляч»: «Ах, твой мобильный, твой дебильный телефон!» Впоследствии эта тема варьировалась во многих лирических стихах и бесчисленных женских детективах, где мобильный героя обозначал его принадлежность к жестокому миру форсмажоров. Вот ненавистный прибор задребезжал, герой-силовик вскинулся на кровати, выпутался из сонных объятий утомленной красавицы, выслушал, изменился в лице, бросил «Еду!» — и принялся натягивать кобуру и носки (прежде в функции мобильника выступал будильник — см., например, «Осенний марафон»). Это было особенно наглядно во времена, когда мобильная связь использовалась лишь в экстренных обстоятельствах.
Где-то с 2004 года, когда мобильная связь заметно подешевела, тема экстрима стала уходить на второй план. Теперь на мобилу звонят просто потому, что нечего делать в ожидании транспорта или опаздывающей девушки; впрочем, чаще в таких случаях шлют дурацкие эсэмэски.
СМС — принципиально новый род литературы, поскольку они вернули словесности мускульное усилие, физическую трудность набора. Печатать легче — отправлять СМС почти так же трудно, как писать от руки. Это сообщило письмам утраченный телеграммный лаконизм, а функция «срочное сообщение» вообще свела общение к обмену шаблонами: «Как ты?» — «Хорошо», и все это одной-двумя кнопками. В новых романах Оксаны Робски, в прозе Минаева, в гламурных и антигламурных романах последнего года СМС-стиль перекинулся и на общение — я назвал бы это возвращением к Хемингуэю, к его напряженному лаконизму. Правда, тогда люди так говорили потому, что многое упрятывалось в подтекст, объяснялось сдержанностью героев и сложностью переживаний, а сегодня их сдерживает трудоемкость набора СМС. Письмо Татьяны к Онегину в СМС-варианте свелось бы к «Пишу. Другой? Никогда. Кончаю. Страшно».
Есть, наконец, еще одна важная функция мобильника — представительская. Телефон свидетельствует не столько о достатке, сколько о характере владельца. Это стало важной характеристикой персонажа в текущей литературе и особенно в кино: женщина с пушистым футляром в виде котика — наверняка мечтательница-идеалистка; мужчина с маршевым рингтоном — националист и консерватор; девушка с миниатюрным и сильно навороченным мобильником — почти всегда такая же дура и стерва, как блондинка в джипе. А у положительного героя в мобильнике играет классическая музыка, и еще он все время щелкает фотокамерой — это олицетворяет его доброжелательное любопытство к внешнему миру.
Мобильный телефон, обрастая все большим количеством наворотов (фотокамера, рингтон, наличие или отсутствие прибамбасов и фенек), постепенно вытесняет человека, заменяет его. В фильме «Питер FM» мобила красивой девушки случайно достается красивому юноше, и он живет с этим телефоном, нимало не нуждаясь в девушке. Девушка ему звонит на собственный мобильник, они ведут разговоры, договариваются о встречах, которые обязательно срываются, — в общем, мобила вполне заменяет свою взбалмошную владелицу, ибо транслирует ее с исчерпывающей полнотой. Делов-то — транслировать, если девушка вся состоит из пары дежурных словечек? Любовь современных персонажей — это, в сущности, взаимоотношения двух мобильных телефонов; во всяком случае, когда в финале «Питера» несчастная мобила тонет, кажется даже странным, что девушке ничего не сделалось. Не зря фильм Дуни Смирновой называется «Связь». Связь — главное, что у нас есть. Сами-то мы уже практически отсутствуем.
В недалеком будущем следует ожидать ремейков популярных произведений в самых разных жанрах — лично я работаю над либретто оперы «Аскольдова мобила». А главная фраза всей русской литературы — из прославленной летописи — должна в новой редакции звучать так: «Вся земля наша велика и мобильна, а порядка в ней нет».