Статья Марка Солонина «У нас было две войны» («Огонек» № 25) продолжает волновать наших читателей. На форуме «Огонька» даже после публикации читательских откликов («Огонек» № 29) продолжает бурлить дискуссия. У читателей возникают новые вопросы. «Огонек» переадресовал их Марку Солонину
Многие, что следует из почты «Огонька», обиделись на вашу публикацию с недогматической трактовкой начала Великой Отечественной войны. Как вы считаете, почему люди до сих пор отстаивают сложившиеся стереотипы?
Распад Советского Союза, утрата статуса сверхдержавы стали тяжелой психологической травмой для многих наших соотечественников. В результате любая попытка недогматической трактовки событий советской истории вызывает совершенно неадекватную реакцию: начинаются крики, поток матерной брани, поиски происков «мировой закулисы» и пр. Но я хочу, напротив, замолвить слово за нашего бедного — во всех смыслах этого слова — читателя. Во-первых, у наших врачей-учителей, бывших инженеров и бывших астрономов просто нет денег на покупку бумажных книг. Во-вторых, ситуация в отечественном книгоиздании просто пугающая. Сегодня любой графоман, а то и просто психически нездоровый человек может — при наличии денег или спонсоров — издавать и тиражировать любую чушь. Зайдите в большой книжный магазин и посмотрите на удручающее изобилие военно-исторических книг. В каждой книжке обещают сенсационные разоблачения и «документы из секретных архивов» (фраза, к слову сказать, абсурднейшая: если документ все еще засекречен, то его публикация является уголовным преступлением). А что же под обложкой? В лучшем случае коряво написанный пересказ пяти таких же опусов, в худшем — прямая фальсификация. Вот поэтому я не очень-то и обижаюсь на тех, кто меня ругает, не читая, — я для них «один из этих, нынешних».
Вы говорили, что нынешняя российская историческая наука — речь не только об историках войны — фактически ничем не отличается от бывшей советской...
О том, что нынешняя историография Великой Отечественной войны «не отличается от бывшей советской», я никогда не говорил. Вообще, текст, который вышел под моей фамилией в 25-м номере «Огонька», представляет собой весьма вольный пересказ моей беседы.
Вернемся, однако, к сути вопроса. Причины, по которым насквозь лживая версия истории участия Советского Союза во Второй мировой войне дожила до начала XXI века, действительно глубоки, и одной ленью и равнодушием историков этот феномен не объяснить. Главное в том, что история той войны все еще не стала прошлым. Это наше настоящее, и очень даже политически-актуальное настоящее. Россия находится в процессе изрядно затянувшегося выбора путей развития. Для одной из сторон этой борьбы, для приверженцев авторитарно-державной идеологии, миф о сталинской империи, которая сначала стала невинной жертвой «внезапного нападения», а затем «как один человек» пошла в бой под предводительством мудрейшего генералиссимуса, по прежнему является действенным аргументом в деле оболванивания электората. Просто так они эту позицию не отдадут.
Можно ли в таком случае вообще говорить о честном историческом подходе?
Не только можно, но и нужно. Нужно желание честно работать (то есть искать исторические факты и уж тем более не скрывать найденные) и не врать. Здесь, правда, есть один тонкий момент. Не случайно в русском языке существуют два слова — бесстрастный и беспристрастный. Так вот, бесстрастным живой человек, тем более писатель-историк, быть не может. Другое дело — беспристрастная готовность строить выводы на основании фактов, а не выдумывать несуществующие факты в угоду директивно-заданным выводам (чем, собственно, и занимались советские историки-пропагандисты).
Для того чтобы исследование историка превратилось из факта его личной биографии в событие общественной жизни, нужен государственный заказ на правду об истории государства. Это прежде всего открытость и доступность архивов, это — государственные гранты на выполнение конкретных исторических исследований и прозрачная, конкурсная процедура их распределения, это — государственная поддержка издания научной литературы и многое-многое другое, без чего труды историков превращаются в междусобойчик.
В 90-е годы говорили о необходимости осуждения коммунистической идеологии на некоем процессе, подобном Нюрнбергскому. Сейчас сама идея покаяния сошла с повестки дня общественной дискуссии. Отчего? Почему Германия нашла в себе силы пройти путь денацификации до конца, а Россия затормозила даже на дальних подступах к десталинизации и десоветизации?
Все гораздо проще и прозаичнее. Германия не сама стала на путь денацификации. Ее на этот путь наставили, причем отнюдь не уговорами. И на Нюрнбергском процессе осуждена была не только — и не столько — гитлеровская идеология. Преступной организацией была признана национал-социалистическая партия и все созданные ею структуры, одно только участие в руководстве этими структурами было признано уголовно наказуемым деянием. По приговорам военных трибуналов были казнены 480 фашистов, более 10 тысяч отправились искупать свою вину в тюрьмы и трудовые лагеря. Только в американской зоне оккупации Германии 13 миллионов (!) немцев заполнили анкету из 131 вопроса касательно их соучастия в преступлениях гитлеровского режима. По результатам этого анкетирования более 600 тысяч человек понесли наказания — главным образом в виде запрета на поступление на госслужбу. Вот на такой здоровой, очищенной от нацистской скверны почве и выросли два поколения немцев, которые подняли Германию из руин и превратили ее в процветающее демократическое государство.
Стоит ли говорить о том, что ничего подобного в нашей стране не было? На крови и костях десятков миллионов рядовых граждан сталинский режим вышел из войны в ореоле победителя и даже «участника коалиции демократических стран». Высокопоставленные деятели сталинского режима на Нюрнбергском процессе присутствовали, но в качестве обвинителей — отнюдь не обвиняемых. Ну а в ходе перестройки именно представители партийной номенклатуры стали «владельцами заводов, домов, пароходов», а затем овладели и самым дорогостоящим активом — государственной властью. Стоит ли удивляться тому, что старо-новая постсоветская элита пресекла в зародыше любые попытки проведения самоубийственной для нее десталинизации и десоветизации?
В своих книгах вы часто ссылаетесь на работы немецких ученых, воспоминания немецких генералов. Не возникает ли некий крен в исследованиях, когда чужая военно-историческая наука является для российского историка более авторитетной помощницей, чем отечественная?
Я не только никогда не объявлял советскую мемуаристику совершенно некондиционной, но, напротив, постоянно отстаивал и отстаиваю необходимость использовать послевоенные воспоминания (причем не только генералов, но и рядовых) в качестве одного из источников. Именно так — одного из. Что же касается ситуации, при которой чужая военно-историческая наука становится для российского читателя более авторитетной, чем своя, то это уродливая хромота, от которой необходимо скорейшим образом избавляться. Да и откуда же у независимого западного историка (если только это не засланный казачок) может оказаться допуск к тем архивам, в которые не пускают российских исследователей?
Сейчас я работаю над книгой, посвященной началу второй советско-финской войны (июнь-июль 1941 года). Формально война эта началась утром 25 июня, когда советская авиация нанесла массированный бомбовый удар по объектам в южной части Финляндии. В сводке Совинформбюро за 25 июня об этом было сказано так: «Наша авиация нанесла ряд сокрушительных ударов по аэродромам немцев в Финляндии». Традиционная советская историография выражалась чуть мягче — аэродромы, разумеется, были финскими, но на них базировалась немецкая авиация. Я же на основании всех известных мне документов и фактов категорически утверждаю, что ни одной эскадрильи люфтваффе на аэродромах Центральной и Южной Финляндии не было.
После того как я высказал свою точку зрения в радиопередаче на «Эхо Москвы», по интернет-форумам немедленно пронеслась волна возмущенных голосов: «Какой-то там историк-любитель из Самары утверждает, что немецкой авиации не было, а сам настоящий финский историк господин Геуст пишет, что она там была». Разумеется, я заинтересовался этим автором и его статью, переведенную на русский язык, нашел. Да, действительно, есть такое утверждение. А рядом с ним — ссылочка с номером. А в конце сборника — расшифровка этого номера. Знаете, где почерпнул финский историк информацию о том, что «многочисленные немецкие самолеты готовились нанести удар по Ленинграду с аэродромов Финляндии»? Из книжки «Бойцы особого фронта», изданной в СССР в 1980 году.