… И снится мне: вступаю в ВТО я. Моя семья на этом огребла костюм американского покроя, большой фастфуд и толику бабла. Теперь мне репутацию починят, хоть я уже давно не либерал! Теперь во всех домах я буду принят, где прежде у порога обмирал. Желанным гостем в каждой части света я сделаюсь теперь наверняка. В порыве благодарности за это хочу писать статью для «Огонька» — о перспективах нового расклада, о притяженье мировой души… Но слышу голос:
— Этого не надо. Умри, Денис, и больше не пиши. Свои публицистические сопли втяните в нос, а слезы счастья — в глаз. Увы, неконкурентно вы способны. Полно своих писателей у нас.
— Ну ладно, — говорю, слегка сконфужен. — Зато я больше не страна-изгой… Коль я в своей профессии не нужен, могу себя попробовать в другой. У всякого имеются резервы. Не посягнув на собственность ничью, попробую прожить за счет фазенды, на даче огородничать начну…
И вновь в окошке некто показался и мне заметил жестко, как врагу:
— Простите, ваше сельское хозяйство рентабельным назвать я не могу, поэтому его оставьте тоже. Фазенда ваша — хлам и буерак. Дотировать ее — себе дороже, а пайку хлеба вам дадут и так.
— Ну что же, — говорю. — Не больно надо. Отрезан, говорю, и этот путь — но есть любовь. Она моя отрада. Забудусь-ка в объятьях чьих-нибудь! Конечно, секс — сомнительная доблесть, умеет даже мышь плодить мышат, но это, знать, единственная область, в которой мне трудиться разрешат!
Но слышу голос:
— Секс? С таким-то пузом?! Сидите дома, жалкий удалец, и предоставьте действовать французам, американцам, немцам, наконец! Они доводят женщину до криков, а вам, любезный, время на покой. Сидите на фазенде, мистер Быков, трудясь своею собственной рукой.
— Ну что же, — соглашаюсь я, не споря, — отправлюсь на покой во цвете лет. Мне остается лишь напиться с горя. Тут, я надеюсь, конкурентов нет? (А сам при этом думаю тревожно: умеют пить и немчура, и чех…)
— Нет, — отвечает голос, — это можно. По этой части вы сильнее всех.
Приободрился я. Не верю чуду. Купил еды, бутылку приволок...
— А можно, — говорю, — еще я буду поплевывать при этом в потолок?
— Да, — говорят, — а то, ворон считая, баклуши бейте — вот они, прошу. И предоставьте гражданам Китая производить игрушки и лапшу.
Смотрю на них, хозяев полусвета, не знающих ни страха, ни стыда...
— А будете ли вы меня за это считать цивилизованным?
— О да. Лежите тут, нагуливайте жира, и вас сочтут — ручаюсь головой — хорошим парнем, гражданином мира и винтиком системы мировой.
Вот, думаю, удача-то какая. Ведь сколько помню, я мечтал всегда лежать, извечной лени потакая, избавившись от скучного труда, пить джин энд тоник, наслаждаться летом, порою обращаться к колбасе, но чтобы уважать себя при этом! И чтоб соседи уважали все!
— Ну, милый друг, — по стойке «смирно» стоя, ответил я с улыбкой чудака, — уговорил. Вступаю в ВТО я.
И в тот же миг проснулся от звонка.
Редакция без всякого участья напомнила мне быстро, где живу:
— Марш на работу! Сдайте «Письма счастья».
Блаженства не бывает наяву!