Ярослав Иванович, как-то меньше стало разговоров о том, что наше образование — лучшее в мире…
Образование в России перешло ту точку, когда кто-то мог говорить, что оно лучшее в мире. Мы с каждым новым раундом PISA и TIMMS — это авторитетные международные сопоставления качества компетенций выпускников школ — опускаемся на несколько позиций. Ректоры в один голос говорят, что с каждым годом знания абитуриентов падают.
Между тем утрата позиций в образовании — это ведь не потеря первенства в сборке телевизоров или даже атомных подводных лодок. Образование сейчас играет возрастающую роль в мировой экономике. Если мы возьмем экономику развитых стран (это США, Европейский союз, Япония), то увидим, что доля обучающих структур в ВВП растет и составляет около 8 — 9 процентов. Из которых около 5 — 6 процентов — доля традиционного образования (школа, вуз), остальное — это уже образование внутри компаний, самообучение, короткие программы, предлагающиеся рыночными структурами. Образование — это «мотор» других отраслей новой экономики. Рядом с образованием растет доля здравоохранения (его доля в ВВП примерно 8 — 10 процентов). Растет доля интеллектуальных услуг (15 процентов). Это консультирование, маркетинг, финансовые услуги, реклама. Мы должны сюда добавить производство инноваций (это еще 5 — 10 процентов по разным странам). По совокупности все это формирует до 40 процентов ВВП развитых стран. У нас это чуть больше 15 процентов. Через 15 — 20 лет там это будет до 60 процентов. А в России, если сохранится сегодняшняя тенденция, едва ли достигнет 30 процентов. То есть отставание здесь нарастает. Накачивая мускулы в производстве энергоносителей, мы становимся все более зависимыми от развитых стран в технологиях.
В чем причина этого отставания?
Простой ответ — недофинансирование отрасли. По расчетам, школа и гуманитарный вуз недополучают половину необходимого, технари и медики — три четверти. Но причины кризиса лежат глубже. Изменился «генный код» российской системы образования. Мы потеряли образовательную интеллигенцию.
Мы вступили в 90-е годы с мощным человеческим капиталом в системе образования. Это были люди, которым было интересно преподавать, вести научную работу, которые хотели иметь учеников и работали ради самореализации. Особенность интеллигенции: она мотивирована удовлетворением от собственного творческого труда и не променяет его на дополнительные материальные блага. Но в 90-е годы государство отказало этим людям не в дополнительных, а в основных материальных благах. На зарплату учителя, врача, профессора стало невозможно жить, поддерживая свой профессиональный статус: покупая книги, ходя в театры, выезжая на семинары.
Либералы 90-х, придя к власти, буквально выдавили наиболее творческую и динамичную часть интеллигенции с ее рабочих мест, на пополнение рядов предпринимателей и менеджеров. Этого нельзя было избежать и этого не надо было избегать.
Но университеты, колледжи, школы оказались оставленными самым слабым и консервативным членам прежнего академического сообщества.
А что предлагали российские университеты в 90-х годах своим потенциальным молодым преподавателям? Очень низкая, символическая зарплата. Отсутствие доступа к современной исследовательской базе и стажировкам. При этом очень медленная академическая карьера. Кто соглашался на все это? Во многом то были случайные люди.
То же самое происходило и в школе. Результат: все 90-е годы и все начало века у нас происходил и до сих пор происходит неблагоприятный отбор в систему образования. Кто поступает в педвузы? Те, кого больше никуда не приняли. Кто после педвуза идет работать в школу? Те, кто больше никуда не смог устроиться. В образование (так же, как и в здравоохранение, армию, систему МВД) приходят люди, для которых их работа — это просто способ заработка. Корни кризиса школы, кризиса высшего образования в России — именно здесь.
Государство платит учителю, профессору столько, сколько получает рядовой рабочий, то есть человек вообще без образования. Средняя зарплата учителя — 4 - 5 тысяч рублей при средней по экономике 8 — 10. Зарплата в университете — 5 - 10 тысяч. Это ненормальная ситуация, при которой люди в системе образования — это либо подвижники, либо те, кого просто больше никуда не взяли. Но система не может работать хорошо, если возрастающая часть ее сотрудников немотивированна и неталантлива.
Как же немотивированна? Цены на услуги репетиторов растут каждый год.
Мы как общество платим достаточно прилично и учителю, и врачу, и хорошему преподавателю вуза, но за пределами основного контракта. Он может заработать, взяв три ставки вместо одной. Или получая деньги от граждан за эксклюзивно оказываемые услуги. Но в результате он пренебрегает своим основным контрактом. А основной контракт предполагает, что педагог должен работать полный день. Ведь только за полный день мы можем ожидать, что он не просто проведет урок, но и останется с теми, кто плохо его усвоил, проконсультирует тех, кто самостоятельно продвинулся дальше школьной программы, отведет лучших на олимпиаду, разберется в детских проблемах, с родителями поговорит. Не говоря уже о том, чтобы почитать вечером научную или хотя бы научно-популярную литературу по своей специальности.
Та же ситуация и в системе высшей школы. Мы ее превратили в техникум с пятилетним сроком обучения. У нас в 1990 году 38 процентов преподавателей вузов занимались научной работой, а по измерению 2004 года — 16 процентов. По иронии это примерно столько, сколько занималось наукой в техникумах при советской власти. Как вы могли раньше представить профессора университета, который бы не занимался наукой? Который только читал бы по чужим учебникам? Сегодняшний преподаватель — это что-то вроде советского лектора общества «Знание»: соскочил с кафедры и побежал дальше.
Кризис образования не в устаревших методиках (методика — это производная от человека, который ее применяет). Не в том, что мы учим пять лет, а не четыре плюс два. Кризис образования в том, что очень большая — и все время возрастающая — группа стала имитировать обучение. Имитировать со стороны учителя и — как следствие — имитировать со стороны учащихся.
Может, просто произошло расслоение образования на элитное и массовое?
Нет, на образование и необразование. Если мы возьмем двадцатку лидеров, то людей, которые занимаются наукой, там больше. Но их в лучшем случае половина. И если мы к оценке их исследований подойдем с жесткими критериями — результаты многих окажутся вторичными, неоригинальными или не выдерживающими элементарной критики. Идет провинциализация российской науки. И в столицах тоже.
Но ведь ваши преподаватели работают консультантами в компаниях. Вы же это приветствуете.
Да, но основную часть дохода они получают в университете. Профессор «вышки» сегодня получает в среднем две тысячи долларов, из которых тысяча — это базовая ставка. Если бы у нас была возможность платить базовую ставку три тысячи долларов, я бы требовал, чтобы деканы ограничивали совместительство своих сотрудников. Эти сотрудники должны постоянно быть на факультете и быть доступны для студентов.
Как они будут знать, чем живет экономика, если они будут сидеть на факультете?
Они должны вместе со своими студентами приходить туда, где востребованы как консультанты, делать с ними исследовательские проекты. Но пусть этот контракт профессора с компанией идет в университет, как на Западе. Когда мы приглашаем западного профессора и платим за это 5 — 10 тысяч, то эти деньги мы платим университету, выкупая часть времени такого профессора.
Но главная проблема при раздаче денег — как отделить агнцев от козлищ, хороших преподавателей от плохих…
Это очень сложная задача. Есть ее популистское решение, и перед выборами власть на такое решение может пойти. Повысить зарплату всем школьным учителям — это 1,5 миллиона человек. Повысить мастерам производственного обучения ПТУ, преподавателям вузов и техникумов — их около 700 тысяч. Правительство планирует повышение зарплаты бюджетников в два раза по номиналу за три года. Боюсь, к 2008 году даже повышенная зарплата в образовании будет составлять все те же 65 — 70 процентов от средней по стране, что и сейчас. Ну, может быть, 75 процентов. Ситуация не изменится.
Надо ясно понимать, что это решает вопросы социальной поддержки сегодняшних работников образования и совсем не решает проблемы качества образования.
Есть другое решение?
Есть. Селективная поддержка со стороны бюджета возможна. По крайней мере, для работников университетов. Если в нашем представлении вузовский преподаватель должен вести исследования, давайте выделим тех, кто их реально ведет, и заплатим именно этим людям столько, сколько необходимо.
Можно повысить зарплату всем вузовским преподавателям. Бюджету это обойдется в 150 миллиардов рублей дополнительно. Будет это эффективно для экономики (и даже для самого образования)? При нынешнем составе преподавателей — явно нет. Слабые в образовании останутся, а новые не войдут. Слабые их не пустят. Сытые слабые — это самое страшное дело.
Альтернатива такова: повысим до 2000 долларов в месяц — через систему грантов и специальных надбавок — только тем 16 процентам, кто ведет исследования. Для этого нужно около 50 миллиардов рублей. Помимо того что деньги попадут по адресу, это будет стимулировать быстрое замещение слабых преподавателей нормальными. По мере того как в университеты будет приходить способная молодежь или возвращаться те, кто в свое время ушел «на заработки», финансирование университетов должно увеличиваться.
Вопрос в том, чтобы обеспечить исполнение базового контракта не только со стороны государства, но и со стороны преподавателя. Преподавательское сообщество должно восстановить существовавшие прежде механизмы самоконтроля и самоочищения. А то сегодня некоторые боятся к коллеге на лекцию зайти, не то что устроить обсуждение на кафедре…
Если все-таки государство пустит частный капитал в высшую школу, это решит проблему?
Нет, не решит.
Это правильное решение?
Нейтральное. Оно может принести пользу потому, что частный бизнес выгонит неэффективных менеджеров. Но бизнес должен заниматься зарабатыванием денег. А заниматься образованием и финансировать его должны государство и семьи. То есть те, кто рискует при неправильном выборе. Чем бизнес рискует? Разве он платит сегодня за обучение человека, которого нанимает?
