Истинные же злодеи оказались в тени
«ПРИ НЕВЫЯСНЕННЫХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ»
Именно эта туманная оговорка до сих пор сопровождает многие публикации, связанные с кончиной Горького. И предваряет, как правило, ряд версий. В том числе ту, согласно которой писатель был отравлен сотрудниками ОГПУ — ЧК по тайному указанию вождя.
Официальная легенда была такой: Буревестника угробили наймиты, подосланные врагами народа во главе с Троцким. Главными исполнителями оказались два лечивших Горького врача — Л. Левин и Д. Плетнев. Доктора, консультанты кремлевского Лечсанупра, «чистосердечно признались», что (цитирую стенограмму) «путем заведомо неправильного лечения умертвили великого писателя». Самым, однако, жутким рассказом Военную коллегию Верховного суда потряс личный секретарь и поверенное лицо писателя Петр Крючков. Это он по инструкциям бывшего руководителя ОГПУ — ЧК Г. Ягоды «готовил ценного клиента» для «врачей-изуверов». Сначала в холодноватый день 2 мая 1934 года напоил и оставил спать на садовой скамейке любимого сына писателя Максима Пешкова, после чего слабый здоровьем молодой человек заболел и умер. А затем взялся и за самого Буревестника, «разрушая его здоровье тем, что оставлял открытыми окна в спальне, в сырую погоду выводил в сад к костру, чтобы создать вредную разницу температур…»
Все трое были расстреляны. А несколько десятилетий спустя полностью реабилитированы. Их «чистосердечные признания» прихлопнула невзрачная синенькая тетрадочка — история болезни М. Горького. На суде 1938 года она даже не фигурировала. Только в начале 1990-х годов она была передана из архивов Лубянки для изучения медицинской комиссии. Эксперты единодушно пришли к двум выводам. Первый: лечение проводилось абсолютно правильно. Второй: вскрытие не обнаружило никаких следов яда в организме Горького, а лишь подтвердило крайнюю его изношенность. Сохранились письменные свидетельства любимой Горьким и чрезвычайно преданной ему медсестры О. Чертковой, которая присутствовала на вскрытии: «… У него плевра приросла, как корсет. И когда ее отдирали — она ломалась, до того обызвестковалась».
Так что никаких резонов подсылать к угасающему писателю лубянских специалистов по ядам у Сталина не было.
СЕМЕЙНАЯ ТАЙНА
Больше всего не повезло в этой истории Петру Петровичу Крючкову, или, как его называли в горьковском кругу, ПеПеКрю. Докторам Левину и Плетневу, хоть и посмертно, но вернули честные имена. Их показания были восприняты исследователями как вырванный пытками самооговор. Крючкова же даже после его посмертной реабилитации продолжали считать «тайным сталинским агентом». В какой-то мере тому немало поспособствовала сама должность Петра Петровича. Кроме того, в деле сохранились показания, что Сталин лично несколько раз вызывал Крючкова к себе. И с пристрастием расспрашивал то о содержании корреспонденции, приходящей Алексею Максимовичу из-за рубежа; то об участниках предстоящего 1-го съезда писателей. В середине 1990-х годов историк В. Шенталинский наткнулся в архиве КГБ на следы «Дела Крючкова». Оказывается, за ним велась точно такая же слежка, как и за Горьким…
Петр Петрович Крючков был действительно неоднозначным человеком. С одной стороны, прекрасный работник, которому Горький отдал на откуп не только все секретарские и издательские дела, но и доверил управление финансами.
С другой — он был жизнелюбом: умел поразвлечься, выпить, был ценителем прекрасного пола. После его романа с Полиной Тимофеевной Кусургашевой, горьковской именной стипендиаткой, тепло принятой в доме писателя, у Петра Петровича появилась дочь Зося. Из ее уст во время нашей встречи весной 2003 года я узнал о тайне, которую в свое время по большому секрету поведала ей мать. «Секрет» этот еще в 1934 году был известен на Лубянке и менял картину событий, начинающихся смертью Максима Пешкова и заканчивающихся кончиной писателя.
ТЕНЬ В ЯСНЫЙ ДЕНЬ
Оказывается, правдой в этой истории было одно: ПеПеКрю и Максим Пешков не были «врагами бутылки».
Но в тот обманчиво погожий день 2 мая 1934 года рядом с сыном Горького находился не ПеПеКрю, а совсем другой человек.
Но предоставим слово самой Зосе Петровне:
— После праздничного застолья на даче в Горках Максим Пешков и некий Павел Юдин, прихватив с собой бутылку коньяка, пошли на берег Москвы-реки. Там довольно длинный спуск. Они по деревянной лестнице спустились вниз, к беседке, где, очевидно, распили бутылку. Потом перешли поближе к воде, сели на берегу, поговорили и… заснули. Первым проснулся Павел Федорович. И почему-то не разбудив Максима, один отправился обратно, в общую компанию. В это время из Москвы приехал Крючков. Наткнувшись на Юдина, который в одиночестве поднимался по лестнице, он спросил: «Паша, а где Максим?»
Тот говорит: «Да внизу спит».
Петр Петрович бросился вниз, растолкал Максима и привел его в общую компанию. Уже к вечеру у молодого человека подскочила температура. На следующий день у него определили двустороннее воспаление легких. Несмотря на то что врачи предприняли все возможное, Макс умер.
У Максима же здоровье было не очень-то крепким. Он много лет провел в Италии. А тут вдруг в начале мая, когда земля еще очень холодная и от реки тянет, уснул на берегу. Так что это был смертельный номер...
КРАСНЫЙ ФИЛОСОФ
Итак, Паша, Павел Юдин. В доме Горького он тогда мелькал часто. В свои 35 он уже был директором Института красной профессуры — кузницы высших советских преподавательских кадров и исполнял обязанности оргсекретаря готовящегося 1-го съезда советских писателей (ССП), на котором Горькому была уготована роль свадебного генерала. Юдин готовил документы, работал над списком выступающих, персонально отвечал за правильную организацию процесса массового вступления в будущий творческий союз.
При подготовке съезда Юдин вместе с Александром Фадеевым написал статью «О социалистическом реализме». Статья была рассмотрена и утверждена на политбюро ЦК ВКП(б) через 4 дня после пьянки на берегу Москвы-реки, а затем опубликована в «Правде». Макс умер 11 мая 1934 года. Горький после этого впал в тяжелейшую депрессию — из-за него съезд пришлось в очередной раз отложить. Но Юдин использовал время для цементирования писательских рядов. Так что уже 15 августа на собрании партгруппы оргкомитета ССП он доложил, что «заявления о принятии в СП написали буквально все писатели. Не осталось ни одного писателя, за исключением Анны Ахматовой, которые не подали бы заявления в союз».
После съезда писателей Юдин пошел в гору. В годы «большого террора Павел Федорович стал главой Объединения государственных издательств РСФСР. Позже он уже директор Института философии АН СССР.
Еще до сих пор на библиотечной полке можно обнаружить изданный под редакцией П. Юдина «Краткий философский словарь».
До этого П. Юдин успел стать членом-корреспондентом АН СССР, а главное — поработать референтом у самого товарища Сталина. На партийном пленуме 1952 года Юдина включили кандидатом в высший орган страны — Президиум ЦК.
К тому моменту останки трех из четырех главных персонажей нашей истории уже без малого 20 лет лежали в своих могилах: Великий Классик — в Кремлевской стене. Его сын — на столичном Новодевичьем кладбище. А Петр Крючков — вообще неизвестно где.
На Новодевичьем же похоронили в 1968 году и Юдина. И до сих пор нет внятного ответа на вопрос: что же он делал на горьковской даче 2 мая 1934 года?
