После бала

В этой школе после майского выпускного бала нет слез расставания ни у учителей, ни у учеников. Потому что никто не расстается. Все возвращаются к работе в швейных цехах и стандартному распорядку дня: в женской колонии для несовершеннолетних нет каникул

Елена РОДИНА, МОСКВА - РЯЗАНЬ
Фото Михаил ГАЛУСТОВ

В колонии для девочек под Рязанью служат в основном женщины. В этом нет психологии — просто для соседнего села Льгово эта колония даже не градо-, а жизнеобразующее предприятие. Это означает, что сельским хозяйством во Льгове заправляют мужчины, а вот женщины приходят сюда. В этом смысле высокий забор, которым колония отгорожена от деревни, — условность. Во всяком случае, для тех, кто приходит сюда работать, жизнь на зоны не разделена.

 

ПСИХОЛОГИЯ МАКИЯЖА

В самой колонии должности не делят на женские и мужские. Женщины здесь не только учителя, они служат в охране, сидят целый день в дозорной будке, даже начальник склада оружия — тоже женского пола. Это не мешает здешним дамам следить за собой особенно тщательно. Яркий макияж, прическа, туфли на каблуках — непременное дополнение к форме (ее, кстати, носят все, кроме психолога и тех, кто, как здесь говорят, находится «в предвкушении родов»). Девочки-воспитанницы называют своих начальниц мамами. Вот они и стараются соответствовать. Из 161 работника колонии мужчин всего 30, но никому не приходит в голову называть их папами.

Людмила Ермакова — «колониальный» психолог, поэтому ей разрешается ходить в штатском. Когда она начинает подсчитывать, как долго работает здесь, то, кажется, забывает о присутствии корреспондента. «13 лет — целая жизнь, — наконец говорит она и уточняет: — Моей дочери — десять».

Кабинет, где она собирает девочек для разговоров и тренингов, оформлен в виде разноцветной пещеры: стены оплетены толстыми веревками, расписаны марсианскими пейзажами и фигурами людей, словно подвисшими в бескрайнем космосе.

«Нравится картина? — спрашивает Людмила, показывая на большой цветок-капусту на стене. — Это рисовала девочка, которая здесь за убийство».

 

ВО СНЕ И НАЯВУ

«Женский коллектив» в колонии вовсе не подразумевает долгих разговоров, чаепитий со сплетнями и конфетами. Столовая почти все время пустует: обедает каждый по отдельности, когда есть время, и максимум 15 минут. Здесь ощутимо отсутствие каждого работника, и ослаблять наблюдение за воспитанницами нельзя.

Пока мы говорим с психологом Людмилой, нас тоже ни на минуту не оставляют одних: подходят девочки, Людмила отходит в сторону и о чем-то долго с ними говорит. «Всплеск агрессии может спровоцировать все, что угодно, — объясняет она. — Кто-то долго не получает писем из дома, кому-то, напротив, пришла дурная весть, кто-то что-то не поделил. Поводы для ссор часто самые детские — воспитанницам по 14 — 18 лет, но многие так и не повзрослели».

Неслучайно многие работницы колонии пришли сюда с должностей воспитательниц в детских садах. «Только дети здесь немного другие», — говорит Людмила.

Но все равно дети. В их спальнях ряды двухэтажных кроватей украшают мягкие игрушки, а на уроках они пишут сочинения о том, каким видят счастье. «Знаете, что однажды мне написали? — говорит директор школы Людмила Степанчук, которая 16 лет проработала в колонии. — «Счастье — это проснуться на чистых простынях…».

Простыни, кстати, здесь разноцветные. У одного отряда — оранжевые, у другого — фиолетовые, у третьего — зеленые. Поэтому плановая просушка простыней напоминает митинг.

 

ДЕТИ СВОИ И ЧУЖИЕ

Здесь много цветов: на подоконниках — традесканции в горшках, на столах в кабинетах — тюльпаны в вазах. На столе одного из инспекторов лежит недовязанный шарф, но чаще в их кабинетах видишь те же игрушки, что и на кроватях воспитанниц. А на полке в кабинете Елены Чечеткиной, начальника отдела воспитательной работы с осужденными, синий пластмассовый медведь. «Нажмите ему на ноги, — вдруг говорит Елена Анатольевна. — Видите, у него голова начинает светиться. Там лампочка».

Вопроса о том, как же они разграничивают семью и работу, сотрудницы колонии не понимают: дома они постоянно обсуждают работу с мужьями и детьми, а с работы, где постоянно задерживаются, звонят детям и по телефону делают с ними уроки. Часто с будущими мужьями знакомятся здесь же, в колонии: находят их в числе немногочисленных работников-мужчин. Дети — вместо продленки в школе — нередко прибегают сюда посидеть с мамой «на зоне», многие, подрастая, идут сюда же работать.

Галина Давыдова, начальник сельхозцентра при колонии, например, живет от работы в десяти метрах. Ее старшая дочь работает здесь же бухгалтером, а младшая, Алена, после школы прибегает поиграть с девчонками, которые проходят реабилитацию в сельхозцентре накануне выхода на свободу.

Психолог Людмила, у которой дочери, напомним, 10 лет, сначала решила: мой ребенок ничего не будет знать об «этой жизни». А потом дочь пришла в колонию на утренник. И стала приходить часто. «Я подумала, что здесь она быстрее поймет, что хорошо, а что плохо, — говорит Людмила. — Всего ведь словами не объяснишь».

Колония — это и вправду постоянный урок, причем и для учеников, и для их учителей тоже. Урок постоянный — без перерывов на выходные и праздники.

Здесь живут без каникул, хоть и с выпускным балом.     

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...