Пора понять, где угроза Конституции

Сегодня вещдоки, в том числе и деньги, могут быть у преступников конфискованы, а вот имущество — нет

Сейчас, когда борьба с оргпреступностью и коррупцией опять стала болезненно обсуждаемой проблемой страны, ясно: преступность современнее наших законов, которые отстали и от времени, и от мировой практики

ВАЛЕРИЙ ЗОРЬКИН, председатель Конституционного суда РФ


ВАЛЕРИЙ ЗОРЬКИН,
председатель Конституционного суда РФ

В опубликованном недавно на русском языке докладе Национального разведывательного совета США «Контуры мирового будущего» (или Проект-2020) предстоящие для мира 15 лет названы периодом «всеобъемлющей ненадежности». В этом документе проблемам трансформации международного терроризма и организованной преступности уделено одно из первых мест. Причем подчеркнуто: Россия относится к странам, где организованная преступность будет особенно мощно процветать.

Как реагировать на такой прогноз? Один путь известен, он апробирован в советское время и заключается в том, чтобы, следуя известному анекдоту, махнуть рукой со словами: «Нехай клевещут!» Но так можно было действовать именно в советское время, в условиях железного занавеса и изоляционистской экономической политики. Теперь такой подход не пройдет.

В XXI веке действия в России по борьбе с преступниками, коррупцией должны быть адекватны времени. Мы обязаны вписываться в международно-правовые стандарты, которые Россия приняла, прежде всего в Конвенцию ООН против транснациональной организованной преступности (2000 г.) и Конвенцию ООН против коррупции (2003 г.). Необходимо привести наше уголовное и иное законодательство в соответствие с международными нормами.

Прежде всего нужно восстановить в уголовном законодательстве институт конфискации. Исключение его из Уголовного кодекса вызвало резкую и оправданную критику за рубежом (из-за этого принят ряд решений Европейского суда по правам человека против России).

Как известно, Госдума в апреле в первом чтении приняла соответствующий законопроект, который восстанавливает конфискацию в УК. Но уже ко второму чтению этот законопроект вновь встретил сильнейшее сопротивление. И опять ставится вопрос: надо ли конфисковывать преступно нажитое?

Позиция Конституционного суда здесь предельно ясна — надо. Поэтому КС два года назад и принял определение, в котором поставил вопрос о восстановлении института конфискации в Уголовном кодексе.

Прежде всего это требование международных конвенций, которые ратифицировала Россия. Но главное заключается в том, что, после того как в 2003 году конфискацию исключили из УК, можно изымать у преступников только то имущество и средства, которые относятся к вещественным доказательствам. Так сформулирована статья в Уголовно-процессуальном кодексе. Иными словами, поймали наркобарона с несколькими граммами наркотиков в кармане и с пачкой долларов в другом, это и конфисковали. Особняки, «мерседесы» — все остальное нажитое остается у хозяина, и он после отбытия наказания спокойно этим пользуется. По нынешнему Уголовному кодексу того же наркобарона или взяточника можно в материальном плане наказать только штрафом. Притом до миллиона рублей. Вот и получается, что украл 100 миллионов долларов, продал наркотиков на несколько миллионов долларов, а заплатил штраф в миллион рублей — и ты больше ничего не должен никому.

Ровно год назад, 3 мая 2005 года, Комитетом министров Совета Европы принята новая Конвенция об отмывании, поиске, аресте и конфискации доходов от преступной деятельности и финансирования терроризма. В этом документе содержатся жесткие требования о наличии конфискации как вида уголовного наказания (ст. 3). В скором времени Россия подпишет этот документ. Спрашивается, как же мы будем его выполнять?

Касаясь вопросов конфискации, целесообразно урегулировать в Уголовно-процессуальном кодексе и вопросы международного сотрудничества, связанные с конфискацией доходов, полученных преступным путем. Сейчас в этом вопросе правовой пробел: закон регулирует только вопросы экстрадиции физических лиц и орудий преступления.

Не соответствует международным требованиям понятие легализации (отмывания) доходов, полученных преступным путем, которое сейчас содержится в Уголовном кодексе и федеральном законе.

Все международные конвенции, которые ратифицировала Россия, предполагают уголовную ответственность за отмывание денег от любых преступлений, в том числе и от налоговых. У нас же, как всегда, в законодательстве свой, «особый», подход, который не включает налоговые преступления в число тех криминальных деяний, где применяются правовые механизмы борьбы с отмыванием «грязных» денег. А это означает, что бороться с отмыванием денег от налоговых преступлений попросту нельзя! Это прямое противоречие международным обязательствам, взятым Россией в борьбе с оргпреступностью и коррупцией. Ведь уклонение от налогов, особенно совершенное в составе организованных преступных групп, по всем международным меркам — главная составляющая современной транснациональной организованной преступности. А наше законодательство просто не включает в статьи об отмывании целый ряд преступлений, которые обязаны быть туда включены исходя из международных положений.

В прошлом году Европейский суд по правам человека по делам Ваньяна и Худобина принял неприятные для российского правосудия решения, посчитав, что в РФ были нарушены права истцов. Это произошло во многом потому, что указанные граждане в своих жалобах в Европейский суд отметили, что по отношению к ним сотрудники правоохранительных органов под видом оперативно-розыскных мероприятий применили провокации. Иными словами, оперативники проводили проверочную закупку наркотиков у этих лиц, то есть обратились к подозреваемым с просьбой продать наркотики, те их продали, за что и были привлечены к ответственности. Ваньян и Худобин в своей жалобе в Страсбург посчитали, что действия оперативников были провокацией, и Европейский суд с этим согласился, так как в российском законе об оперативно-розыскной деятельности дан перечень действий оперативников, но понятие каждого из них не раскрыто. Одновременно нет и понятия «провокация», а Европейская конвенция о правах человека требует, чтобы национальное законодательство было предельно понятно гражданам. Поэтому и возникает необходимость в законе об оперативно-розыскной деятельности дать четкое определение тех или иных действий оперативников. А также показать отличие этих мероприятий от провокаций, иначе ЕС будет засыпать нас решениями, направленными против России. Все это крайне негативно может отразиться на эффективности борьбы с оргпреступностью и коррупцией.

В России давно назрела необходимость разработок национальной стратегии борьбы с организованной преступностью и коррупцией.

На основе такой национальной стратегии необходимо разработать федеральную программу борьбы с организованной преступностью и коррупцией на 3 — 5 лет.

Важно постоянно вести межведомственный мониторинг за состоянием организованной преступности и коррупции, выявлять наиболее болевые точки. Консолидировать общие усилия для противодействия новым негативным тенденциям. Одна из них, на мой взгляд, является рейдерство (захваты предприятий силами организованных преступных групп и их коррумпированных связей). Это вторичное преступное перераспределение собственности стало угрозой национальной безопасности России, напрямую подрывая экономическую стабильность и инвестиционный климат в стране.

Другой такой новой проблемой является организованная преступность, связанная с незаконной миграцией.

У нас ничего не получится, если мы не поймем: оргпреступность, тесно связанная с коррупцией, — это не проблема какого-то одного ведомства или поправок в тот или иной закон. Это угроза конституционному строю России. Исходя из этого и нужно действовать.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...